Фокион всегда считал, что надо ладить с Филиппом, что спасение эллинов в том, чтобы крепко держать союз эллинских государств против внешних врагов. Но эллинские государства никак не могут объединиться – так пусть их объединит Филипп. И не друг с другом надо сражаться, а выступить против самого давнего и страшного их врага – против персов. И те, кто выступает против македонянина Филиппа, – те, сами того не сознавая, губят Элладу.

За эти взгляды и высказывания старый полководец Фокион не получил командования при Херонее.

А теперь Фокион, и с ним Эсхин, давний сторонник Филиппа, и Демад, который взялся устроить этот мир, отправились послами от Афин в лагерь к Филиппу, по-прежнему стоявший у Херонеи.

Македонский царь принял афинских послов с большими почестями. Устроил для них богатый пир, где были и венки, и благовония, и музыка. Но все в меру, все пристойно. Филипп, когда хотел, умел показать себя тонко образованным и хорошо воспитанным человеком.

Афинские послы и Филипп без труда договорились о заключении мира. А когда они уехали, Филипп в ответ на их посольство торжественно отправил своих послов в Афины изложить условия мира.

Послами этими были его старый, преданный полководец Антипатр, этер царя Алкимах и сын царя Александр. Их сопровождала блестящая свита.

Три дня ехали послы в Афины.

Рядом с Александром, чуть сзади, все время был Гефестион. Боги наградили его большим тактом и чуткостью – всегда чуть сзади, всегда чуть после… И только в бою – всегда рядом, всегда готовый защитить или помочь в минуту опасности.

Как ни любил его Александр, Гефестион никогда не забывал, что его друг – сын царя и будущий царь македонский, и отлично чувствовал, что Александр это его качество очень ценит. Его даже угнетало, что он слишком красив и высок ростом, выше Александра, который был широкоплеч и несколько коротконог, но тут Гефестион уже ничего не мог поделать.

Александр крепко сидел на широкой спине Букефала. Он часто задумывался, скрывая волнение. Как-то примут его афиняне? Как он обратится к ним? Что нужно сказать – он знал. Это, отпуская его в Афины, ясно и точно изложил Филипп. Но не смутится ли? Не скажут ли там, что Александр слишком молод и плохо воспитан? Не уронит ли он как-нибудь по неопытности свое достоинство царского сына и победителя?

«Ничего, – успокаивал он себя, – Антипатр поможет. Он-то знает, как надо и как не надо».

И все-таки волновался. О славном городе Афинах, о его Акрополе, с высоты которого можно окинуть взглядом все афинское государство, он слышит с самого детства. И Аристотель любил Афины. Как много рассказывал он об истории государства афинского, о его высокой культуре, о его бедах, о его военных подвигах…

– Гефестион, ты помнишь битву при Саламине?

– Разве мы с тобой там были? – усмехнулся Гефестион.

– А я помню.

– Значит, ты там был?

– Все равно что был. Учитель так хорошо рассказывал об этом!

Гефестион вздохнул:

– Кажется, я в это время был занят другим. Все хотел положить Неарха на обе лопатки. Но он был такой ловкий!

– А учитель говорил, что это самая славная для эллинов битва, потому что они не со своими бились, а защищали свою родину от варваров…

Они подъезжали к Афинам. Широко раскрыв глаза, Александр жадно всматривался в чистую утреннюю даль. Большая округлая скала Гиметт, чем ближе они подъезжали, тем выше поднималась к небу, сухая, облитая пурпуром цветущего тимьяна, защитная крепость города Афин.

Вот уж и стены города видны на пологом склоне скалы, и красная черепица крыш…

– А что это блестит над городом? Будто звезда. Что это?

– Это богиня Афина, – ответил Антипатр, – охраняющая город. Это ее копье блестит.

– Она из золота?

– Нет, из бронзы. Это Фидий ее поставил.

– Я знаю.

Александр знал об этом великом ваятеле, знал его трагическую судьбу, – Аристотель рассказывал о нем и о его творениях. Но выслушать рассказ – это одно, а увидеть – совсем другое. В груди возник холодок счастья – теперь он все это увидит! Все увидит!

В афинском государстве еще не было спокойствия. Возделанные поля пустовали. А возле городских стен теснилось множество поселян, сбежавшихся сюда со всем своим добром. Тут стояли повозки с одеждой, с хлебом, с вином, с оливками… Дремали быки во всей упряжи – их хозяева еще не знали, куда тронуться: вернуться ли домой на равнину, или бросаться в город под защиту городских стен. Невдалеке паслись стада овец и коз. Женщины с детьми сидели в тени повозок, варили на кострах пищу…

Увидев посольство, все они – и мужчины, и женщины, и дети – сгрудились у края дороги.

– Едут заключать мир!

– Мир будет! Мир будет!

– Смотрите – это Александр, сын царя! Это Александр, который разбил фиванцев…

– Да он же еще совсем молодой!

– Такой молодой… а уже полководец!

Александр ехал впереди, приподняв голову, чуть склонив ее по своей привычке к левому плечу.

– Все еще не идут по домам, – проворчал в бороду Антипатр, – боятся, не верят, а вдруг да придем разорять… Видишь, и стены починили.

Александр изо всех сил старался сохранять величавое спокойствие. Но тут же забывал об этом и, как мальчишка, оглядывался по сторонам. Он в Афинах!

В узких жарких улицах, среди глухих безоконных стен одноэтажных домов, тоже теснился народ. Многие уже следовали за посольством, гурьбой бежали полуголые мальчишки, полные восторга и любопытства.

Нынче никто не работал. Поселяне, испугавшись войны, бросили поля, ремесленники оставили мастерские, горшечники не разжигали печей… Ведь мир с македонянином еще не заключен, и еще неизвестно, за что браться – за деревянную свою соху и гончарный круг или за копье и колчан со стрелами…

На улицах чадили жаровни, синий дымок волочился над головами. Харчевни дышали густым душным паром, запахом жареной рыбы и чеснока. Всюду шум, суета, говор.

Но приближались македоняне, и все умолкали, все замирали на месте, провожая взглядами царских послов. Даже рабы-водоносы, которые только что бранились и толкались возле каменного колодца, забыли о своей работе и стояли неподвижно с кувшинами на головах.

Выехали на площадь, окруженную множеством зданий. Дома под черепичными кровлями жались друг к другу. И всюду на площади тесно – так тесно, что в иных местах и не пройти, – стояли мраморные статуи богов и героев.

В голубой тени портиков, украшенных синим и красным орнаментом, прогуливались богатые афинские граждане, скрываясь от солнечного пекла. Александр заметил, как непринужденны и красивы их движения, как изящно лежат складки их длинных одежд…

– Это Агора? – негромко спросил Александр. – Это здесь выступает Демосфен?

– Нет, – ответил Антипатр, – это рыночная площадь. Взгляни туда – видишь, там торговые ряды. А собранья у них чаще всего бывают на Пниксе. Это другая площадь, на холме.

– Вот на том холме?

– Нет. Это холм бога Арея. Там собирается ареопаг. Судят разных преступников.

– А это, перед нами, Акрополь?

– Да.

Александр поднял голову к Акрополю, Отвесная темно-серая скала, по которой карабкаются тускло-зеленые кусты и кое-где на уступах обгоревшими факелами стоят кипарисы. Такие же темные, серые стены наверху, на краю скалы. Александру показалось, что они наклонены внутрь, словно боятся рухнуть вниз с крутизны. А над этими мрачными стенами, как радостное видение, поднятый к небу Акрополь, светящийся теплым мрамором своих торжественных колонн… Александру захотелось немедленно соскочить с коня и побежать по тропе, огибающей холм Акрополя, и ступить на мраморную лестницу, и подняться туда, войти в этот прекрасный мир, где, как думал Александр, живут эллинские боги!

На площади македонян встретили афинские правители. Все они были очень любезные люди, давние приверженцы македонского царя. Александр обрадовался, увидев знакомые лица, ему улыбался белокурый щеголеватый Эсхин, который не раз сидел за столом у Филиппа, его приветствовал Демад… Демократы, противники Македонии, не пришли встречать македонских послов.