Брусковицкий разложил банкноты на столе так, как раскладывают пасьянс. Затем собрал деньги, свернул их в увесистую трубку, схватил резинкой. Подбросил на руке, поймал, словно бы взвешивая.

– Да, это деньги!

Уже третий раз за полтора года сотрудничества с Павлом Павловичем Брусковицкий получал такую крупную сумму. Восемь картин прошло через его руки, восемь подделок сработал он за полтора года – сработал, надо сказать, блестяще.

Брусковицкий медлил, не зная куда спрятать деньги.

У него появилось ощущение, что пачка горячая, что она жжет ладони. И как в добрые старые времена у Олега Иосифовича засосало под ложечкой: страстно захотелось выпить.

– Нет! – громко, на всю мастерскую сказал он.

«Нет и еще раз нет! Ни капли алкоголя, иначе все пойдет коту под хвост, иначе меня спишут, и сотрудничать со мной Пал Палыч больше никогда не станет. А так еще и впереди маячит высокооплачиваемая работа».

Брусковицкий подошел к умывальнику, глянул на грязную раковину, открутил кран. В трубах заурчало, кран несколько раз громко фыркнул, и шумная струя ударила в чугунную раковину, ударила так сильно, что раковина завибрировала и тысячи брызг полетели в разные стороны.

– Черт подери! – ругнулся Олег Иосифович, уменьшая напор воды. – Будьте вы неладны!

А затем припал к крану и принялся жадно лакать холодную, пропахшую хлоркой воду. Он пил так, словно неделю блуждал в жаркой пустыне и вот наконец добрел до оазиса, добрался до влаги. Вода лилась по подбородку, разбивалась о раковину, с подбородка потекла по острому, плохо выбритому кадыку и захолодела на груди. Брусковицкий продолжал пить, кадык судорожно дергался, похожий на мышь, попавшую в мешок: туда-сюда, туда-сюда.

Наконец реставратор утолил жажду. Он выпил не меньше литра. Это его немного успокоило.

– Фу, – прошептал Олег Иосифович, – даже если бы захотел выпить водки, в меня не вместилось бы сейчас ни грамма.

Брусковицкому казалось, что вода стоит уже во рту.

Он дернулся. В желудке булькнуло, как в аквариуме.

– Да, выпить я больше не смогу ни капли…

И Брусковицкий рассмеялся – рассмеялся истерично, нервно и в то же время радостно. Он смог обмануть свой организм, и от этого был счастлив. Правый карман пиджака оттопыривали деньги – плотная увесистая трубка, схваченная резинкой.

– Всего лишь половина девятого, – взглянув на часы, констатировал хозяин мастерской.

"До квартиры тридцать минут ходу, но можно заночевать и здесь, в мастерской. Можно вызвать какую-нибудь девчонку, пусть придет, я ее напою, а потом поимею, устрою себе разрядку, окроплю ее спермой с ног до головы.. "

Женщины и деньги – вот две вещи, которые никогда не оставляли Брусковицкого равнодушным. И он даже не мог решить, что ему нравится больше – молоденькие девушки с выбритыми лобками или туго свернутые в трубки пачки денег.

– Что же мне нравится больше? И то и другое, – сам себе ответил Олег Иосифович. – Не будь у меня денег, не было бы и девочек. Да, да, надо позвонить…

На стене у телефона чернел длинный столбик номеров, записанных фломастером прямо на обоях.

– Таня, Ира, Света… Кого? – Олег Иосифович прищурил глаза, затем зажмурился, покрутил пальцем в воздухе и ткнул ногтем в стену.

Когда он открыл глаза, то увидел, что его указательный палец застрял точно между двумя номерами.

– Черт, вот незадача!

А может, рискнуть, тряхнуть стариной и вызвонить сразу двоих – ту, что сверху, и ту, что снизу?

Устроить бутерброд, где начинкой будет он, Олег Иосифович? Это мысль!

И Брусковицкий, сняв трубку, грязной, в пятнах краски и лака рукой, принялся набирать номер.

– Алло, рыбка, – услышав женский голос, проворковал в он трубку, – это я, Олег. Как ты?

– … – Хорошо, говоришь? Месячных у тебя нет?

– … – Кончились? С чем тебя и поздравляю. Как в песне, помнишь" у меня сегодня менструация, значит, не беременная я!

– … – Как это не можешь? Как это занята? Ну, если не можешь, а очень хочется, то все равно можно.

– … – Конечно же заплачу! Как всегда, пятьдесят, если останешься со мной до утра.

– … – Послушай, послушай, рыбка, а что, если мы еще кого-нибудь пригласим?

– … – Нет, нет, не мужчину, за кого ты меня держишь? Я же не садист. Еще одну девочку, а? Ты же у нас блондинка, а мы пригласим брюнетку. Вы вдвоем, я один.

– … – Почему это так дороже? Ты же в два раза меньше будешь работать, рыбка.

– … – Ладно, ладно, договорились. Шестьдесят, идет?

– … – Вот видишь! Деньги хорошие, где еще ты столько заработаешь? Тебе за шестьдесят зеленых экскурсии неделю водить надо, горло надсаживать: посмотрите направо, посмотрите налево.. Зачем тебе это надо? А так сразу, утром, и голосовые связки можешь не напрягать…

– … – Ну, подумаешь, не выспишься один раз! Делов-то? Зато денежки заработаешь. Ну, давай!

– … – Разумеется, такси за мой счет, ясное дело, как всегда.

– … – Через час? Значит, в половине десятого? Хорошо, жду, готовлюсь, надеюсь, верю в тебя, рыбка.

Только у меня в мастерской на часы не поглядывай, не люблю. Давай! Жду!

Брусковицкий говорил, держа трубку в правой руке, левой почесывал волосатую седую грудь, а на губах его блуждала улыбка. Нажав на рычаг, Олег Иосифович сразу же взялся вызванивать еще одну партнершу. Но здесь случился прокол: Иры Веселовской, которую он хотел бы видеть в своей мастерской, дома не оказалось.

Поговорив минуту с ее матерью, Олег Иосифович со злостью шмякнул трубку на рычаг.

– Шалава! Шляется где попало, гонорею хочет подцепить или сифилис! Чтоб ты сдохла!

И тут же рука Брусковицкого скользнула вниз – через один номер. «Наташа» – было написано на обоях толстым фломастером.

«Наташа… Давненько я тебя не имел, давненько…»

– Алло!

– Алло, Наташа, ты? Что делаешь?

– Телевизор смотрю.

– Скучаешь? Ну, так приезжай ко мне, поскучаем вместе.

Наташе месяц назад исполнилось девятнадцать лет.

Это была невысокая, плотная девица с тяжелой грудью и большим ртом. Она одна могла замучить троих молодых мужчин, столько в ней было темперамента и здоровья. А самое главное – ей очень нравился секс, и занималась она им в охотку. А если еще за деньги, то просто чудеса вытворяла… Олег Иосифович даже облизнулся плотоядно.

– Давай, подгребай. Только учти, Наталья, ты будешь не одна. Вас будет двое.

– А мужчин?

– Один я, – пояснил Брусковицкий, по-глупому хихикнув в микрофон трубки.

Обо всем договорившись, реставратор потер вспотевшие ладони.

– Вот и прекрасно, вот и ладненько. Сейчас оттянемся по полной программе.

Он вытащил из портмоне сто двадцать долларов, шесть двадцаток – хоть с Натальей о цене и не говорил, но не давать же ей меньше, чем второй девке. А тугую пачку денег, повертев в руках, решил спрятать. Взял стремянку, подвинул се к стеллажу и, забравшись на предпоследнюю ступеньку, сунул купюры в пыльный кувшин, из которого торчали засохшие кисти. Затем спустился, сложил стремянку и сунул ее под стеллаж, а сто двадцать долларов положил под телефон. Он чувствовал возбуждение, необыкновенный прилив сил.

"Вот я им покажу класс… Ни минуты спать не буду.

Изъезжу их, как утюг пересохшее полотно, измочалю кисок, истерзаю сердечных. Пусть отрабатывают денежки, пусть служба медом не покажется. Я им задам жару и спереди и сзади! Затрахаю, замучаю, как Пол Пот Кампучию!"

Он заглянул в бар и лицо его вытянулось.

"Мать твою… Дожил, Олег Иосифович, у тебя даже девиц напоить нечем! Придется бежать в магазин. Вот незадача, так опростоволоситься. Надеялся, что у меня полный бар, а здесь только виски и джин, и развести-то нечем. Ни «пепси», ни «фанты», минералки и той ни глотка в мастерской. Придется топать на ночь глядя.

Можно бы позвонить, чтобы купили, деньги я заплачу…"

Но звонить Олег Иосифович не стал. Ничего, не рассыплется, возьмет сумку и сходит в магазин, слава Богу, тот работает до полуночи. Нормально затоварится – так, чтобы осталось не только на следующий раз, но и на отдаленное будущее. Сколько могут выпить две девицы «нетяжелого поведения», Брусковицкий прекрасно представлял. Он любил все делать обстоятельно, и самое главное – ему очень нравилось самому ходить в магазин, покупать спиртное, испытывая собственную стойкость к искушению. Нравилось рассматривать бутылки, вертеть их в руках, составлять в корзину и с гордым видом шествовать к кассе. А затем широким жестом расплачиваться, оставляя сдачу кассирше.