Ближе к третьей части списка в дяде Леше проснулся-таки актер, певец и танцор одновременно. А как раз когда список перевалил за середину, старший техник окончательно погрузился в философию праздника. Глумливая тварь, нелепо скачущая в красном пальте и бурчащая себе под нос Баркова, менее всего напоминала Деда Мороза, но в общем бедламе этого никто не замечал. Разве что очумевшие дети испуганно впечатывались в стены и про подарки забывали напрочь.

– Дядь Леш, давайте пойдем, – робко уговаривала его я. – Уже вечер скоро.

– Какой я тебе дядя, я Дед Мороз! – безумно хохотал он и продолжал скакать дальше.

Впрочем, буйствовал дедуська недолго и еще через три квартиры упал на пол, раздолбав посохом хозяйское зеркало.

– Ты не переживай, – сказал мне Юрик, после того как утрамбовал дядю Лешу в машину. – Там адресов совсем чуть-чуть осталось – всего-то семь. Мы подарки с тобой быстренько развезем и домой поедем. Не развезем – будет мне выговор, а у меня жена.

Впрочем, как оказалось, ни выговор, ни жена не были для Юрика авторитетом, потому что он ухитрился нахлобучиться в первой же квартире.

В отличие от пьяного дяди Леши пьяный Юрик был гораздо неприятнее. Ведь именно от него зависел мой возврат домой.

– Дядя Юра, может, поедем? – попыталась было я выдернуть его из-за стола.

– Да куда же мы поедем? Я ведь выпимши уже, еще машину разобью, – глупо улыбнулся мне он.

– Но мне же домой надо. А у вас жена.

– Жена не стена, – философски заметил Юрик и отчего-то посмотрел в окно. – Ты пока тут поиграй.

За окнами начинало темнеть, стрелки часов ползли к девяти вечера, а я была совершенно одна в совершенно чужой квартире, без всяческих перспектив попасть домой в этом году.

Неизвестно, чем бы все это дело закончилось, если бы через какое-то время не раздался звонок в дверь.

«Ну все, капец, – горестно подумала я, – к ним пришли гости».

Но на пороге стояла мама. Моя мама.

Впрочем, капец стоял вместе с мамой, то ли левее, то ли правее – не помню.

Первым огреб Юрик. Сразу же по приезде домой мама набрала его домашний номер и имела короткий разговор с той самой молодой женой. Собственно, на этом месте праздник для Юрика и закончился. Молодая жена хоть водить и не умела, но оказалась по адресу уже через семь минут, и в нагрузку к румынскому галстуку «желтое на черном» Юрик получи; вполне себе русский фингал «лиловое на сизом». Следующим номером обогатился папенька.

– Мою кровиночку с алкашней отпустил! – визжала мама, аки свинья на бойне, и махала руками в области папенькиной физиономии.

Папенька смущался, словно школяр на сольфеджио, и топтался с ноги на ногу.

– Она, Галенька, сама хотела… То бишь у нее вначале на школьной елке не получилось, – попытался было отмазаться родитель.

Но последнюю фразу ему говорить не стоило, потому что в ту же самую секунду я сбегала в спальню и принесла свой сорочий нарядец.

– Что это за охоботья? – спросила мама ледяным голосом.

– Это, мамочка, мой карнавальный костюм, – горько сказала я и всхлипнула.

Пробоина в папенькином корпусе достигла критических размеров и стала несовместима с плавучестью. Не желая смотреть, как последняя труба «Титаника» опускается в ледяные воды океана, я тихо закрыла дверь родительской комнаты и отправилась наряжать елку.

Позже всех пополнился дядя Леша. Как оказалось, в старшем технике был довольно большой запас гражданской активности, поэтому дедморозил он в течение недели, вплоть до Рождества. Мамины товарки докладывали о его появлении то там, то сям, но окончательно изловить дедушку удалось только к старому Новому году. К тому времени он порядком поистаскался и носил бороду вместо шарфа, но детям нравился по-прежнему. Триумфальное шествие Деда Мороза закончилось в местном околотке, куда дядю Лешу доставили в качестве достопримечательности. Точно дивная птица, сидел он в обезьяннике и тихо поскуливал, глядя, как стражи порядка глушат его портвейн, хрустя дитячьими леденцами.

С тех пор я Снегурочкой не работала.

А жаль.

Вот так всегда… У кого-то праздник, а у кого-то…

Как этот самый 2005-й пришел, я не помню. То есть кое-что все-таки припоминаю, и этого вполне достаточно, чтобы не напрягать башку и не вдаваться в детали. Самое забавное – это то, что после празднования…

Вообще, человеков опосля возлияния можно разделить на две категории: философы и лицемеры.

Первые – люди спокойные и умудренные опытом. С бодунища Кремль не штурмуют, на Северный полюс не десантируются и далее ближайшей распивочной вояжей не устраивают. И невзирая на то что философский подход к празднованию растягивает торжества до Первомая, эта теория мне ясна, понятна и всячески разделяема.

Куда как хуже, если клиент лицемер. Встанет такой с утреца и, невзирая на то что тыква трещит, поплетется на улку. И заметьте, нехрена не за продолжением банкета, а вовсе даже для того, чтобы пробежаться и поправить пошатнувшееся здоровье. Плевать, что от такого бегуна пахнет совсем не спортом и глаз его красен, как катафот на «Каме». Он, блин, борец за здоровый образ жизни, и по барабану ему, что вчерась «Столичным» блевалось, ведь «теперь он никогда и ни за что», а вчерашнее – не более чем досадная неразумь. Вообще, лицемера опознать просто – он из тех, кто утром орет про «гантели и вышивку», чтобы через четыре дня повторно ублевать вашу скатерку.

Ну да хрен с ними, с лицемерами.

Патамучта есть еще третья категория. Идейная.

Кто, скажите мне, кто именно презентовал моему сюпругу карточку в спортивный клуб? Ну хотя бы намекните, и я расшибу эту тварь о дверной косяк, съем ее мозги столовой ложкой, а гениталии заспиртую для потомков.

Или нет… Лучше держите рот закрытым.

Ибо в порыве шубного экстремизма я сама отдала мужу карточку, а до кучи наобещала завтрак в постель, обед в сортир и ужин за шиворот. Вообще, воспоминания о том, что я, Катечкина, несла в момент меховой покупки, бросают меня в дрожь и жар попеременно. Потому что с 1 января я как минимум должна была бы метаморфироваться в жену Самоделкина, с микроволновой печкой вместо брюха и кнопкой «вырубить на хрен» на лбу.

Короче, когда супруг ушел в заплыв, я была совсем, совсем неподготовленная.

Конечно, в самом начале я рассчитывала, что дело существенно осложнится покупкой спортивной формы. Во всяком случае, если бы мне на халяву карточка перепала, то я бы три недели изыскивала что-нибудь спортивное, так чтобы при одном взгляде на оное мысли о спорте напрочь пропадали и Чикатилы кончали, до ширинки не дотрагиваясь. Хрена! Целлофановый пакет, плавки, старые шлепки и «не волнует, я все равно плаваю лучше всех» на закуску. Хотела было ему сувенирный кирпич подарить, но в пакет не влезал.

Короче, тетки, мужикам и вправду проще. Бр-р-р.

В итоге, по приходе, вместо мужа обыкновенного одна штука, у меня вышел муж идейно-голодный три штуки.

– Где мой борщ? – стукнул он кулаком по столу.

От неожиданности я вздрогнула и почему-то посмотрела на подоконник. На подоконнике стояла пепельница полная и бычков и совсем на борщ не похожая.

– Ну, там что-то от Нового года же осталось, – интеллигентно вздохнула я и потупилась.

– Борщ! – еще громче гаркнул муж.

Так я пошла готовить борщ.

Но на хохляцкой радости дело не закончилось.

Увлекшийся папенькиными начинаниями Фасолец немедленно потребовал трехкратной прогулки. А вместо творожка с абрикосами баночного – творожка самоприготовленного со слезой и яблоками.

Короче, выслуживаюсь.

Скорее бы заканчивались эти праздники, что ли…