Зоня расплакалась и, всхлипывая, ладонью вытирала глаза. А Василь, не сумев скрыть переполнявшей его радости, воскликнул:

— Вот уж счастливый день наступил! Для всей округи будет новость!

Прокоп понял, что Вильчур говорит серьезно, что он действительно решил поселиться на его мельнице.

— Значит, останешься? — спросил он.

— Останусь, — кивнул головой Вильчур.

— И будешь людей лечить? — Наталка потянула его за рукав.

— Буду.

— Так и пристройку надо заново привести в порядок, — заметил Виталис.

— Там выбиты два стекла, — вставила Ольга, — может, я сбегаю за стекольщиком в городок?

— Иди ты со своим стекольщиком! — возмутился Василь. — Не в пристройке же он будет жить, а в комнате.

— И правда, — подтвердила Ольга.

Вильчур улыбнулся.

— Нет, я не хочу. Буду жить только в пристройке, я к ней так привык, мне было там так хорошо. Лучшего жилья мне не нужно, а вообще-то у меня большие планы, ого-го, какие планы… У меня осталось немного денег, и я думаю поблизости построить домик, оборудовать в нем амбулаторию, поставить две-три кровати для тех больных, которых сразу после операции на телегу положить нельзя…

— Это как бы больница, — отозвалась Наталка.

— Да, как бы, — подтвердил Вильчур. — Только маленькая, для местных нужд.

Этот проект удивил и обрадовал всех. После долгого молчания Прокоп сказал:

— Бог подсказал мне принять тебя тогда на работу. Я уже даже не знаю, не могу подсчитать всего того добра, которое ты для меня сделал…

— Какое там добро, — перебил его Вильчур.

— Не отрицай, не отрицай — с уважением продолжал мельник. — До конца дней своих не расплачусь с тобой за то, что не оставил его инвалидом, что спас его, что, не искушая Божью милость, я могу теперь спокойно в гроб лечь, зная, кому нажитое за всю свою жизнь оставить. Но для меня важно не только то добро, которое я получил от тебя, важно и то, что соседям объяснил, не имея от этого никакой выгоды. Это благодаря тебе люди уже не смотрят косо на мой дом, а кто с тракта оглянется, тот и скажет: тут жил тот знахарь, тут людей лечил… А сейчас я слышу, что ты хочешь бросить город и большие заработки, чтобы вернуться сюда. Удивительный ты человек, святой человек. Не один гость тут так говорил…

— Не говори лишь бы что, Прокоп, — весело прервал его Вильчур. — Много таких людей, как я. Вот и пример есть. Со мной приехала одна девушка-доктор. Она хотя и молодая, и не знала вас, и не было у нее моей привязанности к вам, но как только узнала, что я сюда еду, хочу остаться здесь, сама согласилась помогать мне.

— А где она? — вскочил Василь, выглядывая в окно.

— Она осталась в Радолишках, в гостинице.

Зоня пожала плечами и несмело, но с явным недовольством заметила:

— А раньше тебе никакой докторши не нужно было… Моей помощи или Наталкиной достаточно было.

Вильчур рассмеялся.

— Ну, сейчас все будет иначе, не то, что раньше. Организуем здесь и маленькую аптечку, и инструменты есть у меня, и аппаратура медицинская, какая мне раньше и не снилась. Сейчас лечение пойдет иначе, спасем не одного такого, которому раньше я не смог бы помочь…

Вдруг Прокоп опомнился:

— Что это вы, бабы, ошалели! — прикрикнул он. Болтаете без умолку, а человека не угощаете, голодом хотите заморить. Так двигайтесь же!

Женщины подхватились все сразу и стали подвигать Вильчуру тарелки, наливать чай и наперебой просить, чтобы не отказывал, чтобы ел и пил. Прокоп выпил за здоровье гостя стаканчик рябиновки и в порядке исключения позволил сыну.

— Ну, ладно уж, — проворчал, — когда такой гость в доме, выпей и ты, хотя сегодня не праздник.

Снова посыпались возгласы, вопросы и ответы.

— Расскажите мне, что у вас слышно? — спросил Вильчур, когда немного успокоились.

— А, все по-старому, — махнул рукой Прокоп. — Живем, работаем с Божьей помощью.

Вильчур посмотрел на Ольгу и Зоню.

— Я думал, что вы уже давно вышли замуж.

Зоня покраснела и нетерпеливо покачала своими широкими бедрами.

— Мне так не в голове была женитьба, а Ольга за эти три года успела второй раз выйти замуж и стать вдовой.

— Стать вдовой? Не может быть?

— Правда, правда, — подтвердил Прокоп. Вышла за одного тут железнодорожника и полгода с ним не прожила. Не везет ей на мужей.

— Сейчас уже, наверное, никто на мне не женится, — сказала Ольга.

Вильчур погладил по голове Наталку, стоявшую возле него.

— Скоро о дочери будешь хлопотать: нужно будет ее замуж выдавать.

— Я не хочу замуж, — решительно заявила Наталка.

— Вот, глупая, — заметила старая мельничиха.

Взгляд Вильчура остановился на лице Донки, потом Василя и снова вернулся к Донке:

— А ты, Василь, я вижу, подумал о себе?

Василь покраснел и не нашелся, что ответить.

Донка улыбнулась, а Прокоп посчитал удобным пояснить:

— Это моя дальняя родственница, Донка Солен, сирота. Она осталась одна в городе, вот я и забрал ее к себе. Наталку учит…

Он сделал паузу и добавил:

— Она образованная.

— Образованная? — внимательно спросил Вильчур.

— Какое там, — смело ответила девушка. — Я закончила только начальную школу и два класса гимназии. Училась, пока жил папа, а потом, известно, не было за что…

— Конечно, — заметил Виталис, — без денег нет науки.

— А что в округе слышно? Какие перемены?

Прокоп стал перечислять по порядку, кто умер, кто женился, кто уехал.

— А дочь лесничего жива? — заинтересовался Вильчур.

— Жива, но что же это за жизнь. Лучше бы она умерла; одни хлопоты родителям: лежит и стонет. Одни кости остались.

— Ну, а доктор Павлицкий живет в Радолишках?

— А как же, только сейчас у него все идет хорошо. Он женился. Жену с фольварком взял и семь влук (польская мера площади, равная 16,8 га), не лишь бы что. Одних коров восемьдесят. Земли-то неважные, песок, но луга о-го-го и хороший кусок леса, десятин тридцать.

— А может, и сорок, — поправил Василь.

— Если говорю тридцать, так значит тридцать! — разозлился Прокоп. — От Черного камня до Брода будет тебе сорок! Одурел ты, что ли?.. Тот дом, в котором жил в Радолишках, доктор отремонтировал, железом покрыл. Живет сейчас, как пан, к больным ездит на собственных лошадях.

— Зато жена у него не меньше чем на десять лет старше, — презрительно поджала губы Зоня.

— Ну и что, что старше? — обрушилась на нее мельничиха. — Панна порядочная, хозяйственная, не какая-нибудь там вертихвостка, что по вечеринкам бегает, а хозяйство не смотрит.

Зоня подбоченилась и воинственно заявила:

— А будто кто-то тут шляется по вечеринкам?

— А ты! — бросила старушка.

— Я?..Я?..Если раз в год пойду в школу…

— Вот и неправда!..

— Успокойтесь, бабы! — крикнул явно разозлившийся Прокоп. — Вот нашли время выяснять свои бабские дела. А ну работать! Что вы тут стоите? Вы смотрите, языки пораспускали, тьфу!

Речь Прокопа подействовала мгновенно. Женщины, как по команде, принялись за свои повседневные дела. Старый мельник умел поддерживать в своем доме дисциплину, и его авторитет не ослабел и с возрастом.

С Вильчуром, кроме Прокопа, остались только Василь и Донка. С некоторым недовольством Прокоп узнал, что с Вильчуром приехал еще один человек и этот человек без специальности, но согласился с этим, потому что не мог не согласиться. Договорились, что Вильчур с Емелом поселятся в пристройке, пока для Емела не подготовят помещение под крышей. Зимой, правда, там жить нельзя, но летом даже Василь там не раз спал.

Затем они все вместе осмотрели пристройку и обсудили необходимые изменения, причем Вильчур настоял на том, что все расходы он возьмет на себя. Это было удобно для него и с той точки зрения, что в таком случае он мог производить усовершенствования по своему усмотрению. Ему хотелось оштукатурить избу и альковы изнутри, покрасить полы, а в сенях положить пол, прорезать окно и поставить лавки для предполагаемых пациентов: здесь должна была быть временная приемная.