– Кажется, я опоздал, любезная Тэза? – пролепетал он на последнем повороте тропинки.

Тэза ждала, чтобы он подошел к ней вплотную. И тогда она свирепо посмотрела на него в упор, а затем, не говоря ни слова, повернулась и зашагала впереди священника в столовую, топоча каблуками так сердито, что даже хромать почти перестала.

– У меня было столько дел! – начал священник, напуганный этой немой встречей. – С утра я все хожу…

Она пресекла лепет аббата, снова кинув на него разъяренный и пристальный взгляд. У него подкосились ноги. Он сел и принялся есть. Тэза подавала ему, двигаясь точно автомат, и так стучала тарелками, что угрожала их все перебить. Молчание становилось столь невыносимым, что священник от волнения едва не подавился на третьем глотке.

– А сестра уже поела? – спросил он. – И хорошо сделала.

Когда я задерживаюсь, надо всегда завтракать без меня.

Ответа не последовало. Тэза, стоя, ждала, пока он опорожнит тарелку. Но он чувствовал, что не может есть под уничтожающим взглядом этих безжалостных глаз. Он отодвинул прибор. Этот несколько раздраженный жест подействовал на Тэзу, как удар хлыста, и тотчас же вывел ее из состояния молчаливого ожесточения. Она взорвалась.

– Ах, вот как! – закричала она. – Вы же еще и сердитесь! Ну, что ж, я ухожу! Дайте мне денег на проезд домой. Хватит с меня вашего Арто, вашей церкви! Все мне здесь осточертело!

Дрожащими от гнева руками она сняла передник.

– Вы отлично видели, что я не хотела разговора… Но разве это жизнь? Так, господин кюре, поступают одни только скоморохи! Что ж, теперь одиннадцать часов, не так ли? И не стыдно вам? Два часа, а вы еще из-за стола не встали! Не по-христиански это, нет, совсем не по-христиански!

Она подошла и остановилась прямо перед ним.

– Откуда это вы, в конце концов, явились? С кем виделись? Что у вас за дела такие?.. Будь вы ребенок, вас бы высечь стоило. Ну, сами скажите, разве пристало священнику тащиться по дороге, по солнцепеку, будто вы бездомный нищий… Нечего сказать, хороши! Башмаки запылились, рясы под пылью не видать! Кто вам ее будет чистить, вашу рясу? Кто вам купит новую?.. Да говорите же, что вы там делали? Право слово, кто вас не знает, может что угодно подумать… Сказать вам правду? Да я бы и сама сейчас не поручилась за то, что вы себя достойно вели. Коли уж вы завтракаете в такой поздний час, стало быть, на все способны.

Аббату Муре полегчало, и он ждал, пока уляжется буря.

В гневных словах старой служанки он находил для себя известного рода нервную разрядку.

– Прежде всего, добрая моя Тэза, – сказал он, – наденьте-ка свой передник.

– Нет, нет, – продолжала она кричать, – дело решенное: я от вас ухожу!

Но он, встав с места, рассмеялся и принялся завязывать ей передник на талии. Служанка отбивалась и бормотала:

– Говорю вам: нет и нет!.. О, какой вы хитрец! Всю игру вашу насквозь вижу! Задобрить меня хотите сахарными словечками!.. Скажите сперва, где вы были? А там увидим…

Он снова уселся за стол, весьма довольный тем, что остался победителем.

– Прежде всего, – возразил он, – позвольте мне поесть… Я умираю с голоду.

– Еще бы! – проворчала она, разжалобившись. – Ну, разве можно поступать так неразумно?.. Хотите, я сварю вам еще два яйца? Это одна минута. Ну, коли вам довольно… И все ведь простыло! А я так старалась, готовила баклажаны! Хороши они теперь, нечего сказать, вроде старых подошв… Счастье, что вы не лакомка, не то, что этот бедняга, покойный господин Каффен… Да, у вас есть свои достоинства, отрицать не буду!

Она прислуживала ему с материнской нежностью и, не переставая, болтала. А когда он откушал, побежала на кухню взглянуть, не простыл ли кофе. Теперь она забылась от радости, что наступило примирение, и вновь начала страшно хромать. Обыкновенно аббат Муре избегал кофе: этот напиток действовал на него слишком возбуждающе. Но ради такого случая, чтобы скрепить мир, он взял принесенную ему чашку. Он задумался было на мгновение, а Тэза села напротив него и повторяла тихонько, как женщина, изнывающая от любопытства:

– Куда ж это вы ходили, господин кюре?

– Куда? – ответил он и улыбнулся. – Я видел Брише, беседовал с Бамбусом…

И ему пришлось рассказать, что говорили Брише, на что решился Бамбус, я какое у кого было выражение лица, и на каком участке кто работал. Узнав об ответе отца Розали, Тэза воскликнула:

– А то как же! Ведь если умрет ребенок, так и беременность будет не в счет!

И, сложив руки, с завистливым восхищением продолжала:

– Досыта, видно, наговорились там, господин кюре! Полдня убили на то, чтобы добиться такого славного решения!.. А домой, должно быть, шли тихо-тихо? Чертовски жарко, наверно, в поле?

Аббат, уже вставший из-за стола, ничего не ответил. Он хотел было заговорить о Параду, кое-что разузнать… Но из боязни, что Тэза начнет его слишком настойчиво расспрашивать, и, пожалуй, еще из какого-то смутного чувства стыда, в котором он сам себе не признавался, он решил лучше умолчать о визите к Жанберна. И, чтобы положить конец дальнейшим расспросам, в свою очередь, спросил:

– А где сестра? Что-то ее не слыхать…

– Идите сюда, господин кюре, – сказала Тэза, засмеялась и приложила палец к губам.

Они вошли в соседнюю комнату, по-деревенски обставленную гостиную, оклеенную выцветшими обоями с крупными серыми цветами; меблировка ее состояла из четырех кресел и диванчнка, обитых грубой материей. Дезире спала на диване, вытянувшись во весь рост и подперев голову обоими кулаками. Юбки ее свесились и открывали колени; закинутые, голые до локтя руки обрисовывали мощные линии бюста. Она шумно дышала; сквозь полуоткрытые румяные губы виднелись ровные зубы.

– Ох! И спит же она! – пробормотала Тэза. – По крайней мере, она не слыхала тех глупостей, что вы мне сейчас кричали… Ну, и сильно же она устала, должно быть! Вообразите, она чистила своих зверушек до самого полудня… Позавтракала и тотчас же повалилась, как убитая. С тех пор ни разу не шевельнулась.

Священник с нежностью поглядел на сестру.

– Пусть себе спит, сколько спится, – сказал он.

– Разумеется… Какое несчастье, что она такая простушка! Посмотрите-ка на эти полные руки! Всякий раз, как я ее одеваю, я думаю, какая бы из нее вышла красивая женщина! Что и говорить, знатных племянничков подарила бы она вам, господин кюре!.. Не находите ли вы, что она похожа на ту большую каменную даму, что стоит в Плассане, у хлебного рынка?