— Печальная история, — сказал Фрито. — И все это правда?

— Нет, — сказал Ловелас. — А вот еще песня про это.

И он запел:

— Нам следует переправиться до ночи, — сказал, дослушав пение, Артопед. — А то поговаривают, будто в этих местах свирепствуют таможенные нетопыри и сосущие кровь овиры.

С полотенцем в одной руке и мочалкой в другой Артопед ступил в мыльную воду, прочие последовали его примеру. Глубина нигде не превышала нескольких футов, так что хобботы переправились без труда.

— Действительно, странная река, — сказал Бромофил, когда вода обняла его бедра.

На другом берегу путешественников ожидала шеренга иссохших деревьев, стволы которых покрывали плакаты на Эльферанто, гласившие: «Посетите сказочный Эльф-Виллидж», «Загляните на Змеиную Ферму», «Не пропустите Мастерской Санта-Клауса», «Зачарованный Лес — наше богатство!»

— Лодыриен, Лодыриен, — вздыхал Ловелас, — дивное диво Нижесредней Земли!

Словно в ответ на его вздохи в стволе большого дерева открылась дверца, обнаружив за собой комнатушку, тесную от стоек с почтовыми открытками, громко тикающих ходиков с кукушкой и коробок леденцов из кленового сахара. Из-за торгующего тянучками автомата выскользнул сальной внешности эльф.

— Рекламный фургон, — произнес он и низко поклонился.— Меня зовут Пентель.

— Приблизься, конастога, — сказал Ловелас.

— Так-так-так, — важно откашливаясь, сказал эльф. — Что-то не вовремя вы пожаловали, туристский сезон уже кончился, разве нет?

— Да мы просто так, мимо проходили, — сказал Артопед.

— Ну, не важно, — сказал Пентель. — Тут у нас есть на что посмотреть, будьте уверены, есть. Слева от вас находится оцепенелое дерево, справа — образующая естественный мостик скала с неестественным эхом, а прямо впереди — старинный Источник Исполнения Желаний.

— Мы, знаете, только что из Дории, — продолжал Артопед.

— А теперь вот в Фордор идем.

Эльф побелел.

— Надеюсь, вам понравилось в Волшебной Стране Лодыриен, — торопливо сказал он и, вручив им пачку рекламных проспектов и стрекал для вьючных скотов, метнулся внутрь дерева, захлопнул дверь и запер ее на засов.

— Да, тревожные настали времена, — сказал Артопед.

Ловелас открыл один из проспектов и углубился в карту.

— Тут неподалеку лежит Эльф-Виллидж, — наконец, сказал он, — и если там еще не сменились хозяева, в нем должен и поныне проживать Орлонов родич, Владыка Килоперц, а с ним Госпожа Лавалье.

— Эльфы! — пробормотал Срам. — Я, конечное дело, не хочу сказать, что Сыроед прав, но и кругом неправым я бы его не назвал, коли вы понимаете, о чем я толкую.

— Заткнись, — мрачно произнес Ловелас.

Второпях позавтракав мирром и благовониями, отряд выступил по широкому пути, определенному Ловеласом с помощью карты как «Поляна Ужасов». Время от времени из каучуковых кустов выскакивали на нетвердых ногах механические драконы и гоблины, разевали пасти и всхрапывали. Но эти наскоки оставили невозмутимыми даже хобботов, и спустя несколько коротких часов путешественники вышли на опушку рощицы, состоящей из чрезвычайно оцепенелых деревьев, с чьих странно симметричных ветвей неубедительными охапками осыпались изъеденные коррозией медные листья.

Пока путешественники стояли, дивясь подобному чуду, из чердачного окна ближайшего к ним дерева высунулась голова эльфийской девы. Высунулась и воскликнула на языке древних эльфов:

— Горячий привет дальнестранникам!

— Есть кто дома вроде тебя? — спросил Ловелас, отвечая, как повелевает обычай.

Миг спустя, дверь огромного дерева отворилась, и из нее вышел низкорослый эльф.

— Килоперц и Лавалье ожидают вас наверху, — сказал он и ввел путников внутрь просторного ствола. Внутри дерево оказалось совершенно пустым и оклеенным обоями под кирпичную кладку. Винтовая лестница вела сквозь дыру в потолке на верхний этаж. Эльф сделал знак, что им следует подняться по узким ступенькам. Добравшись доверху, путешественники попали в комнату, украшенную точь в точь как нижняя, но ярко освещенную свисавшей со стропил люстрой, изготовленной из тележного колеса. В дальнем конце комнаты сидели на паре пеньков Килоперц с Лавалье, облаченные в богатый муслин.

— Добро пожаловать в Лодыриен, — медленно поднимаясь на ноги молвила Лавалье, и путешественники увидели, что она прекрасна, как юный побег карликового дуба. Голову ее осеняла роскошная копна каштановых волос, и стоило Лавалье встряхнуть ею, как целые горсти роскошных каштанов сыпались на пол, подобно дождю. Фрито вертел в пальцах Кольцо и дивился великой ее красоте. Словно завороженный, он встал, и Лавалье оборотилась к нему и увидела, что он вертит в пальцах Кольцо и дивится великой ее красоте.

— Я вижу, Фрито, — молвила она, — что ты вертишь в пальцах Кольцо и дивишься великой моей красоте?

У Фрито перехватило дыхание.

— Пусть тревога покинет твое сердце, — молвила она, торжественно ущипнув его за нос. — Мы не кусаемся.

Килоперц поднялся, поочередно обратился с приветствием к каждому из путешественников, пригласил их устраиваться поудобнее на расставленных вдоль стен одноногих табуретках с резиновыми сиденьями и попросил поведать об их приключениях.

Артопед прокашлялся.

— Дела давно минувших дней, — начал он.

— Зовите меня Измаил, — перебил его Гимлер.

— Когда Апрель обильными дождями, — встрял Ловелас.

— Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который, — завел свое Бромофил.

После недолгих споров пришлось Фрито рассказать всю историю Кольца и повесть о путешествиях Килько, поведать о Черных Призраках на свином ходу, о Совещании у Орлона, о Дории и о безвременной кончине Гельфанда.

— Уху-ху-ху, — печально промолвил Килоперц, когда Фрито закончил.

Лавалье глубоко вздохнула.

— Труден ваш путь и опасен, — молвила она.

— Да, — подтвердил Килоперц, — тяжкое бремя приняли вы на себя.

— Враг ваш силен и безжалостен, — молвила Лавалье.

— Многого вам надлежит опасаться, — промолвил Килоперц.

— Вы отправляетесь на рассвете, — молвила Лавалье.

Досыта пообедав херувимами и серафимами, усталые путешественники разошлись по комнатам, отведенным им Килоперцем и Лавалье в стоявшем поблизости маленьком дереве, но Фрито, собравшегося войти вовнутрь, Лавалье поманила за собой и вскоре привела в небольшую укромную лощину, посреди которой стояла заляпанная пометом птичья купальня с плавающей в ней кверху лапками четой воробьев.