Как говаривал Александр Христофорович одному из наших поэтов – «Прошлое, настоящее и будущее России прекрасно, а кто думает иначе, тот сумасшедший». Но на произнесённую речь Наследника они отреагировали терпимее, и в сумасшедшие меня записывать не спешили. Основы государства я не трогал, а пароходы, ну, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы власть не свергало. Через день отец выглядел больше задумчивым, чем грозным, спорил со мной лишь на счёт смены мундира. Я показал ему мои наброски паровиков, а так же револьвера, объяснил назначение каждой детальки. Сказал, что подчинённых мне жандармов буду вооружать только таким оружием дающим, особенно в условиях близкого боя, большие преимущества. Но вернёмся к дороге, оторвавшись от мыслей о высоком.

4-го сентября, когда мы прибыли в Одессу, тамошние художники-итальянцы уже торговали альбомами с видами города, особенно тех мест его, кои мы должны были посетить. Расположились мы в хорошо обустроенных апартаментах в здании биржи, к которому ходили теперь толпы поздних сентябрьских отдыхающих. Появись мы здесь на месяц раньше, в самый пик летнего сезона, и народу было бы вдвое больше. Но, всё равно, тихое болото местного общества мы расшевелили основательно.

5-го числа императрица, с толпой местных матрон, посетила Преображенский собор.

6-го был большой ужин на 300 персон, кормили богато и вкусно. Вечером опять серьёзно говорил с отцом, на этот раз в присутствии Нессельроде не знающего русского языка вообще, посему говорил с отцом почти исключительно на нём. Когда отец мне приказал перейти на немецкий и уважать гостя, я резонно ответил, что здесь Россия и гость как раз он, не знающий её языка, чем оскорбляет эту землю. Я же являюсь наследником Российского престола, а не прусского. Затем я перешёл на немецкий язык, и спросил графа о том, как продвигаются переговоры Австрии и Англии, за спиной России, о судьбе Чёрного моря. Хотелось бы, мол, узнать подробности оных от якобы поставленного за этим следить человека. Далее я перешёл на родной язык и сообщил о том, что перевожу князя Горчакова в свою свиту. Из службы в Нессельродевском МИДе он уходит, так как все его письма, относительно сговора за спиной России, остаются без рассмотрения. Не обращает на них внимания то начальство, кое, по идее, должно блюсти интересы именно русской державы, а не любой другой. Напомнил случай, когда один из высокопоставленных МИДовцев, поляк по национальности, в 31-ом тут же бросил Россию и переметнулся в стан новоявленных врагов. Далее я сообщил, что Князя я собираюсь использовать в качестве консультанта об истинных намерениях иностранных держав. После этого спокойно удалился, оставив остолбеневшего отца и красного от гнева австрийского шпиона. И хоть я ещё не получил от Князя согласие, но был абсолютно уверен, что после сегодняшней перепалке в старом МИДе его не оставят, съедят-с.

9-го сентября мы покинули сей гостеприимный древний город, а в свите вокруг себя я заметил охлаждение к моей персоне. Не иначе как злобный гном нашептал всем в уши! Ну что же, война так войну, к тому же отчуждение было не полным, ибо многие видели что откровенной опалы со стороны отца нет, что бы там не говорил пруссак, беседы же наши, хоть и были на повышенных тонах, но взаимопонимание постепенно вырисовывалось. Сошлись мы на том, что мне к лицу оба мундира, в одном я буду ходить на службу, а в другом принимать парады гвардейцев. Двойственность, скажите вы, но будете не правы, ибо в царстве правила определяет Царь. Отец был, кажется даже рад этой совместной пикировке, в коей я настоял на своём до конца и не отступил. Для него была важней Россия, держава сильная, а такая, по его мнению, могла быть лишь при сильном Императоре.

10-го мы были уже в Крыму и посетили всей семьёй Балаклавский Георгиевский Монастырь на южной гряде Крымских гор. Обитель сия ведёт своё начало с 890-го года, когда греческий корабль с поселенцами чудом выжил в страшном шторме у этих берегов, в честь этого события на месте нынешнего монастыря поселенцами была организованна маленькая пещерная церковь. Теперь с места бывшей церквушки открывался величественный вид на море, и на большую Георгиевскую скалу, как пик поднимающуюся из морской пучины и увенчанную крестом. С сим воспоминанием перед глазами я и заснул под вечер 11-го.

А долгожданный сон, о, надеюсь, не моём будущем, наконец-то пришёл. Лишь сейчас я понял, что ждал его всем сердцем, ибо без этих снов оставался перед собственной судьбой один на один. Сейчас же дева из других времён почувствовала моё присутствие и бойко отстучала на буквицах:

– Привет, хочешь посмотреть на представление?

Затем переместилась на мягкое кресло и щёлкнула какой-то коробочкой в руке. Загорелся ещё один ящик, в прошлые мои пребывания стоящий потушенным у противоположной стены и не подавая признаков жизни. Картина была величественная, как объясняла по ходу действия девица, это был таран летающим громадным пассажирским судном гигантского здания-небоскрёба. Затем ящик выключился, мы вернулись на прежнее место и вернулись к общению письмом, как объяснила мне Елена, «чтобы потом вспомнить о чём мы вообще тут трепались».

– Что это было, вернее, чьи это воздушные суда, какой державы?

– Суда принадлежали частной компании из США, но управляли ими другие люди. Они бойцы из сырьевой колонии США, борются за освобождение своей страны от ига американских потомков ветви Ротшильдов. Несколько бойцов на каждый воздушный корабль и уничтожены тысячи банкиров и их холопов.

– Чьи это бойцы?

– Персы, арабы, в общем с востока, наверное. Верят в Ислам, есть даже свой старец горы.

– Опасные люди!

– Вот я и говорю, война на Кавказе, это важно. Но не лучше ли бы заселять отвоёванные у горцев территории другим народом, не менее воинственным. Пусть убивают друг друга.

– Ты о чём?

– У меня было больше месяца на раздумья, и я поняла, что тебе необходимо своё золото, чтобы ты быстрее помог мне с моим золотом. Поэтому я перечитала многое, в том числе и о войне на Кавказе. А, главное, я тут набросала планчик, как нам раскрутить твою кандидатуру до таких масштабов, чтобы ты в одиночку смог воспользоваться золотом Аляски и Калифорнии.

– Там есть Золото?!

– Полно, хоть лопатой греби, будешь хорошим мальчиком, подскажу даже точные координаты россыпей. Но прийти туда ты должен сильным политиком, и до 1841-го года, а лучше пораньше. А то там янки его до тебя обнаружат и затопят калифорнию своими немытыми телами. По дороге они подгребут под себя весь запад Американского континента, следуя за золотой лихорадкой.

– Что же, это даже лучше, ситуацию меняет, время у нас есть, может быть мне можно съездить в Европу?

– Ни в коем разе! Для того, чтобы я полностью посвятила себя твоему проекту я должна быть материально независима! Так что не гони волну обратно, договор в силе. Расскажи, что произошло за месяц у тебя?

Я пересказал события, рассказал о Горчакове, о перепалках с отцом и их итоге.

– Ты это, с батяней правильно, по-нашему, но сильно его не зли, помни государя Ивана и его сына, родитель в запале может и сапогами забить или, того хуже, лишить карманных денег! Но то что добыл в споре оставь, это твоей кровью полито, а то что до остального, то прорвёмся! Я тут почитала кое-что по изобретателям, жившим в твоё время.

И она пересказала мне, вкратце, биографию некого немца Сименса и американца Морзе. Рассказала, что «историю насиловать» почти не придется, так как через двадцать лет немец и так будет строить в России телеграф. а аппараты американца будут составлять в России к концу века 90% телеграфных аппаратов. И сейчас у обоих как раз материальные затруднения, которые они уже через пару тройку лет преодолеют. Но сегодня их можно купить дёшево. Так что Горчакову предстоит более извилистый маршрут, но я был уверен в том, что если Князь придёт в мой лагерь, то мелкие неприятности его уже не остановят. Узнав о моём охлаждении со свитой, она расстроилась, ибо там были молодые офицеры, представители знатных фамилий, которые на первом этапе её плана были мне необходимы. Думала она минуту, потом написала «Эврика, будешь новым Пушкиным». Затем побежала в соседнюю комнату и возле ещё одного ящика взяла из коробочки тонкий диск, сверху которого было написано «Окуджава», а на коробочке был портрет какого-то субтильного старого грузина с гитарой. Но когда я услышал его песни, я понял, что Пушкины рождаются не только при смешивании русских с неграми.