Его развязали и повели наверх. Там его принялись избивать и пытать...

— Бедный ты мой Илюшенька! — заплакала Варя.

Илью пытал японский майор Кимура. Он придумывал самые ужасные пытки. И однажды он вызвал солдат и приказал Илью расстрелять...

Затаив дыхание, слушал рассказ Ильи Павка. Приключения Сюркуфа показались ему ничего не стоящей глупой игрой. Вот настоящие приключения! Илья казался Павке сказочным героем.

— Погоди, Глашка, погоди, — прошептал он, хотя Глаша ни о чем его не спрашивала и ничего не говорила. Она, как и Павка, старалась не пропустить ни одного слова. Как же он убежал от расстрела?

Но о бегстве своем из тюрьмы Илья рассказал совсем коротко.

— Вспоминать неохота, — сказал он.

Он пошел на базар и на базаре встретил Митрошу.

— Попетляли мы здорово, — сказал, улыбнувшись, Митроша. — Если б и следил кто за ним, запутались бы вконец.

— Счастлив ты, хлопец, что не попал в «вагон смерти», — сказал Остап. — Оттуда живыми не выходят. Садись, ешь.

Илья сел за стол и с жадностью принялся есть рыбный суп.

Варя глядела на него преданными, счастливыми глазами. Павка и Глаша с любопытством смотрели на человека, убежавшего от неминуемой смерти.

Поздно вечером, когда все разошлись, Остап свистнул в дудку и скомандовал:

— Отбой ко сну! Спать лягать!

Ребята легли спать. Павка долго не мог заснуть. Он думал об Илье. Какой он храбрый, — не побоялся ни японцев, ни тюрьмы, ни «вагона смерти».

Остап храпел на своей койке.

— Павка, ты спишь? — позвала Глаша.

— Нет, не сплю. А ты?

— Я тоже не сплю. Я все думаю.

— Чего же ты думаешь?

— Я когда нищего водила, Илюшку один раз видела.

— Где ты его видела? Что ты врешь? Он ведь в тюрьме сидел.

— Мы с нищим мимо того японского дома шли, где солдаты, помнишь?

— Ну, ну?

— Из этого дома и Илья вышел. Только я тогда его не узнала. У него ведь борода отросла. Рыжая.

— Ну и дура, — рассердился Павка. — Спи! Скажет тоже!

— Павка! — позвала Глаша.

— Спи, говорят, — огрызнулся Павка.

Он подумал еще, какая глупая эта Глашка, а заснул.

А Илья солгал, что он бежал из тюрьмы.

На самом деле все произошло совсем иначе.

Однажды утром два вооруженных солдата ввели Илью к майору Кимуре.

Кимура сидел за большим письменным столом. Маленький, коротконогий, с черно-синей щетинкой волос на голове, Кимура перебирал желтыми костлявыми пальцами листы дела, вшитые в синюю папку. Когда солдаты ввели Илью, майор Кимура сделал вид, что не замечает его. Но, перелистывая дело, он поглядывал колючими глазками на заросшего рыжей бородой, оборванного, поеживающегося от холода Илью. Илья дрожал и дул на замерзшие руки. Он закашлялся сухим надрывным кашлем. Тогда Кимура отложил в сторону синюю папку и сказал:

— Я очень счастливый, что снова вижу вас. Вы нужный мне в настоящее время. Подойдите ближе.

Илья, слегка прихрамывая, подошел ближе.

— Я полагаю обходиться без сильных действующих мер, — сказал Кимура и протянул Илье раскрытый серебряный портсигар.

Илья взял дрожащими красными пальцами папиросу.

— Ваш отец, храбрый кондуктор броненосца, был пленен в девятьсот пятом году.

Он протянул Илье спички и продолжал:

— Он очень довольный Японией и живет в Нагасаки. Мы захватили вас на «Грозе», и я мог расстрелять вас. Но я не расстрелял вас, господин Зазвонов. Вы мне нужны.

Майор Кимура улыбнулся и поклонился.

— Вам не нравится наша тюрьма. Вы хотите видеть вашу жену. Мне не нравится типография, где большевики печатают свои листовки. Мне не нравится большевик Косорот, не нравится подпольная организация. Я отпускаю вас к вашей жене. Вы найдете мне типографию и подпольную организацию и большевика Косорота. Я совсем уверенный в этом.

Он подождал и добавил:

— Вы будете видеть своего отца в Нагасаки. И ваша жена тоже увидит вашего отца в Нагасаки.

Он встал.

— Но если вы попытаетесь... вы знаете, какие у нас длинные руки.

— Мне... Варю бы... видеть... — сказал хриплым голосом Илья.

— Увидите! Сегодня будете видеть, — оскалив зубы, сказал майор Кимура. — Вы будете рассказывать, что бежали из тюрьмы.

Зазвонов молчал.

— Приятного пути, — сказал Кимура. — Вы есть свободны. Ну?

— Ладно, — сказал Илья, убрав голову в плечи. — Я не обману вас. Мне Варю бы видеть...

Кимура позвонил и приказал часовому выпустить Зазвонова.

С тех пор как ребята поселились в розовом домике, прошло несколько месяцев.

Наступила суровая амурская зима. Она опушила гагачьим пухом сопки и покрыла тяжелыми белыми подушками крыши домов. Пушистые хлопья легли на ветки деревьев. В городе с раннего утра курились трубы.

Амур давно застыл, и лошади протоптали по льду желтую дорогу.

Однажды утром дядя Остап, как всегда, свистнул в свою боцманскую дудку и скомандовал:

— Команде вставать, умываться, койки прибрать!

Его деревяжка застучала по полу — тук-тук. Старик отправился к реке умываться. Умывался он всегда у проруби, ледяной водой, вытирал лицо и заиндевевшие пушистые усы чистым махровым полотенцем. Вскоре он возвратился домой и скомандовал:

— А ну, команда, палубу чистить, драить, водой скачивать!

Глаша мигом принесла ведро и три швабры. Все обитатели домика принялись за приборку.

— Лучше скачивай, надраивай, до блеску надраивай! — весело кричал Остап Павке. Павка с удовольствием тер пол шваброй до блеска.

— Команде чай-кофей пить, — скомандовал Остап, и Глаша принесла чай. Она стала хозяйкой розового домика: готовила обед, приносила воду, стирала и гладила белье. Все трое сели за стол и стали завтракать.

Павка ждал Варю. Каждое утро Варя приносила из типографии газеты и листовки. Где находится типография, Павка не знал.

Илья и Митроша расклеивали листовки на улицах. В ящике у Митрошиного медведя было два отделения: одно из них потайное. В потайном отделении Митроша прятал листовки. Торговкам, солдатам и всему другому народу Митроша продавал настоящее «счастье». Но когда у Митроши просили «особенного счастья», он отпирал потайной ящик и доставал листовки.

Подпольные газеты распространял Павка. Он научился проделывать это с необычайной ловкостью и никогда не попадался. Исайкиной банды он теперь не боялся. Остап дал ему денег, и теперь он сам ходил в контору и покушал для продажи белогвардейские газеты.

В белогвардейских газетах все чаще и чаще появлялись объявления японского командования, предлагавшего большие деньги за поимку Косорота. Теперь предлагалось уже три тысячи иен. Приезжавший из тайги Васька Шагай отвозил эти газеты Косороту. Косорот с Петром только посмеивались над стараниями японского штаба...

Павка поглядел на часы. Уже давно было пора прийти Варе, а ее все не было.

Остап допил чай и ушел. Он всегда по утрам уходил в город. В городе он встречался с рабочими, передавал им какие-то бумажки, беседовал подолгу в чайной и возвращался только к обеду.

Глаша принялась убирать со стола. Кто-то вошел в палисадник и постучал в дверь.

— Входи, — сказал Павка.

Вошел Илья.

— А где же Варя? — спросил Павка. Он начал беспокоиться: ведь уже пора отправляться торговать. А то Исайкины парни захватят все углы, ни одного угла не достанется Павке.

— Шагай приезжал из тайги, — сказал Илья, — вот и задержалась. Я тебе газет принес.

Илья вынул из-за пазухи пачку желтоватых газет.

— Варя просила, как расторгуешься, зайти к ней и посторожить квартиру. Подождешь ее, она к вечеру вернется. Ключ возьми.

Он передал Павке ключ.

— А куда она пошла?

— По делу, — отрезал Илья.

Павка теперь отлично понимал, что когда говорят: «ушла по делу», расспрашивать не полагается. Значит, он будет до вечера один в большой квартире? Когда Павка жил в подвале профессорского дома, он часто бывал у Вари на кухне. В комнаты же его ни разу не пускали. То-то он теперь насмотрится на диковинные вещи! Наверное, в комнатах профессора много занятного.