У всех лица измазаны сажей. Черные обводы вокруг рта и глаз, черные пятна на щеках.

Держались они смело и вели себя не слишком учтиво. Объясняться же с ними было нелегко. У них такой же язык, как на Острове Людей, на Кубе и в земле великого касика Гуаканагари, но очень много в нем непонятных слов.

Один из длинноволосых охотно согласился отправиться на корабль. Большое каноэ бледнолицых его, конечно, озадачило, и все, что он там увидел, безмерно удивило. Но истинный воин должен сохранять хладнокровие и скрывать праздное любопытство.

Длинноволосый гость вел себя в стане пришельцев как император Карибии. Он сквозь зубы цедил слова и всем своим видом показывал, что лишь из милости удостаивает своим присутствием вождя бледнолицых.

— Золото? Этот желтый металл у нас называется туоб, и в нашей стране есть куски туоба величиной с корму этого каноэ. Только к чему он нам, мужчинам? Туоб — забава для женщин.

— Где мы обитаем? Куда ступила нога воина — там его земля.

— Откуда мы пришли? Оттуда. — Он указал на юго-восток и добавил: — Мы никого не боимся. У нас есть чем встретить любых гостей.

Нехотя он принял подарки — лоскутки зеленой и красной ткани и стеклянные бусы. И взамен ничего не дал.

Гордого посла переправили на берег, а затем неведомо по чьей вине у места высадки завязалась жестокая схватка; правда, карибы вскоре сменили гнев на милость и заключили мир с иноземцами.

На следующий день явился на «Нинью» их вождь, которому вручены были красивый колпак и кусок красного сукна, а день спустя в обмен на эти роскошные подарки он прислал золотую маску. Но вторично явиться на поклон не соизволил. Эти карибы не в пример прочим индейцам явно не склонны были дарить свои сердца кому бы то ни было. Они были расчетливы и прижимисты и меновой торг у борта «Ниньи» вели почти на европейский манер.

Наблюдая за действиями длинноволосых коммерсантов, адмирал вынашивал смелый замысел. Смелый и коварный…

Утром, 16 января, незадолго до того, как корабли должны были поднять паруса, адмирал вызвал в тольдилью Висенте Яньеса Пинсона, Родриго де Хереса, боцмана Хуана Кинтеро, занявшего место своего коллеги Чачу, и Диего.

— Сеньоры, — сказал он. — Эта бухта — я назвал ее Заливом Стрел — наша последняя якорная стоянка на берегах Индий. Здесь, в Индиях, мы собрали всевозможные произведения природы. У нас есть образцы пряностей и злаков, мы везем разные изделия с новооткрытых островов. Захватили мы на этих островах и людей, у нас на «Нинье» их шестеро да, пожалуй, не меньше нынче и у сеньора Мартина Алонсо на «Пинте». Но в нашей коллекции, а ее мы обязаны преподнести их высочествам, нет ни одного кариба. За благо считаю коллекцию пополнить. Карибы снуют сейчас на своих каноэ у самого борта, да и на палубе их не меньше десятка. Нам надо схватить трех-четырех человек, связать их, а затем, коли это будет угодно святой троице, доставить в Кастилию.

Сделать же все это надо так: ты, Диего, заманишь к тольдилье карибов, а капитан Висенте Яньес, боцман и Родриго возьмут пять-шесть матросов и захватят этих индейцев в плен.

Диего тяжело вздохнул. Ему вспомнилась охота на акулу. Да, что и говорить, рыба-прилипала гуаикан верно служит человеку. Но рыба есть рыба, она не задумывается, честна или нечестна ее работа. А тебя бледнолицые сделали гуаиканом: «Завлеки, Диего, этих карибов, а мы затянем потом сеть». Конечно, карибы не люди. Они длинноволосые, мажутся не краской, а сажей, у них немирный нрав — одним словом, душа за них не болит. Но что если завтра человеку-гуаикану прикажут заманить в силки Людей Острова, его земляков и братьев?

И вот заполоскались на ветру паруса, «Нинья» поворачивается кормой к берегу, а Диего ведет к тольдилье четырех карибов. Карибы бегут за ним вприпрыжку. Как же не побежать, когда этот глупец предлагает там, у той пристройки, обменять большой нож из твердого и светлого металла на колчан со стрелами…

Колчан катится по палубе, его подхватывает боцман. Карибы лежат у самой тольдильи, они связаны по рукам и ногам. Туча стрел летит на корабль, но они не в силах поразить вероломных похитителей. «Нинья» стремглав несется в открытое море. На ней теперь десять пленников.

Великий жрец Гуаяра, наслаждаясь радостями медового месяца, давным-давно позабыл о последних уроках, данных накануне пришествия белокрылых каноэ сыну младшего брата Гуабины.

А ведь отнюдь не исключено, что именно благодаря Гуаяре адмирал покинул Эспаньолу, повел корабли единственно верным курсом. Северо-восток, четверть к востоку — NOtO. На первый взгляд очень странный курс. Ведь, следуя им, великий мореплаватель, казалось бы, должен был привести свои корабли не в Кастилию, а к берегам Ирландии.

Северо-восток? А почему не восток? Прямой, как стрела, путь от Эспаньолы к Канарским островам — именно путь восточный, тот путь, которым адмирал пришел в Новый Свет.

Однако в море-океане прямая не всегда кратчайшее расстояние между двумя точками. Течения и ветры не подчиняются эвклидовым аксиомам.

В XVI веке некоторые капитаны, покидая Антильские острова, принимали восточный курс, им казалось, что прямая дорога в Кастилию самая удобная и быстрая. Но восточные пассаты дули в нос кораблям, а пассатные течения неуклонно относили суда к западу.

Между тем, следуя к северо-востоку, мореплаватели попадали в попутную струю Гольфстрима, и паруса их кораблей надували западные и юго-западные ветры.

Колумбоведы и сейчас ведут ожесточенные споры. Одни считают, что адмирал совершенно случайно избрал курс NOtO. Другие полагают, что кое-что адмиралу было известно о ветрах и течениях в северной Атлантике. Вполне вероятно. Адмирал плавал и к берегам Англии, и, возможно, даже к Исландии. Он почти шесть лет провел на островах Порту-Санту и Мадейре — португальских форпостах в море-океане, лежащих в скрещении главных морских дорог Атлантики.

Но ведь не только Гуаяре, но и многим его землякам было известно: если каноэ судьба относит в сторону между полночью и восходом, оно никогда не возвращается восвояси. Могучие течения и ветры увлекают его в направлении восхода.

Когда «Нинья» и «Пинта» покинули Залив Стрел, на обоих кораблях шли горячие споры. Куда идти — на восток или на северо-восток? И право же, ученик Гуаяры мог дать адмиралу весьма полезный совет. Мог и не дать. Но несомненно, сам адмирал выспрашивал и Диего, и кузена Гуаканагари Гуакагану, и пленных карибов о ветрах и течениях в водах их родных островов. И сравнивал их сведения с знакомой картиной восточной Атлантики.

Так или иначе корабли приняли верный курс.

В январе бог Ураганов тих и благодушен. Он отдыхает после осенних оргий. В двадцатых широтах северного полушария январь и февраль — ранняя весна, ясная и теплая. Часто дуют ласковые восточные пассаты, ветры утренней свежести. Правда, кораблям, идущим из Нового Света в Старый, они не слишком выгодны. Приходится держать очень круто к этим ветрам на северо-северо-восток. Но недаром «Нинью» и «Пинту» строили лучшие корабелы Андалузии. В крутой бейдевинд — курс, при котором судно идет под самым острым углом против ветра, оба корабля шли под углом в пять румбов (56°).

Разумеется, если бы пассаты держались на всем пути к Европе, крутой бейдевинд завел бы адмирала в гренландские воды. Но на тридцать второй — тридцать третьей параллели «Нинья» и «Пинта» пересекли северные рубежи полосы пассатов, вступили в пояс устойчивых западных ветров и, словно гончие псы, понеслись прямо на восток.

Диего отлично усвоил уроки дона Луиса. Он уже знал — океан широк и просторен. И все же он и представить себе не мог, как необъятна эта водная пустыня. День, два, три, десять дней, целую луну идет белокрылый корабль по морю, а ему, этому морю, этой Большой Соленой Воде, конца нет. И сегодня, и завтра глаз видит лишь зеленоватые волны и небо, которое на горизонте сливается с бескрайной океанской гладью.