— Зачем? — спросил Брахт, тоже внимательно осматривая окрестности суженными голубыми глазами. — Зачем такая жестокость? Почему не напасть на нас?

— Их, скорее всего, здесь уже нет. Правда, они могли оставить наблюдателей. — Очен как-то сразу обмяк и постарел на несколько лет. — Боюсь, они играют с нами в кошки-мышки в надежде запугать нас и измотать.

— Именем Хоруля, клянусь отомстить! — произнёс Чазали сквозь стиснутые зубы, и в обещании его звенела ярость. — Если у нас будет такая возможность, они за все ответят.

— Да, и ты можешь рассчитывать на меня, — пообещал Очен. — Но сейчас похороним наших братьев. Они этого заслуживают.

Чазали кивнул, громким голосом отдал несколько приказаний, воины быстро собрали погребальные костры, и Очен поджёг их своей магией. Слабый аромат миндаля быстро отступил под натиском запахов горящих деревьев и плоти. Котузены повторили за Оченом молитву, а затем в мёртвой тишине смотрели на поднимающийся к небу столб чёрного дыма.

Ритуал не занял много времени, однако, когда они вновь тронулись в путь, уже стемнело. На голубую, пробивающуюся среди ветвей полоску неба у них над головами начали набегать красные тени. Мгла упала на лес, и он вновь стал угрожающим. Когда Чазали наконец позвал Очена и они объявили привал, вся колонна, даже невозмутимые котузены, вздохнула с облегчением.

Путники разбили бивак на полянке подле дороги, где росла сочная трава и бил источник, вода из коего собиралась в небольшом прудике. На лужайке, обрамлённой поросшими мхом скалами, хватило места и для лошадей, и для всадников. Тут же по всему периметру выставили часовых, лошадей стреножили и пустили пастись, и все, кто не был назначен в дозор, собрались вокруг костров. Очен медленно ходил среди окружавших поляну деревьев едва слышно бормотал заклинания, и за ним тянулся сладкий запах миндаля, Но, несмотря на все меры предосторожности, никто не позволил себе расслабиться. Котузены и не думали снимать доспехи; Каландрилл, Катя Брахт и Ценнайра тоже были настороже и не спускали рук с мечей. А сев поужинать, положили зачехлёнными мечи на ноги.

Каландрилл устроился рядом с Ценнайрой, и она инстинктивно подвинулась ближе — так спокойнее. То, что они недавно видели, не оставило равнодушной даже её. Она уже вовсе не была уверена в том, что доживёт до конца путешествия, ибо тот, кто вспорол доспехи разведчиков, словно тряпичные куклы, запросто мог вспороть и её. Она представила, как будет обречена жить вечно со вспоротым животом, и её передёрнуло — это даже страшнее, чем честная смерть. Каландрилл собрался её подбодрить, но не успел.

Леденящий душу вопль наполнил собой ночь, и Ценнайра в испуге прижалась к Каландриллу.

Началось все с булькающего звука умирающего от раны в лёгких человека. Звук сей взмыл к небу, отскакивая от дерева к дереву, отдаваясь эхом, становясь все громче и громче, все ужаснее и ужаснее, и вдруг неожиданно оборвался — и наступила зловещая тишина.

— Ахрд! Страшно воют местные волки.

Угрюмый юмор Брахта заставил Чазали ухмыльнуться, но улыбка тут же застыла у него на лице: вопль повторился. Киривашен вскочил на ноги. Раздался третий вопль и четвёртый, и все время с разных сторон. Наконец все они слились в единый леденящий кровь хор, словно вопили души, томящиеся в аду, полные ненависти ко всему сущему, жаждущие заставить людей пройти через предписанные им мучения.

Чазали был бледен, но ни один мускул не дрогнул у него на лице. Каландрилл, Брахт и Катя с мечами на изготовку стояли рядом.

— Они хотят запугать нас. — Очен сидел подле костра и грел руки.

Брахт мрачно ухмыльнулся и сказал:

— И это у них неплохо получается.

Вазирь кивнул:

— Они далеко и вряд ли им удастся побороть мои обереги.

— Вряд ли? — переспросил керниец.

— Место сие ограждено заклятиями, кои им будет очень трудно преодолеть, но… — Очен пожал плечами, — я не ведаю, какими колдовскими силами наградил их Рхыфамун.

— А ты можешь привести нас к ним? — спросил Каландрилл, и голос его едва не затерялся за страшными воплями.

— Это будет не мудро, — покачал головой Очен. — Если я уйду в эфир, то мои заклятия на земле ослабнут, а опасность того, что Рхыфамун отыщет твою душу в эфире, пока ещё не ликвидирована.

Каландрилл беспомощно взмахнул рукой в сторону мрачной тьмы, простиравшейся за кругом огня.

— Его творения, похоже, уже отыскали нас, — заявил он. — Что, если они поставят в известность хозяина?

— Тем более, — терпеливо пояснил Очен, — я должен оставаться здесь. Но я надеюсь, они не настолько близко. Скорее всего, он околдовал тенсаев и оставил их позади себя.

— Значат ли твои слова, что ты ничего не можешь поделать? — Каландрилл оглянулся по сторонам — вопли оглушали его, били молотом по голове. Ценнайра крепко держала его за руку. — Неужели мы должны это терпеть?

— Боюсь, что да, — сказал Очен с раздражающим спокойствием.

Наступило молчание, тяжёлое, оглушающее, как зловещие вопли, которые отдавались у них в ушах. Тишина предвещала шторм — простое затишье перед бурей. Потрескивание сучьев, шелест листьев на ветру словно предупреждали их о чем-то страшном. Дрова в костре потрескивали, лошади всхрапывали, доспехи воинов позвякивали. Все в страхе вглядывались в темноту.

— Я проверю лошадей, — сказал Брахт, — вопли их тоже напугали.

— Я с тобой.

Катя сунула меч в ножны, и Каландрилл заметил тревожный блеск в её глазах. Холодный пот тёк у него по спине. Ценнайра крепко держала Каландрилла за руку.

— Я поговорю с воинами, — произнёс Чазали.

— Успокой их, скажи, что мои заклятия уберегут их от нападения, — посоветовал Очен. — Вряд ли что произойдёт.

Киривашен нахмурился, а Каландрилл спросил:

— Тогда зачем все это?

Очен коротко и невесело рассмеялся.

— Если бы они думали на нас напасть, то не стали бы предупреждать. Нет, нас просто хотят измотать. Нападут они позже, и тогда предупреждать не будут.

Чазали что-то пробурчал и ушёл. Каландрилл погладил Ценнайру по руке и, с трудом улыбнувшись, сказал:

— Очен прав; так что давай готовить ужин.

Ценнайра поджала губы и, хотя и не без усилия над собой, отпустила его руку. Она была напугана. Подобного страха она не испытывала с тех пор, как её бросили в темницу Нхур-Джабаля. А близость Каландрилла действовала на неё успокаивающе. Ценнайра кивнула и села на траву.

Каландрилл пристроился рядом, наблюдая за тем, как Очен ставит на костёр котелок с водой и сырым мясом.

— Когда? — спросил он тихо.

— Когда они нападут? — Вазирь пожал плечами. — Я не обладаю даром предвидения. Посему могу только догадываться. По моему разумению, это случится днём. Рхыфамун знает, что ты путешествуешь в компании колдуна, так что он, конечно, понимает, что на ночь я ограждаю нас оберегами. Он также знает, что во время марша я этого сделать не в состоянии.

Каландрилл нахмурился, собираясь с мыслями, но колдун опередил его:

— Для того чтобы оберечь во время марша такую большую группу людей, требуется по меньшей мере вазирь-нарумасу. Но даже их нужно по меньшей мере двое. Я полагаю, Рхыфамун пользуется и людьми, и колдовством; скорее всего, он приказал своим приспешникам напасть на нас на марше.

Перспектива была малоутешительной, и Каландрилл не нашёлся, что ответить. Он потянулся, чтобы перевернуть мясо, с которого в костёр капал жир, но Ценнайра опередила его:

— Я сама справлюсь, тебе есть чем заняться.

— Вроде этого? — поморщившись, спросил Каландрилл, когда раздался новый вой.

— Ты же учишься оккультному мастерству, — сказала она, поправляя мясо над костром и глядя на Очена.

— Сегодня занятий не будет, — заявил вазирь, перекрикивая вопли. — Рхыфамун выиграл у нас день.

— Невелика победа, — заявил Каландрилл, скорее чтобы успокоить Ценнайру.

— Истинно, — улыбнулся Очен. — Но завтра… может, завтра он познает поражение.

— Если будет угодно Дере.

Каландрилл говорил искренне, хотя, прислушиваясь к дикой какофонии, он в глубине души вопрошал себя: не оставили ли Молодые боги их один на один в непонятной войне? Они сидят в густом лесу — но где Ахрд? Почему лесной бог Куан-на'Фора не прислал биахов, дабы положили они конец этому дикому завыванию и уничтожили тех, кто сим занимался? Из источника, булькая, вытекает вода — но где Бураш? Где Дера? Богиня говорила о том, что на неё и её божественных братьев наложены ограничения. Распространяется ли их власть по сю сторону Кесс-Имбруна? Или они бессильны на Джессеринской равнине? А Хоруль? Где лошадиный бог джессеритов? Он должен им помогать, но он молчит. Может, и он обессилел из-за эманации, исходящих от Фарна?