Крайт по-прежнему улыбался. Он уже видел все, что необходимо, но вмешиваться пока не торопился. Спектакль его забавлял, и он решил досмотреть его до конца.

Шаман что-то выкрикнул. Два дикаря подхватили задергавшегося натуанина и распластали его на камне. Шаман склонился над натуанином, блеснул черной искрой обсидиановый нож. Натуанин заверещал и тут же захрипел, забулькал. Тело судорожно выгнулось и опало.

- Хо! - Шаман поднял над головой руку с еще бьющимся сердцем.

- Хо! - И на сознание Крайта обрушился удар.

Крайт выжидал до последнего. Он смотрел. И видел. И видел он не только забрызганные кровью руки шамана. Он видел, как шаман пьет силу поверженного натуанина. Накапливает ее, превращая в кувалду, которая должна смять, расплющить, уничтожить сознание Крайта, превратить его в покорного зомби. Но как же грубо и примитивно шаман это делал! Сила текла у него сквозь пальцы, уходила, шаману удавалось удержать не больше десятой ее части. И все же удар был силен. Потенциал натуанина был на удивление велик, и Крайт не сомневался, что, используй он натуанина вместо Кейры, его бывшей секретарши, мощность ловушки была бы не меньше.

Крайт спокойно ждал опускающуюся кувалду и лишь в последний момент, когда, казалось, его ничто уже не спасет, мягко и плавно сдвинулся, одновременно чуть-чуть смещая направление несущейся в него силы. Удар скользнул по сознанию и ушел мимо, не причинив Крайту никакого вреда.

Шамана сотрясла отдача. Пользуясь его мгновенным замешательством, Крайт тут же ударил сам. Его заклинание не крушило и не сметало. Тонкой струйкой скользнуло оно между грубыми глыбами защитных наговоров шамана и въелось в его волю, уничтожая личность изнутри. Шаман зашатался.

Выкрик. Какое-то движение сзади. Крайт, не глядя, отмахнулся. Сзади зашипело.

Заклинание закончило работу. Шаман пустыми глазами смотрел на Крайта. Он больше не был опасен. Полезен, к сожалению, тоже. Ну что поделаешь? Крайт обернулся. Кажется, он немного перебрал. Полоса разлагающихся тел тянулась аж до самых домов. Но как же приятно было снова стать самим собой, ощутить силу!

Ближе всех, растворяясь в зеленую пузырящуюся жижу, лежал тот, с признаками идиотизма. Но не сам же он решил напасть. Крайт готов был поклясться, что крикнул, послав дебила в атаку, вожак приведшего его отряда. Ладно, все зачтется.

- Гунга! - Крайт ударил себя кулаком в грудь, - Гунга!

Драматический финал. Явление бога своему народу. На краю сознания что-то недовольно заворочалось.

- Гунга! - Крайт надеялся, что не сильно перевирает подсмотренное в памяти шамана имя.

Дикари повалились в пыль. Они больше не видели Крайта. В центре площади стоял их бог, их Великий Гунга. В точности такой, каким рисовался он их воображению. Грозный, могучий. И весьма недовольный.

- Узрейте меня, несчастные, узрейте, - пророкотал Гунга, воздев громадные кулаки в небо, метая очами молнии, - и падите ниц, ибо велик гнев мой!

Возлюбленный народ мой, вы свернули с пути истинного, поддавшись ложным пророкам и проповедникам, пренебрегли святынями и заветами моими. Не вняли предостережениям моим, отвергли дары мои! И страшен гнев мой! Да, страшен гнев мой, но сердце скорбит. - Молнии в глазах Гунги окрасились в красный цвет, кулаки разжались. - Ибо любви оно полно, любви к вам, избранному народу моему, который первым стоит среди равных. И всегда простить готово тех, что хотят покаяться и вернуться ко мне. Выйти из тлена заблуждений, очиститься от скверны, в которой нахожу я вас, и идти с именем моим на устах и в сердце!

Крайт смахнул со лба капельки пота. Сил это представление отнимало довольно много. И шли они отнюдь не на создание утонченных иллюзий.

В астрале грохотали, кувыркаясь, сталкиваясь, наезжая друг на друга, обломки грубых мощных заклятий. Шум от этого стоял такой, что зубы сводило, и Крайт очень надеялся, что устроенный им тарарам укроет от любопытных глаз изящные плетения его истинных заклинаний.

- И вопрошу я вас, во плоти явившись. - Гунга простер руки над дикарями. Дабы спасти тех, кого спасти возможно, готовы ли вы? Способны ли? Покаяться, отринув гордыни грех, дабы поднял я вас к свету и величию, вознес над всеми в мире этом? Принять мессию моего, коего послал я вам в бесконечной милости своей? Ибо шанс это ваш последний, и не будет прощения моего больше, и ужасна кара будет отступникам!

Крайт глянул по сторонам Результат вполне удовлетворительный. Дикари бились в пыли, подвывая в экстазе и ужасе. Лишь шаман по-прежнему стоял как изваяние, бессмысленно пялясь в пространство. Можно заканчивать.

- Так примите же его, и следуйте слову его! - И Гунга исчез, оставив посреди площади Крайта, своего мессию и пророка.

Выдох, сдавленный стон пронесся над площадью, сменившись тишиной. Сотни глаз теперь были обращены на Крайта, восторженных, ждущих.

Крайт спихнул ногой тело натуанина с камня, поискал глазами злосчастного вожака. Толпа под его взглядом дрогнула, подалась назад. Вожака видно не было. Ну ладно.

Крайт схватил несопротивляющегося шамана, швырнул на камень. Рванул скрюченным пальцем по его груди. Шаман закричал. По толпе опять прошел полу стон-полувсхлип. Что, такого не ожидали? Из разверзнутой грудины хлестнула кровь. Крайт наклонился, крутанул рукой. Веер красных брызг. Вот! Так же, как сам шаман пять минут назад, Крайт стоял, выставив напоказ бьющееся сердце. Шаман кричал. Заплакал ребенок и тут же замолчал под рукой матери.

- Гунга! - выкрикнул Крайт в толпу, - Гунга!

Крайт вдруг почувствовал, как к лежащему на камне шаману тянется что-то холодное, липкое. Ну нет, кормить просто так неизвестно что он не собирается.

- Гунга! - Крайт рубанул по жадным щупальцам, отталкивая их назад, вниз, в ту тьму, откуда они появились, и тут же понял, какую сделал глупость. Глухо ощущаемое им недовольство вспыхнуло волной гнева и ненависти, рванулось вверх, к Крайту, затопляя все темной силой, и на сознание Крайта вдруг навалилась все увеличивающаяся тяжесть, плюща, сметая все возводимые Крайтом барьеры, а давление все росло, росло. Окружающий мир стремительно терял очертания, и Крайт увидел себя вращающимся в черном водовороте, пронизанном красными вспышками, и он был каждой из этих вспышек, растягивающихся на вечность, наполняющих его тело непереносимой болью...