Остались позади бутырские ворота, за железными стенами фургона была воля. Лазыгин понял – это шанс. Он стал готовиться нанести удар сперва охраннику-менту, потом водителю, но внезапно его остановил чей-то напряжённый шепот:

– Не дури, Варан… Рано…

В голосе слышалась непререкаемая уверенность, и Лазыгин невольно подчинился. Потом, перебирая в памяти лица попутчиков, он узнал этот голос. Он принадлежал Секретарю. И, насколько знал Варан, Секретарь мало того, что обладал исключительным даром убеждения, он ещё и мог то ли с помощью интуиции, то ли ясновидения, ненадолго заглядывать в будущее.

Вскоре автозак свернул, потом запетлял по узким улочкам, чуть не скребя бортами по стенам. Вскоре он затормозил, дверь открылась, и начальственный голос прокричал:

– Выходим по одному!

Рыбаковцы стали выбираться из фургона. И оказываться в окружении роты ментов-автоматчиков с истошно лающими овчарками. Зеков сразу же ставили на колени в снег.

Лазыгин огляделся. Их привезли на какой-то вокзал и там, в тупике, рядом с серой махиной автозака, стоял вагон с зарешеченными окнами. Легендарный “столыпин”.

Потом начальник, молоденький лейтенант в меховом полушубке, прокричал:

– Буду вызывать – встаём по одному и идём в вагон. Шаг вправо, шаг влево – попытка побега. Стреляем без предупреждения. Прыжок на месте – провокация…

Лазыгина вызвали вторым. Он медленно поднялся с колен, прошёл, под бдительными взглядами ментов в вагон. Там его встретил кто-то очень знакомый, одетый в форму капитана внутренних войск.

– Пошёл в камеру! – Рявкнул капитан и Варан узнал его. Это оказался Кикоз.

Через четверть часа автозак укатил обратно, оцепление сняли и Кикоз, подойдя к томившимся в зарешеченном купе зекам, спокойно проговорил:

– Ну, братва, с прибытием на волю…

Кикоз был весьма доволен собой. Ещё бы, за какие-то сутки ему удалось провернуть потрясающую операцию по освобождению группы “старой гвардии” Рыбака. Впрочем, всё оказалось гораздо проще, чем мафиози мог себе представить. Вагон для перевозки зеков, “столыпин”, он арендовал у вокзала под предлогом натурных съёмок какой-то кинокартины. Вызволить шестерых подследственных тоже оказалось несложно. Кикозу пришлось всего-навсего составить бумагу на фирменном, поддельном, естественно, бланке тюрьмы Екатеринбуга о том, что местным следователям срочно понадобились эти шестеро.

Остальное было делом техники. Менты с собаками, были, правда, настоящими, из роты охраны Бутырки. Зато конвойники ждавшие арестантов в вагоне были «свои».

Кикоз несколько опасался, стерпят ли его люди тычки московского конвоя, не взбунтуются ли… Но всё прошло гладко.

Среди освобождённых рыбаковцев лишь двое спокойно восприняли весть о том, что они на воле. Секретарь и Хвост. Они, как знал Кикоз, обладали некоторыми способностью к ясновидению и наперёд знали что должно будет произойти. Для других же, это сообщение оказалось полнейшей неожиданностью. Увидев Кикоза в форме, они первым делом подумали, что он продался ментам, и в напряжении выжидали удобного случая отомстить предателю.

Но решетчатая дверь купе распахнулась и бывшие зеки, всё ещё не до конца веря своему освобождению, стали выбираться в узкий коридорчик.

– Через купе – вольные шмотки. Ксивы я выдам позже. – Сообщил Кикоз очередную приятную новость. Разобрав вещи, рыбаковцы разошлись по разным купе переодеваться. Единственная женщина среди них отошла в самый дальний конец вагона. Впрочем, это было излишней предосторожностью. Всем наркобоевикам было известно кто она такая. Дама имела прозвище Яичница. Оно было дано не за любовь к этому блюду, а за её фирменный удар в пах, от которого пострадал не один мужик, домогавшийся её молодого тела. Впрочем, такое поведение лиц мужского пола имело ещё одну причину, кроме естественной притягательности Яичницы. Гнус выдрессировал из неё путану высшего разряда. С помощью секса она могла, с равной лёгкостью, и убить, и выведать нужную информацию, и, этот её талант использовался крайне редко, доставить мужчине неописуемое удовольствие.

Рядовые рыбаковцы, уже скинув форму краснопогонников, собрали ненужные вещи в мешок и куда-то унесли. Кикоз придирчиво осмотрел переодевшихся “гвардейцев”. Оставшись доволен смотром, все, несмотря на два года, проведённых в тюрьме, выглядели неплохо, хотя на лицах и был отпечаток несколько неестественной бледности, Кикоз выдал боевикам новые документы. В комплект входили паспорта, водительские права, удостоверения помощника депутата Государственной Думы и разрешения на ношение оружия.

В это время на улице раздались два коротких автомобильных сигнала.

– Это за нами. – Кикоз повернулся и вышел из “столыпина”. Боевики последовали за ним. На улице их поджидали два “Москвича”.

Машины отвезли их на квартиру в районе Даниловского рынка, где Кикоз, наконец, сообщил группе о причинах освобождения.

– То, что я вытащил вас – это не моя инициатива, – начал рыбаковец свою речь, – это – приказ самого Рыбака. Ему мешает один лох. Вот его личность… – Кикоз передал боевикам фотографию Дарофеева. – Его надо найти и устранить.

– И всего делов? – Подал голос Пострел, снайпер-универсал.

– Это не простой лох. – Нахмурившись, Кикоз буквально пригвоздил Пострела тяжёлым взглядом. – Именно он мочканул Гнуса. Из-за него вы все парились на нарах. А Рыбак, так тот и до сих пор… Короче. Срок заказа – вчера. Ясно?

– А оттянуться после кичи? – Лазыгин с недовольным видом ещё раз уставился на фотоснимок.

– Завалишь Пономаря – оттянешься. – С металлом в голосе проговорил Кикоз. – Дальше. Торч – в холодильнике. Жратва – там же. Бабки – в тумбочке. Грим – в ванной. Шмотьё – в гардеробе. Что ещё?

– Досье… – Тихо проговорил Секретарь.

– Да, досье… – Помощник Рыбака полез в свой кейс и извлёк из него плоскую папку. – Здесь всё, что про него известно. Привычки, возможности, черты характера. Старший в операции Секретарь. Вопросы?

Вопросов не было.

Едва Кикоз покинул стены квартиры, недавние заключённые гурьбой понеслись на поиски холодильника. А через пять минут все шестеро валялись без чувств, оглушённые дозняком морфина, пребывая в мире ярких и потрясающих воображение галлюцинаций.

Весь обратный путь до химкинского особняка Призрак внимательно вслушивался в мысли мальчика, стараясь понять, какое решение тот принял относительно предложения Рыбака. Но хумчанин наглухо заблокировал свой мыслительный процесс, и до телепата доносился лишь ровный бессмысленный шум. Кашеварова больше всего интересовало, то, расскажет ли Витя о своей встрече Корню. Но бывший ГУЛ, молчал, как рыба, заставляя Призрака исходить холодным потом и терзаться сомнениями.

Лишь прибыв на место, Витя позволил себе “утечку” мыслей.

– Не мешай. – Послышалось в голове Михаила Руслановича. – Я сейчас буду работать. И не беспокойся. Я тебя не заложу…

Кашеваров был в курсе того, кого конкретно поручил устранить Вите Корень и, несмотря на предупреждение мальчика, попытался подключиться к его ментальной сфере. Но хумчанин был начеку и в ответ послал концентрированный мыслеобраз головной боли. Телепат буквально рухнул на месте, страдая от жесточайшей мигрени и не смог проконтролировать процесс выполнения задания.

Первая схема убийства не вызвала у Вити никаких затруднений. Он решил не усложнять и запрограммировал на устранение Соловья его любовницу. Зато второе задание вызвало у хумского гения немалые затруднения. Дело касалось Рыбака. Ещё час назад старый наркоделец сидел напротив мальчика и откровенно пытался переманить его на свою сторону. Мальчик неплохо знал людей и понимал, что такая приманка, как обучение в Америке или Европе, всего лишь наживка, скрывающая какой-то крючок. Что конкретно хочет наркобарон, выяснить мальчику не удалось, но вряд ли это было чем-то иным, нежели та работа, которую хумчанин выполнял для Репнева.