В пятницу он надел свой единственный костюм, синий с белой полоской, с широкими квадратными плечами и консервативно просторными брюками, расширяющимися от колен. Костюм, как и акцент, не годился для того района и для той девушки, это он прекрасно сознавал. Но что можно было поделать? Надеть грубую куртку красного цвета с желтой надписью на спине, утверждающей принадлежность владельца к клубу Общества американских католиков Малбери? Как ни странно, он гораздо свободнее чувствовал себя в форме полицейского. За прошедшие несколько недель службы он больше свыкся с ней, чем с гражданской одеждой, поскольку с тех пор, как он стал служить в полиции, не было оказии надеть цивильный костюм.

Долгое путешествие в подземке (оно заняло почти час) в эту изысканную часть города на окраине только еще больше подчеркнуло пропасть, существовавшую между ними.

Пат внезапно очутился не в тревожном, густом, желтоватом воздухе Ист-сайда, а в голубоватом холодном свете Бронкса. Рев поезда подземки, вырвавшегося из-под земли на приподнятую над городом трассу в открытом пространстве, казалось, ознаменовал его прибытие и эту северную страну, где девушки говорят на языке порхающих бабочек.

Нервничая, он поправлял винзорский узел своего галстука и манжеты накрахмаленной белой рубашки, которые должны быть на полдюйма ниже краев рукавов пиджака.

Пат заказал пепси у стойки возле кондитерской и стал ждать, когда машина, петляя по извилистому пути, спустится к кондитерской. Проверил время по часам над фонтаном в кондитерской. Он приехал на пять минут раньше. Подумал, не позвонить ли снова, чтобы уточнить время свидания. Но они могут подъехать, когда он будет в автомате, и, не застав его на месте, удалиться.

Наконец, когда он в пятый раз устремил взгляд на холм, послышался автомобильный сигнал совсем с другой стороны. Красный "плимут" с женщиной за рулем остановился возле него.

– Чем могу вам помочь, офицер?

Это был голос Конни, доносившийся с заднего сиденья. Как он понял, за рулем была Китти, девушка с длинными светлыми волосами, которую он впервые увидел на танцах в тот вечер. Рядом с ней сидел ирландец Реган Дойл.

Этот вечер для Пата оказался похожим на приключение за границей. Никогда в жизни он не видел такое множество людей не итальянского происхождения. Они проехали через Бронкс и по Конкурс спустились к кинотеатру "Парадайс". Пат ни разу не был в таком кинотеатре. "Парадайс" был окружен башнями и колоннами замка в испанском стиле и, о чудо! – на потолке проецировались сверкающие звезды и проплывающие облака причудливых форм.

Он сидел рядом с Конни и чувствовал, как ее бедро прижимается к его ноге. С другой стороны к нему прижималось бедро Китти. Может быть, это объяснялось тем, что сиденья размещались очень близко друг к другу.

Картина называлась "Асфальтовые джунгли". Пата особенно заинтересовал Луис Калхерн – миллионер, содержавший героиню Мэрилин Монро в роскошной квартире и тайно управлявший политикой в городе. Именно Калхерн финансировал крупное похищение драгоценностей, совершенное Стерлингом Хейденом. Когда раненый Хейден, как сумасшедший, гнавшийся по дорогам Мэриленда, наконец пересек поля Кентукки, возвратившись к своим лошадям, Пат ощутил незнакомую боль в сердце, ностальгию по местам, в которых никогда не был. Кадры заставили его вспомнить о полузабытых путешествиях с матерью в Джерси и то время, когда он не знал, что такое Маленькая Италия или Ист-сайд в Нью-Йорке. Каким-то образом все это соединилось с чувствами, которые он испытывал теперь в далеком от него Бронксе.

Позже они съездили к Краму выпить содовой. Там было полно ирландской и еврейской молодежи, а также много итальянцев. Их было легко различать по стилю одежды, по тому, как они разговаривали и смеялись. Никто из них не казался бедным.

Около одиннадцати Китти отвезла их, оставив Конни у ворот дома в Ривердейле. Пат хотел проводить ее до дверей, но она сказала, что будет лучше, если он этого не сделает. У машины она подняла к нему лицо, как бы ожидая поцелуя, и он коснулся ее губ своими. К его удивлению, она взяла его голову в обе руки и прижалась к нему ртом с такой страстью, которая буквально потрясла его. Когда он повернулся, чтобы уйти, Конни сказала:

– Позвони мне на днях.

И Пат понял, что это ознаменовало начало чего-то значительного.

Китти жила на Валентайн-авеню, недалеко от кинотеатра, в котором они смотрели фильм. Ее фамилия была Муллали, а квартал, в котором она жила, был маленьким островком в большом еврейском районе. Китти искусно припарковала машину перед своим двухэтажным домом. Пат поблагодарил ее.

Дойл решил зайти к Китти, но попросил Пата подождать его, так как собирался сейчас же вернуться и пройти с ним до Конкурса.

Дойл жил к западу от Конкурса, на Морис-авеню, неподалеку от Китти, и они прошли в этом направлении вместе, пока не оказались там, где Пат мог сесть в поезд экспресс-линии метро на Манхэттен. Дойл сообщил Пату, что у него есть квартирка в роскошном месте, на Семнадцатой, в верхней части Ист-сайда в Манхэттене, но живет он в доме родителей.

– У тебя, наверное, есть хорошая "рука", – сказал Пат, – раз ты получил направление в этот район – один из самых лучших в городе.

– Да, – объяснил Дойл, – большая часть моей семьи служит в полиции. Отец – сержант в восемь – два в Западном Бронксе, и все мои дяди – полицейские. Думаю, что такие связи никому бы не повредили.

– Это привилегированное общество ирландцев, не так ли? – спросил Пат.

– Ну что ж, я должен признать, что это влиятельная сила, но ведь я не полностью ирландец. Мать была итальянкой, она умерла сразу после того, как я родился.

– Ты совсем не похож на итальянца, – возразил Пат. – Держу пари, в департаменте ты не очень-то распространяешься о своем происхождении.

Казалось, Дойл смутился:

– Наверное, это правда. Большинство парней не сомневается, что я чистокровный ирландец.

Дойл предложил Пату зайти с ним в пивной бар перед тем, как начать долгое путешествие обратно в центр города. В баре они делились опытом, приобретенным за время обучения в академии и за первые месяцы службы в департаменте. Дойл поступил в академию на полгода раньше Пата. Он уже разочаровался в полицейской службе, окруженной непомерно развитой в ней коррупцией.

– Кажется, что каждый в этом проклятом департаменте берет взятки, а если ты не играешь с ними в эти игры, тебя считают подонком.

– А ты ожидал найти там что-то другое? – спросил Пат. – Разве ты не знал копов с детства? Разве твоя семья не научила тебя ничему?

– Честно говоря, я думаю, что в моей семье такими делами не занимаются, – признался Дойл.

– Должно быть, ты просто наивен, – рассмеялся Пат с некоторой долей презрения.

Дойл не рассердился, но пожал плечами:

– Если они и берут взятки, то никогда не рассказывали мне об этом. Я вообще не замечал даже намеков на такие дела, хотя не столь уверен в этом отношении насчет дяди Симуса.

– Состоишь членом общества "Изумруд"?

– А разве существует что-то другое?

– Ну, возможно, ты мог бы стать также членом Колумбийской ассоциации.

– Это сослужило бы мне весьма ощутимую пользу, не так ли? – рассмеялся Дойл. – Я – скрытый итальяшка. Думаю, что скоро сам уволюсь из департамента.

– Зачем? – поинтересовался Пат. – Нашел работу получше?

– Нет, но думаю, что мне больше понравилась бы Федеральная служба. Подумываю заняться вечерней учебой в Фордхэме. Это недалеко отсюда. Мои дяди говорят, что помогут с деньгами. Кроме того, какое-то время я уже прослужил и должен получить немного как рядовой от правительства.

Пат сменил тему:

– Послушай, а что у тебя за дела с Китти? Ты с ней трахаешься?

Лицо Дойла напряглось. Пату показалось, что он вот-вот ударит его. Затем выражение лица Дойла снова стало спокойным.

– Послушай, Китти не из таких. Я знаком с ней с детства. Она по-настоящему порядочная девушка. Хочет стать актрисой и собирается поступать в актерскую школу после того, как закончит школу при церкви Святой Агнес.