Взгляды обоих монахов были хорошо известны, поэтому сам факт, что дело поручили именно им двоим, о многом говорил. По-видимому, доминиканцы подозревали, что обвинение может оказаться ложным, и полагались на непредвзятость решения выбранных ими исполнителей. Именно этим принципом и собирался руководствоваться Пэрри, несмотря на резкость суждений своего помощника.

— Как вы знаете, чтобы обвинить человека, часто бывает достаточно даже незначительных улик, — осторожно вступил в разговор Пэрри, когда оба они, оседлав ослов, отправились в дорогу. Путь предстоял долгий и скучный — Пэрри надеялся оживить его беседой.

— Уж лучше так, чем распространение ереси, — благочестиво ответил отец Непреклонный.

— Надутый осел! — воскликнула Джоли.

Монах повернул голову:

— Вы что-то сказали?

— Мой осел начинает упрямиться, — пояснил Пэрри.

Неужели отец Непреклонный действительно слышал возглас Джоли? Пэрри считал себя единственным, кто способен с ней общаться. Однако, является это его заслугой или Джоли сама решает, кто может ее услышать, а кто нет, он не знал. Так же, как и жизнь, ее смерть была окутана тайной.

Прибыв в местный монастырь, Пэрри и отец Непреклонный принялись за скрупулезное изучение улик, которые, как обычно, состояли из сплетен, слухов и домыслов. Пэрри невольно пришло на ум другое значение слова «ересь»… Он задумался — что, если все обвинения в ереси действительно оказались бы вздорными и призрачными?

— Дыма без огня не бывает, — самодовольно заявил отец Непреклонный.

— Болван! — фыркнула Джоли. — Ну, Пэрри, тебе придется туго.

Пэрри вздохнул. Он понимал, что порой только и начинает по-настоящему дымить, когда пламя уже потушено…

— Придется опросить свидетелей, — сказал Пэрри.

— Зачем? — удивился отец Непреклонный. — У нас достаточно показаний — не могут же все они оказаться ложными?

— Да пусть они состряпают хоть сотню показаний! — вскипела Джоли. — Это все равно не причина, чтобы выносить кому бы то ни было смертный приговор!

— Вряд ли в наших интересах оставлять людям лишний повод для критики, — осторожно заметил Пэрри. — Лучше уж раз и навсегда рассеять сомнения. Мне кажется, я смог бы получить более твердые доказательства.

Отец Непреклонный недовольно надул щеки:

— Ну что ж, отец Скорбящий, если вы настаиваете…

— Вот это, — сказала Джоли, показывая на запись показаний одного из свидетелей. — Я чувствую, что здесь что-то не так.

Пэрри поднес к глазам документ.

— Фабиола, — прочитал он. — Похоже, она является главной свидетельницей обвинения.

— Да, пожалуй, — согласился отец Непреклонный. — Одних ее показаний достаточно, чтобы решить дело.

— Тогда мы так и сделаем — допросим-ка ее еще раз.

В недоумении отец Непреклонный открыл и закрыл рот. У него и в мыслях не было проводить новый допрос, однако, отказавшись от него теперь, он поставил бы себя в крайне неловкое положение.

Они просмотрели другие бумаги.

— Кажется, в этом деле лорд Бофор — весьма заинтересованное лицо, — заметил Пэрри. — Его земли примыкают к землям обвиняемого. Вот вам и мотив.

Джоли заволновалась — она тоже подозревала лорда Бофора.

— Божьим слугам не к лицу такие мысли, — возразил отец Непреклонный. — Ведь обвинение выдвинуто не против лорда Бофора!

— Возможно, — не стал спорить Пэрри.

Наконец свидетельница предстала перед ними. Фабиола оказалась совсем юной, лет семнадцати, девушкой, хотя выглядела гораздо старше. На ее лбу виднелась узкая лента, которая перехватывала откинутые назад распущенные волосы — обычно так причесывались незамужние девушки. Уставившись на двух сидящих за столом мужчин огромными от страха карими глазами, девушка живо напомнила Пэрри Джоли, когда та впервые вошла в его дом. Даже через двадцать лет это воспоминание больно ранило ему сердце…

— Ее мучили, — прервала его задумчивость Джоли.

Мучили! Пэрри хотелось подробнее расспросить Джоли, однако не мог же он, монах, разговаривать с призраком умершей жены! Вряд ли другие братья поняли бы это…

— Согласно показаниям, — обратился к девушке отец Непреклонный, — вы утверждаете, будто обвиняемый общался с демонами и будто вы сами это видели. Это правда?

— Да, отец, — еле слышно пролепетала она.

— Так же, как и то, будто, обнаружив, что за ним наблюдают, обвиняемый наслал одного из демонов на вас и тот вас обесчестил?

Смертельно бледные щеки девушки вспыхнули.

— Да, отец. — Любой женщине было непросто признаться в том, что ее изнасиловали.

Отец Непреклонный обратился к Пэрри:

— У нас имеется письменное подтверждение личного врача доктора Бофора, который ее осматривал.

— Да, ее изнасиловали, — согласилась Джоли. — Но в показаниях ни словом не упоминается о пытках.

Пэрри кивнул.

— Фабиола, мы явились сюда не за тем, чтобы прибавить тебе страданий, — сочувственно произнес он. — Мы хотим лишь установить истину. Боюсь, что твои показания не отражают ее в полной мере.

Глаза девушки наполнились ужасом:

— Прошу вас, святой отец, я рассказала все! Все! Клянусь вам! — Несчастная, конечно, боялась, что ее снова будут мучить.

— Сомневаюсь, — отрезал Пэрри.

— Что же вы хотите от меня услышать, святой отец? — взмолилась она. Такая постановка вопроса не ускользнула от внимания Пэрри. Он понял, что девушка готова сказать все что угодно — ведь ее воля сломлена…

— Всю правду, Фабиола.

— Но меня…

— В этом документе не написано о том, что вас пытали.

Отец Непреклонный удивился, однако промолчал. Неожиданный поворот допроса застал его врасплох и показался интересным.

Девушка попыталась замкнуться в себе.

— Меня никто не… — Она даже не смогла закончить. Наверное, мучители пригрозили девушке, что, если она хоть словом выдаст их, они снова за нее примутся.

— У нее на животе остались следы, — вмешалась Джоли.

— Сними тунику, — приказал Пэрри.

Теперь уж отец Непреклонный не выдержал.

— Мы слуги Господа, брат! Не можем же мы выставлять эту женщину…

— Вы правы, — подтвердил Пэрри. — Поэтому все посторонние должны удалиться. — Он многозначительно взглянул на солдат и слуг: — Выйдите! Когда понадобитесь, мы вас позовем.

— Святой отец!.. — воскликнул сержант.

Слегка нахмурившись, Пэрри пристально взглянул ему в глаза. Прекрасно понимая, что, если кто-нибудь из монахов пожалуется на него за неподчинение, ему несдобровать, сержант дрогнул. Формально не имея ни физической, ни политической власти, в действительности Церковь обладала и той, и другой — это было известно всем. Пыткам мог подвергнуться любой, не только простые крестьяне.

Вскоре в комнате остались лишь два монаха и девушка.

— Снимай тунику, — мягко повторил Пэрри.

— О, святой отец, зачем вы меня позорите? — всхлипнула она.

— Мы монахи, — твердо отчеканил отец Непреклонный. — И не собираемся пялить на тебя глаза. Единственное, что нам надо, так это установить истину. — Хорошо зная Пэрри, он был твердо уверен в том, что его спутник никогда не станет принимать легкомысленных решений. К тому же отец Непреклонный был обязан во всем поддерживать авторитет Церкви.

Дрожа, девушка сбросила тунику, под которой оказалась лишь обмотанная вокруг живота давно не менявшаяся повязка. Тело Фабиолы было таким худым и грязным, что едва ли могло кого-либо соблазнить.

— Скорее всего это ножевая рана, — заметила Джоли. — Но неглубокая. Тут что-то еще…

— Ты сказала, что тебя не пытали, — начал Пэрри. — Тогда почему ты носишь эту повязку?

— О, святой отец, это все демон! — воскликнула Фабиола.

— Что «все»? — заинтересовавшись, задал вопрос и отец Непреклонный.

— Он… он рвал меня ног… когтями, когда…

— Женщина! — резко одернул свидетельницу Пэрри, которая от неожиданности чуть не подпрыгнула на месте. — Не пытайся обмануть служителей Господа!

Несчастная разразилась слезами.

— Фабиола, посмотри на меня, — приказал Пэрри.