Как и на южном берегу, здесь их ждал настоящий лабиринт из камней и скал. Солнце уже почти село, когда они добрались до расположенных полукругом валунов, за которыми можно было спрятаться от крепчавшего ветра. Путники нарубили веток и разожгли весёлый костёр. Брахт с Каландриллом деликатно ушли вытирать животных, позволив женщинам скинуть с себя мокрую одежду.

С заходом солнца похолодало. Темнота заполнила ущелье. Где-то шумел водопад. Они приготовили скромный ужин, отдавая себе отчёт в том, что провианта у них осталось мало.

— На пару дней хватит, — заявил Брахт, вытирая клинки. — Если будем экономить.

Каландрилл, заточив меч, протёр его тряпкой и попробовал на ноготь.

— Джессериты тоже едят, — заметил он. — На равнине должна быть какая-то дичь.

— Охота нас задержит, — сказала Катя, глядя на темнеющие скалы. — Рхыфамун далеко.

— Затерялся где-то среди джессеритов, — хмуро заметил Брахт. — Если, конечно, они не распознали в нем гхаран-эвура.

— Твой народ не сумел. — Каландрилл сунул меч в ножны. — Дера! Поймать его — все равно что найти иголку в стоге сена. Даже несмотря на то, что среди нас человек, который видел его лицо.

Он взглянул на Ценнайру, и она улыбнулась.

— Такое лицо я не забуду никогда, — пробормотала она, содрогаясь от воспоминаний. — Мне достаточно одного взгляда, чтобы узнать его.

— Это нетрудно, — с язвительной улыбкой заметил Брахт. — Труднее доставить тебя к нему.

— Хорошо уже и то, что мы идём по его следу, — задумчиво проговорила Катя, грея руки над огнём. — Не потерять его след было нелегко. Если Хоруль поможет, как Бураш и Дера, то у нас появится ещё один божественный союзник.

Брахт молча пожал плечами, а Каландрилл сказал:

— Возможно, таков замысел Молодых богов. — Лиссеанец и сам не знал, был ли он в уверен в том, что говорил, или просто хотел себя подбодрить. Он понимал, насколько трудно и почти нереально найти одного человека в бескрайней и незнакомой им Джессеринской равнине. — Я буду молиться, чтобы это было так, — добавил он.

— Я тоже, — усмехнулся Брахт. В отблесках огня профиль его казался ястребиным. — Боги знают, как нам нужна их помощь.

Ценнайра осторожно переводила взгляд с одного на другого, не переставая удивляться их мужеству. Она не привыкла восхищаться людьми. Опыт, приобретённый в борделях Харасуля и Нхур-Джабаля, научил её не столько уважать, сколько презирать людей, но сейчас, к своему удивлению, она была вынуждена признать, что не может не восхищаться этими людьми, с таким мужеством шедшими к своей цели. Уж не становится ли она моралисткой? Уж не появилась ли у неё совесть?

Никто не обратил внимания на её задумчивый вид, посчитав, что она просто устала; и вскоре все улеглись. Первым дежурил Каландрилл.

Мысль об опасности ему приходила редко: как и Брахт, он считал, что Рхыфамун слишком уверен в себе и потому не оставил западни. Да и джессеритов вряд ли они здесь встретят.

Насколько он ошибался, Каландрилл понял только тогда, когда в темноте что-то просвистело и руки его оказались прижатыми к телу, а ноги запутаны. Он повалился набок, ударился о низкорослую сосну и грохнулся оземь. Единственное, что он успел, — это крикнуть.

Каландрилл услышал возглас Брахта, и в то же мгновение из тени к ним метнулись фигуры. Один бросился подле него на колени и холодными руками схватил за горло. Другой вытащил нож. Сталь голубовато поблёскивала в лунном свете. Каландрилл ждал смерти, но клинок лишь предостерегающе похлопал его по щеке, а рука вокруг глотки ещё больше сжалась. Душивший его человек издал гортанный звук, призывая его к молчанию.

Каландрилл не мог сопротивляться. Локти его были плотно прижаты к телу, а пальцы, сдавившие горло, не давали возможности произнести ни звука. Да это и бессмысленно, в отчаянии подумал он: по доносившимся до него звукам Каландрилл понял, что друзей схватили так же быстро, как и его самого. Лиссеанец молча ругал себя за недостаточную бдительность.

Наконец рука отпустила его горло. Путы на лодыжках ослабели. Каландрилла бесцеремонно поставили на ноги, развернули так быстро, что он даже не увидел лица державшего его человека, и бросили ничком подле костра. Брахт, Катя и Ценнайра тоже лежали у огня как предназначенные для заклания животные. Вокруг стояли люди в тёмных доспехах. Лица их скрывались за металлической сеткой. Как палачи, подумал Каландрилл.

Глаза Брахта были закрыты, грудь его поднималась и опадала под путами. Каландрилл понял, что повалили их при помощи длинных кожаных шнуров с маленьким металлическим шариком на конце. С другой стороны от кернийца лежали Катя и Ценнайра. Обе женщины были в сознании. Катя сердито хмурилась, а серые глаза её в отблесках костра метали молнии; Ценнайра пребывала в явном замешательстве.

— Если бы они хотели нас убить, то давно бы это сделали, — сказал Каландрилл, желая успокоить её. Ему и в голову не могло прийти, что она думает о том, стоит ли разорвать путы и бежать. Он собирался ещё что-то сказать, но от удара ногой потерял дыхание. Жестом ему приказали замолчать. Каландрилл застонал и взглянул на мучителей.

Их оказалось девять. Из-под конических шлемов на плечи им спускались вьющиеся намасленные волосы, чёрные, как и латы, скрывавшие грудь, руки и кисти. На ногах прикреплены набедренники и наголенники. На чёрном металле играли кровавые отблески костра. С широких поясов свисали ножны с круто изогнутыми мечами и ножи. Вид у этих молчаливых фигур был угрожающим.

По глазам, горевшим в прорезях вуалей, Каландрилл ничего не смог прочитать — они были совершенно пусты, словно перед ними стояли девять металлических автоматов, предназначенных для того, чтобы вынести им смертный приговор.

Наконец один из них грубым голосом произнёс несколько коротких слов; узников тут же подняли и развязали им ноги. Брахт застонал и пошатнулся, и двое — как полагал Каландрилл, джессеритов — подхватили его под руки. Керниец мотал головой и мигал глазами.

— Ахрд! Нас взяли. Ты вроде кричал…

Предводитель джессеритов опять что-то сказал, явно побуждая кернийца замолчать. Брахт сплюнул прямо к ногам предводителя. Тот рассмеялся, словно довольный брошенным ему вызовом, и прокричал ещё несколько фраз, затем махнул рукой в сторону скалы, прикоснулся пальцем к губам Брахта и провёл ладонью по его горлу, не оставляя сомнений в том, что они сделают, если тот произнесёт ещё хоть одно слово. По следующему короткому приказанию узникам быстро вставили в рот кожаный кляп. Предводитель вновь указал рукой на скалу, поманил их за собой и пошёл вперёд.

Пять воинов встали вокруг узников и, грубо подталкивая, заставили их идти следом; оставшиеся трое расстреножили лошадей и повели их в поводу.

Молчание было угрожающим. Тишину нарушало лишь похрустывание кожи и глухое постукивание копыт. Джессериты вели их на скалу. К северному подножию Дагган-Вхе, решил Каландрилл. Когда он успокаивал Ценнайру, то сказал первое, что пришло в голову, но сейчас понял, что оказался прав: если бы джессериты на самом деле намеревались убить тех, кто посягнул на их земли, они бы наверняка сделали это ещё подле костра. С другой стороны, если бы среди безликих воинов был сам Рхыфамун, он бы уничтожил их на месте. По причинам, которые Каландрилл не понимал, им сохранили жизнь. Чтобы потом казнить? А может, джессериты задумали что-то другое? Он не знал, но то, что они ещё живы, вселяло надежду.

Неловко передвигаясь со связанными руками, он размышлял только об этом.

Скоро они вышли на площадку, где их ждали спутанные снаряжённые лошади. Воин, стороживший животных, приветствовал предводителя. Вождь крикнул что-то на незнакомом языке, воин подвёл к нему коня и упал на колени, позволяя предводителю встать ему на спину, как на ступеньку. Ещё один гортанный приказ, и узников разоружили, грубо посадили на коней, руки привязали к лукам седла, а ноги — к стременам. Ценнайру водрузили на сивого мерина за спиной у Кати и связали женщин за пояса. Джессериты тоже вскочили на лошадей, подхватили под уздцы животных, на которых сидели узники, и тронулись вперёд.