Именно мировая война, не спрашивая, определила для швейцарского писателя то, что в дальнейшем стало одним из законов его литературной работы, - потребность взглянуть на действительность с некоторой критической дистанции, со стороны, а не из гущи событий, когда человек, захваченный их потоком, теряет способность к трезвости суждений. Но в то же время в "Листках" ясна и еще одна постоянная забота Фриша - представить себя участником событий, попытаться заранее осознать свои непредвиденные на них реакции: "...если когда-нибудь действительно дойдет до дела, всем нам грозит шок".

"Листки из вещевого мешка" не единственное произведение Фриша, посвященное второй мировой войне и отношениям нейтральной Швейцарии с гитлеровской Германией. В сборнике читатель найдет и второе его произведение на ту же тему, созданное на основе личных впечатлений. Это "Солдатская книжка" (1974). Но тот же материал подан теперь под иным углом зрения - с позиций другого времени, когда автор отдален от пережитого более чем тремя десятилетиями, и это существенно меняет прошлое. Само по себе наличие в творчестве одного писателя двух произведений, одно из которых оспаривает и ревизует другое, - случай в литературе наиредчайший. Но хотя Фриш никогда больше не занимался подобной переделкой, для него этот случай характерный: он выдает самое существо его метода - желание осложнить картину, посмотреть на одно и то же с разных сторон, обнаружить противоречие там, где как будто царит гармония, представить действительность как многослойную, а ход событий как многовариантный.

В романах "Штиллер" и "Гантенбайн", в известной у нас пьесе "Биография" Фриш должен был придумывать новые и новые версии судеб своих героев, чтобы доказать им и читателю, что сцепление причин и следствий не фатально, что в событиях и в человеке заложено много возможностей, развитие которых зависит от множества причин, в том числе порой и случайных. Чтобы по-новому показать прошлое в "Солдатской книжке", Фришу не понадобилось выдумки. С годами становились известными факты и документы, доказавшие сотрудничество некоторых швейцарских фирм с гитлеровской Германией и относительность швейцарского нейтралитета, не мешавшего, например, властям возвращать еврейских беженцев обратно в Германию. Но что, пожалуй, не менее важно: в глазах Фриша поразительно изменился его собственный облик, для него сегодняшнего по-иному предстал он вчерашний. "Если я не хочу, то могу и не заниматься воспоминаниями. Почему же я хочу этого? Свидетелей остается все меньше. Но почему же я вспоминаю так неохотно? Потому, что я был слишком труслив и не хотел видеть того, что изо дня в день являлось взору". Трусость подобного рода - одна из центральных тем Фриша.

Ранняя книжечка "Листки из вещевого мешка" исполнена искреннего патриотизма. Как и большинство швейцарцев, Фриш всей душой разделял убеждение, что Гитлеру нечего делать в его стране. Если говорить о патриотическом духе, то небольшая швейцарская армия, в течение первого года войны готовившаяся отразить возможное вторжение гитлеровской Германии, была на высоте. Но, как написал Фриш в "Солдатской книжке", тогдашнему всеобщему состоянию была свойственна и принципиальная бездумность. Армия была готова к защите родины, а не к борьбе против фашизма. О том, что такое фашизм, радио и пресса нейтральной Швейцарии, опасавшейся к тому же гитлеровского вторжения, сообщали поразительно мало. В те годы, пишет Фриш, в швейцарской армии не знали о нацистских концлагерях. Сам он, присутствуя во время отпуска на многолюдном приеме в доме богатого промышленника, не мог и представить себе, что именно здесь в августе 1940 года состоялось представительное совещание, во время которого было решено прекратить критические высказывания швейцарской прессы в адрес фашистского рейха.

Но нежелание углубляться в положение вещей простиралось и дальше. Не задавались вопросом, как может сложиться ход военных действий на территории Швейцарии; чаще всего, вспоминает Фриш, ограничивались надеждой на горы, которые должны были стать важным союзником швейцарцев. Бездумие, несомненно, экономило силы. Быть может, в тот момент оно было естественным. Но вот с тем, что оно было полезным или даже необходимым, Фриш согласиться не может. По его мнению, существует огромная разница между послушанием и дисциплиной, основанной на знании, убеждении и совести. "Мы были в армии, но не были готовы к войне... Впечатление спустя 30 лет: мы занимались легендой". Если "Листки из вещевого мешка" были в свое время благожелательно встречены швейцарской критикой, то его "Солдатскую книжку" ожидал гораздо более холодный прием.

Но въедливые вопросы Макса Фриша относились не только к политике Швейцарии в годы второй мировой войны и не только к швейцарской армии, о которой он, несмотря ни на что, вспоминает с благодарностью. Ведь и в двух своих военных книгах он был занят, по существу, тем, что имело одинаковое значение как для времен войны, так и для отнюдь не спокойной поры мира, новой этикой, требующей от человека постоянного мыслительного напряжения, постоянной готовности осознать себя и действительность не только в сиюминутном состоянии, но и в тех возможностях, которые может открыть в них будущее.

В 1950 году вышла первая книга дневников Фриша - "Дневник 1946-1949". В отличие от "Листков из вещевого мешка", где все дышало непреднамеренностью, это было тщательно выстроенное литературное произведение. Если читать его целиком (в семитомном немецком собрании сочинений Фриша это четыреста страниц убористого текста), становится ясным, что, несмотря на последовательность записей, отражающих течение жизни, материал смонтирован и монтаж подчинен художественным законам. Среди знаменитых писательских дневников XX века ("Дневники" Ф. Кафки, "Дневники" Р. Музиля) именно "Дневники" Фриша дальше всего от интимного своего назначения. Дневник, обращение к которому произошло когда-то случайно, стал литературной формой, способной выразить новое содержание. Именно так, как новое слово в послевоенной литературе, он был воспринят при своем появлении изощренными знатоками и широким читателем. Такое же сильное и свежее впечатление он производит до сих пор.