До оговоренной встречи с Паскаловой у дома, где жил Гилевский, оставалось много времени, и Джума отправился по намеченному на сегодня маршруту...

Рядом с антикварным магазином находился пункт скупки драгоценных металлов на лом. Тут всегда вертелся разный люд, пытавшийся заработать: перехватывали шедших в скупку, предлагали цену за грамм, скажем, серебра или золота, повыше, нежели в скупке, делали таким образом бизнес. Милиция махнула на них рукой: сейчас разгонишь, а через час они снова тут, как мухи на мед. Дельцы посолидней кучковались у антикварного. Среди них топтался и крепкий мужичок в желтой сорочке с распахнутым воротом, в растоптанных широкой ступней видавших виды туфлях и в давно неглаженных брюках, которые он то и дело подтягивал, пытаясь натянуть на живот. Это был Джума Агрба. Он не был похож на любителя и знатока антиквариата, его никто не принимал всерьез, даже сторонились, поскольку знали друг друга, знали, кто чем интересуется: кто иконами, кто бронзой, кто старинным чугунным литьем, кто старым русским фарфором или немецким с голубыми или хотя бы с зелеными мечами на обороте.

К нему, отделившись от толпившихся и сновавших, подошел хорошо одетый парень, на лице светозащитные очки, и наклонившись, спросил:

- Видать с Кавказа?

- Раз видать, значит с Кавказа, - ответил Джума, чья внешность - чуть выпуклые глаза и дугообразный нос редко кого вводили в заблуждение.

- Что-то привез или интересуешься чем? - спросил парень.

- Сперва сними очки, глаза хочу увидеть, не люблю втемную.

- Ну даешь! - засмеялся парень, но очки снял. - Так что?

- Ищу.

- Что?

- А что предложишь? У нас в Сухуми любят красивые вещи.

- Дак у вас же стреляют! Голод, нищета.

- Сейчас не так уж стреляют. Постреливают. Но богатый народ еще есть... Что предложишь?

- Каминные бронзовые часы. Начало XIX века.

- А почему в магазин не сдаешь?

- Там ставят мало да еще двадцать процентов комиссионных сдирают.

- А посмотреть можно?

- Идем.

Он повел Джуму в подъезд рядом с магазином. Там стоял другой парень с большой красивой спортивной сумкой.

- Достань ходики, - сказал ему первый.

Тот извлек каминные часы. Под стеклянным колпаком мерно двигался маятник. Джума повернул в руках часы, пощелкал языком, сказал:

- Это ж надо такое чудо сделать!.. Сколько хочешь за них?

Продавец назвал цену.

- Только мне нужно посоветоваться с корешом, без него не могу, он часть своих вкладывает и толк в вещах знает, а потом торговаться будем.

- А где твой приятель?

- В гостинице рядом.

- За полчаса управишься?

- Я бегом.

- Давай, чеши.

Джума быстро зашагал, свернул за угол, оттуда - к музею. Замдиректора Реброва застал у себя, объяснил в чем дело.

- Вряд ли это наши. Экспозиция часов у нас временная, развернули на полгода, я ее на память знаю, сам комплектовал. Идемте посмотрим.

В небольшом зале находилась выставка старинных часов. Это были уникальные работы часовых дел мастеров XVII-XIX веков. Такого количества и красоты часов Джума никогда не видел. "Темный ты, Агрба, человек", сказал он себе.

Ребров прошелся вдоль стен, где были выставлены часы, увлекая за собой Джуму, потом решительно сказал:

- Нет, тут все цело.

- Ну и слава Богу, - вздохнул Джума. - Извините, что побеспокоил...

Продавец часов ждал его.

- Ну что, где ж твой приятель? - спросил.

Джума извинительно развел руками:

- Не захотел, сказал, что в часы боится вкладывать бабки.

Парень махнул рукой, выматерился, куда-то слинял. До закрытия антикварного магазина на перерыв оставалось минут пятнадцать. Джума вошел. Заведующий сидел у себя в маленькой конторке, что-то считал, тыча пальцем в калькулятор, увидев Джуму, приветственно поднял руку. Они были знакомы. Джума не раз приходил сюда, когда случались ограбления квартир. Войдя, Джума притянул за собой фанерную дверь, взял ее на крючок.

- Садись, майор, - предложил директор. - Чашечку кофе с коньячком?

- Не откажусь.

- Что за новые заботы? - спросил директор, разливая коньяк по рюмкам.

- Как идет торговля? - задал встречный вопрос Джума.

- Какая теперь торговля! Народ обезденежел, все, что можно проел. Иногда кое-что приносят, да и то привозное, - он поставил перед Джумой чашечку, банку с кофе.

- Тут мне сейчас один воробей часы каминные предлагал, XIX век.

- Знаю я его и эти часы. Фуфло. Собраны из разных.

- Ты мне вот что скажи, - Джума выпил коньяк и стал потягивать кофе, - последнюю неделю тебе ничего не приносили интересного?

- Что имеешь в виду? Часы, фарфор, бронзовое литье? Из какой жизни?

- Могли принести все, что угодно.

- За последнюю неделю, говоришь? - он задумался. - Принял я на комиссию старинную хорошую люстру, ханукальный еврейский семисвечник, кубачинский кувшин. Пожалуй, и все.

- Что комитенты?

- Люстру и семисвечник сдала пожилая женщина, уезжают в Израиль. Интеллигентная дама. А кувшин - солидный такой полковник-летчик. Я спросил, как к нему попал кувшин, сказал, что приобрел в Дагестане, а сейчас дачу строит, деньги нужны. Сдал очень дешево, чтоб быстрей продалось.

"Не то, не то, - думал Джума. - Люстру из музея незаметно не пронесешь. А остальное - пустяки. Из-за этого не убивают. Там брали, если брали, что-то покруче..."

Поблагодарив за угощение, Джума сказал:

- Ежели что появится такое... ну сам понимаешь... дай знать.

- Непременно. Мне влипать с краденым тоже неохота. А кого обокрали?

- Одного профессора, - соврал Джума...

На улице у скупочного и возле антикварного почти уже никого не было, магазины закрывались на перерыв.

Свой перерыв Джума провел в небольшом кафе "Янтарь", взял два бутерброда - с колбасой и сыром, - чашку кофе. Он медленно ел, чтоб скоротать время, вслушиваясь в разговоры посетителей. Господи, о чем только люди не говорили! Кофе он не допил - переслащенный, а сладкого Джума не любил. "Сладкий!" - вдруг вспыхнуло в мозгу. Как я забыл про него! "Сладкий" - это была кличка человека, имя и фамилию которого Джума запамятовал, он был странный тип, сколько Джума помнил, всегда неопрятно одевался, вечно бледное худое лицо с буграми от юношеских прыщей и всегда улыбочка, змеившаяся на тонких губах, вертлявая походка. При этих внешне отталкивающих чертах, был "Сладкий" мягким, услужливым, добрым. Когда-то занимался фарцовкой, затем, когда ремесло это почти усохло, остался не у дел: удачливые фарцовщики выбились в бизнесмены. "Сладкий" же стал маклером, занимался только антиквариатом. Имелась у него привычка, походившая на страсть: был помешан на портретной живописи, мог по несколько часов торчать в картинной галерее, которую посещал раз в неделю обязательно, где его уже знали не только, как штатного посетителя, но и как знатока, и относились к нему добродушно, как к неудачнику, несостоявшейся одаренной личности. Когда что-либо требовалось Джуме при оперативно-розыскных нуждах, "Сладкий" не отказывал. Он не являлся стукачом ни платным, ни по призванию, а был просто услужливым человеком. Джума, разумеется, тоже старался быть джентльменом, дабы никто из окружения "Сладкого" не заподозрил его в предосудительных связях с милицией...