Собиратель известий и рассказчик историй повествует так. Когда Санджар с несколькими всадниками обратился в бегство пред Хоршид-шахом, он направился к лагерю, чтобы добраться до шахских военачальников. При виде его те воскликнули:

– О богатырь, что случилось?! Куда ты дел шахскую дочь и где твоя дружина?! Где все богатства и сокровища?!

– Неужто вам не известно, что шахскую дочь и пятьдесят вьюков добра, которые я вез к вам, Хоршид-шах захватил? Подстерег он нас на дороге, девушку и сокровища отбил, множество народу побил. Да ведь я средь боя к вам гонца посылал, сообщал вам, что происходит! А вы ответили, что, мол, все брось и приезжай сам, мы-де не можем сейчас выступить. Когда время придет, тогда, мол, и отберем все обратно. Я по этому распоряжению оставил там девушку и богатство и прибыл, как вы приказывали. А теперь вы спрашиваете, что случилось! Значит, вы не посылали вестника? Значит, все это подстроено было? То-то я сам засомневался, когда он мне так сказал: уж больно быстро он назад поспел!

Стали богатыри спрашивать:

– Санджар, сколько же воинов было с Хоршид-шахом, что он такое совершил?

– Что там говорить! Трое их было: Хоршид-шах, Фаррох-руз и Шогаль-силач, а нас – четыреста душ.

Подивились богатыри, что трое с четырьмя сотнями расправились, а потом говорят:

– Куда же они после того скрылись?

В тот же час составили они письмо к шаху Фагфуру, сообщили ему, что произошло, и распоряжений его спросили. А затем решили:

– Надо послать лазутчика, чтобы вызнал, где обретается Хоршид-шах. Куда могли подеваться три человека, шахская дочь и пятьдесят вьюков добра? Во всей здешней округе нельзя места найти, чтобы укрыться, а они к тому же чужестранцы, дороги не знают. Царство Халеб отсюда далеко, так быстро они туда уехать не могли.

Значит, отправили они лазутчика, чтобы пропавших разыскал и они могли выслать войско, захватить Хоршид-шаха, а девушку и богатство отобрать. Пустился лазутчик в путь-дорогу.

Тем временем Самак вышел из ущелья Бограи и направился в лагерь, чтобы разведать, как обстоят дела, что надо предпринять. Повстречался ему дорогою ручей чистый да быстрый, а на берегу ручья, смотрит, человек сидит, в одиночестве кусок хлеба жует, а больше ни души не видать. Самак себе сказал: «Без сомнения, это лазутчик, про нас разнюхать хочет. Ну, да что мне за дело до него? Что он против меня может?» Но все же Самак подошел поближе, поздоровался и сел возле, а сам не говорит ничего. Тогда тот человек спрашивает:

– Откуда ты идешь, куда направляешься?

Самак отвечает:

– Я слуга, сопровождал дочь Фагфура. Когда Хоршид-шах напал на нас, кучу народа перебил, а шахскую дочь захватил, остальные в бегство обратились. Меня ранили. Теперь пробираюсь я к стоянке шахского войска, да только дороги не знаю.

Тот человек сказал:

– В лагерь вот какой дорогой идти надо.

– А ты куда путь держишь? – спрашивает Самак.

– Хоршид-шаха разыскивать послали, – отвечает тот. – Вот узнаю, куда он все добро и шахскую дочь отвез, вернусь, доложу, военачальники пошлют туда войско и назад все заберут.

Поговорили они и разошлись в разные стороны.

А Хоршид-шах к тому времени уж ущелье покинул, к шахскому лагерю продвигался, Гарн же впереди ехал. Когда до лагеря дошла весть, что посланец Гарн едет, ему вышли навстречу, приняли его с почетом, и Шируйе, который возглавлял войско, устроил пир. Созвали богатырей-военачальников. Гарн вошел в шатер, поклонился, сел. Тотчас подали шербету и фруктов, а там и прочую еду. Поели они, стали вино пить. Тут Гарн поднялся, достал письмо царевича, поцеловал и положил перед военачальниками. Шируйе взял письмо, передал письмоводителю, чтобы тот прочел, суть дела разъяснил. Поглядели они письмо, и все сказали:

– Нам службу исполнять, Хоршид-шаху – приказы отдавать! Да где же он есть?

– Завтра прибудет, – ответил Гарн. – Аргун и Сам у него под началом и войско превеликое.

Они все отправились навстречу, а в воинском стане праздник устроили.

Случилось так, что был средь них лазутчик Газаль-малека и все слыхал. Поспешил он к своему царевичу и рассказал ему, что узнал. А Газаль-малек, как услышал, очень огорчился и растерялся. Тут вошел к нему в шатер Катран-полководец поклонился, видит, что Газаль-малек сердит сильно. Говорит он Катрану:

– Видал, что Мехран выкинул? Одурачил нас, головы наши под меч подставил!

– Нет, царевич, Мехран не лгал, – отвечает Катран. – А доказательства тому – вот они: утром прибыла жена его с двумя дочерьми.

С этими словами он подал царевичу письмо Мехран-везира. Когда Газаль-малек понял суть дела и узнал, что девушка в крепости Шахак, он сказал:

– Надо нам готовиться к сражению.

А жену и дочерей везира он приказал разместить как можно лучше.

Тем временем Шируйе и Санджар, Самур и Сиях-Гиль и Карамун с пятью тысячами войска выехали навстречу Хоршид-шаху. Когда приблизились к балдахину царевича, все спешились, подошли с поклонами, а Фаррох-руз тоже соскочил с коня. Они подошли, с тал и целовать царевичу стремя, а Фаррох-рузу – руку. Для Хоршид-шаха шатер раскинули, он сошел с коня и воссел на тахт, Фаррох-руз – за спиной у него, а все прочие где положено стали, на него глядят, а над ним – фарр падишахский сияет. Сотворили они молитву и пожелали ему удачи.

А Самак тем временем прибыл в лагерь, видит, праздник там. Все только и говорят о прибытии Хоршид-шаха. Удивился Самак, пошел на то место, где шатер поставили, глядит, все кланяются, царевичу почет оказывают. Он обрадовался. Вошел в шатер, в свой черед поклон отдал. А Хоршид-шах, едва увидел его, приветил, перед собой усадил. Самак спрашивает:

– Царевич, как тебе удалось такое войско собрать? Когда это счастье тебе выпало? Где Махпари?

Царевич речь повел, все, что произошло, Самаку описал.

Когда Самак услышал про то, что Махпари отослали в крепость Шахак, он так и ахнул. Спрашивают его:

– Самак, что это с тобой?

– Эх, царевич, – говорит Самак, – плохо дело, хуже некуда. Сколько трудов я положил, чтобы Махпари из лап Мехран-везира и Газаль-малека вырвать, а ты ее отдал в руки сына кормилицы. Ведь Магугар – сын Шерванэ, он влюблен в шахскую дочь, но от страха перед шахом не отваживался в том признаться. А вы теперь ему девушку предоставили без всяких затруднений, а крепость та – самая недоступная во всем мире.

Услышал это Хоршид-шах, пригорюнился. Повернулся к Аргуну и говорит:

– Это все ты! Девушка-то знала, в чем дело, говорила она, что это неразумно! А я слушать не стал.

Аргун оправдываться начал:

– Богом клянусь, царевич, мне ничего не ведомо было – до того самого часа, как Самак рассказал.

Самак-айяр сказал:

– О царевич, прикажи мне, рабу твоему, передохнуть несколько деньков: ведь я с того дня, как тебе служить обязался, роздыху не видел. Отдыхать-то можно только тогда, когда опасность не грозит. Теперь, слава Аллаху, царевич на троне утвердился, а ратным делом я еще натешусь. Вот отдохну малость, а потом, осененный твоей счастливой звездой, разыщу тебе Мах-пари – с небес достану, из-под земли выну! Ведь Самак для тебя жизни не пожалеет!

Царевич возрадовался, поблагодарил его и воскликнул:

– Ты мне брат!

Он снял с руки браслет с десятью самоцветами, который ему отец на память подарил, и пожаловал его Самаку. А Самак поцеловал перед царевичем землю и сказал:

– О царевич, я, ничтожнейший из ничтожных рабов твоих, за тебя готов с милой жизнью распроститься!

После того стали они вино пить и пили до наступления ночи. Тут Хоршид-шах отдохнуть решил и проспали они, пока не наступил белый день.

Царевич приказал готовиться к сражению. Раздались удары барабана, звуки труб, всадники прикрылись железом и сталью и выехали на поле боя. Тем временем Газаль-малек услыхал грохот барабанов и велел своему войску выходить на мейдан. С обеих сторон выстроились войска. Сначала вступили в бой пешие. Хоршид-шах выставил две тысячи пехотинцев под водительством Самак-айяра, а неприятельская сторона – три тысячи. Сошлись они. Когда по двести человек с каждой стороны погибло, войсковые атаманы вышли, говорят: