Ограниченное количество избирателей не служило препятствием к успеху. Наоборот, среди малочисленного населения легче провести избирательную кампанию. Мнение остальных колонистов не принималось в расчет, ибо, рассеянные по всей территории острова, оторванные друг от друга, они не имели никакой возможности договориться о каких-либо совместных действиях. Если же когда-нибудь им и придется снова вернуться в основной лагерь, они найдут здесь уже организованное управление и вынуждены будут примириться с совершившимся фактом.

Итак, Боваль приступил к избирательной кампании и благодаря своему блестящему красноречию довольно быстро отвоевал в свою пользу еще с полдесятка голосов. Тогда он немедленно устроил некое подобие выборов. Из-за множества воздержавшихся — ведь почти никто не сознавал важности происходящих выборов — пришлось голосовать дважды. В конечном счете за Боваля голосовало около тридцати человек.

Избранный при помощи такого ловкого хода, адвокат, принимая свое избрание всерьез, перестал беспокоиться о будущем колонии. Стоит ли быть правителем, если это звание не дает права жить за счет избирателей?

Однако Боваля теперь угнетали другие заботы. Простой здравый смысл подсказывал ему, что первая обязанность правителя — управление людьми. А это оказалось не так просто, как он воображал раньше.

Пока что его избрание привело к непредвиденным последствиям. Лагерь, в котором оставалась лишь ничтожная кучка людей, почти опустел, ибо колонисты стали уходить из бухты Скочуэлл.

Первым подал пример Гарри Родс. Обеспокоенный неожиданным оборотом событий, он перебрался за реку в тот самый день, когда Бовалю удалось удовлетворить свои честолюбивые замыслы. Плотники по частям перенесли его дом на левый берег и сделали его, по образцу дома Кау-джера, более комфортабельным и прочным.

Примеру Родса последовали Смит, Райт, Лоусон, Фок, оба плотника — Обар и Чарли, и еще двое рабочих. Так вокруг дома Кау-джера возник настоящий поселок, соперничавший со старым лагерем. Еще раньше тут же обосновались Хартлпул и четыре матроса, так что через три месяца после провозглашения независимости острова Осте в новом поселке насчитывался уже двадцать один житель, в числе которых двое детей — Дик и Сэнд, и две женщины — жена и дочь Гарри Родса.

Здесь ничто не нарушало добрососедских отношений, и жизнь текла спокойно, пока не появился Боваль и не вызвал первый инцидент.

В тот день Хальг в присутствии Гарри Родса завел серьезный разговор с Кау-джером. Юноша просил совета, как вести себя с некоторыми колонистами с того берега. Речь шла о незадачливых рыбаках, которые некогда воспользовались щедростью обоих огнеземельцев. После того как Кароли однажды выполнил их просьбу, они стали попрошайничать все чаще и чаще, и теперь не проходило дня, чтобы часть улова индейцев не перешла в их руки. Эти люди окончательно потеряли совесть. Видимо, решив, что незачем затрачивать усилия, они просто оставались на берегу, дожидаясь возвращения шлюпки, и требовали, как должного, части добычи.

Подобная бесцеремонность начала злить Хальга, тем более что в шайке бездельников находился его враг — Сирк. Но, прежде чем отказать колонистам, юноша, хотел знать мнение Кау-джера.

Кау-джер, Хальг и Гарри Родс сидели на песчаном берегу. Перед ними расстилалась необъятная морская гладь. Выслушав подробный и взволнованный рассказ молодого индейца, Кау-джер ответил:

— Взгляни на это бесконечное пространство, Хальг, и пусть оно привьет тебе более глубокие философские взгляды на жизнь. Ты, незаметная песчинка, затерянная в огромной Вселенной, волнуешься из-за нескольких рыбешек?! Что за безумие! У человека только один долг, мой мальчик: любить людей и во всем помогать им. Те, о которых ты говорил, несомненно не выполнили свой долг. Но это не причина, чтобы поступать так же, как они. Запомни простое правило: обеспечив себя самым необходимым, ты должен помочь всем остальным. А то, что они злоупотребляют твоей помощью, не имеет ровно никакого значения. Тем хуже для них, а не для тебя.

Халы почтительно выслушал излагаемые Кау-джером мысли и собирался было ему ответить, как вдруг собака Зол, лежавшая у ног собеседников, тихо зарычала. И тотчас же позади них кто-то позвал:

— Кау-джер!

Кау-джер обернулся:

— А, господин Боваль!

— Он самый… Я хотел бы поговорить с вами.

— Слушаю вас.

Но Боваль начал не сразу. Он был явно смущен. Правда, бывший адвокат заранее приготовил свою речь, но, очутившись лицом к лицу с невозмутимым Кау-джером, как-то странно оробел. Все пышные фразы моментально испарились из его памяти, будто он только сейчас осознал все значение, всю невероятную глупость своего поступка.

Ружье Кау-джера, лежавшее перед ним на песке, вызывало особую зависть Боваля. Ведь оно обеспечивало владельцу полное превосходство над всеми остальными! И разве не было бы естественно и законно, если бы это превосходство принадлежало губернатору, то есть тому, кто представлял интересы всего коллектива?

— Кау-джер, — наконец решился Боваль, — известно ли вам, что меня недавно избрали губернатором острова Осте?

Кау-джер только иронически улыбнулся в ответ.

— Я полагаю, — продолжал Боваль, — что первой моей обязанностью в подобных обстоятельствах является передача на службу общества частного имущества, которое может быть полезно для колонии.

Боваль умолк, ожидая одобрения собеседника, но, так как Кау-джер упорно молчал, заговорил снова:

— У вас, Кау-джер, имеется ружье и шлюпка. Причем то и другое есть только у вас одного. Ваше ружье — единственное огнестрельное оружие во всей колонии, а «Уэл-Киедж» — единственная надежная лодка, на которой можно выйти в море на продолжительное время.

— И вам захотелось присвоить то и другое? Тогда возьмите сами, — спокойно сказал Кау-джер.

Боваль сделал шаг. Зол угрожающе зарычал.

— Должен ли я понимать это так, что вы отказываетесь подчиниться законному главе колонии? — спросил Фердинанд Боваль.

Во взгляде Кау-джера вспыхнул гнев. Он поднял ружье, встал и, ударив прикладом о землю, отчеканил:

— Довольно ломать комедию. Я уже сказал: возьмите у меня ружье сами.

Возбужденный поведением хозяина. Зол оскалил клыки. Боваль, испугавшись злобного пса, а также решительного тона и геркулесовой силы Кау-джера, счел благоразумным дольше не настаивать. Он потихоньку ретировался, бормоча под нос какие-то невнятные слова, смысл которых, видимо, заключался в том, что доложит обо всем случившемся совету и что будут приняты надлежащие меры.

Не обращая больше внимания на «губернатора», Кау-джер повернулся к нему спиной и перевел взоры на море. Однако Гарри Родс счел этот случай весьма знаменательным и решил сделать из него надлежащие выводы.

— Как вы расцениваете предложение Боваля? — спросил он.

— Как можно расценивать слова и поступки этого паяца? — ответил Кау-джер.

— Пусть паяц, — возразил Гарри Родс, — но ведь он все-таки губернатор.

— Сам себя назначил губернатором, потому что во всем поселении не наберется и полсотни колонистов.

— Достаточно и одного голоса, чтобы получить большинство.

Кау-джер только пожал плечами.

— Заранее прошу прощения за несколько нескромный вопрос, — продолжал Гарри Родс, — но скажите откровенно: разве вы не испытываете сожалений или угрызений совести?

— Я?

— Да, вы. Ведь никто из колонистов не знает край, где вы живете уже долгие годы. Никто не знаком с его богатствами и опасностями. При этом только вы обладаете умом, энергией и авторитетом, необходимыми для того, чтобы внушить уважение безвольным и невежественным людям. А вы остаетесь безучастным и равнодушным свидетелем их несчастий. Вместо того чтобы привести этих бедняг к победе над силами природы, вы предоставляете им бродить в потемках. Хотите вы этого или нет, но на вас ляжет ответственность за все их грядущие беды.

— Ответственность? — возмутился Кау-джер. — Да разве на меня был возложен какой-нибудь долг, который я не выполнил?