- Я думал, у нас больше этого добра, - сказал Джума.
- А в приемный день вообще спятить можно. И с каждым надо вежливо, выслушать, осушить слезы... - и он принялся за свои дела, а Джума сидел обок, ждал и тоскливо смотрел в окно, где виднелась верхушка дерева и последний этаж жилого дома.
Ждал он минут сорок, когда вошла Валя и, не глядя на Джуму, доложила начальнику:
- Был такой. Документы по приглашению от некоего Кевина Шобба из США он сдал двенадцатого февраля. Когда они были готовы, послали ему извещение, в мае. Но он пришел и отказался, зря только испортили паспорт. Почему отказался, не помню. Все?
- Спасибо, Валя, - сказал начальник. - Все.
Она вышла.
- Все ясно, - поднялся Джума. - Извини, что отнял время.
Начальник махнул рукой, мол, не ты первый, не ты последний. С этим Джума и удалился...
В нотариальной конторе народу поубавилось - до перерыва оставалось минут двадцать. Старший нотариус пребывал в той же степени любезности, с какой встретил Джуму, но был уже поспокойней, сказал:
- Нашли мы. Гилевский заверил у нас завещание и оставил на хранение. Вот, если угодно познакомиться, - он протянул страничку.
Джума неторопливо читал, чтоб запомнить, ибо понимал, что Паскалову это заинтересует. Прочитав, возвратил нотариусу.
- Будете производить выемку? - спросил нотариус.
- Это уже как следователь решит. Благодарю...
Он шел домой. В прокуратуре был перерыв, Джума не знал, застанет ли Паскалову. Да и есть хотелось. Нади дома не оказалось, ушла куда-то с детьми. Он поочередно открыл крышки кастрюль на плите, полез в холодильник. Нагрел свиные щи с большим куском мяса, на сковородке подогрел вареную фасоль, развел в мисочке польский грибной соус и сел обедать. Во время еды размышлял и пришел к выводу, что в деле Гилевского не очень-то продвинулись, невесело подумал, что еще надо будет отработать восемь фамилий тех коллекционеров, которые дал ему "Сладкий". Восемь человек! Та еще работенка... В коридоре хлопнула дверь, послышались детские голоса. Вернулась Надя.
- У тебя ничего не подгорело на плите? - спросила. - Что-то запах подозрительный.
- Все, что могло сгореть, уже у меня в животе.
Вбежали дети, окружили его.
- Папка пришел!
- У него в животе!
- Па, когда на аттракцион пойдем?..
В СИЗо Скорик ждал, пока приведут Лаптева.
Вошел он в своей аэрофлотской форме. Выбрит, но лицо осунулось, бледен.
Скорик предложил сесть, сказал:
- Я новый следователь по вашему делу. Зовут меня Скорик Виктор Борисович.
Тот молча кивнул.
- Нужно прояснить несколько моментов. Итак, четвертого мая вы посадили в свою машину Олю Земскую?
- Да.
- С какой целью?
- Она попросила подвезти ее в райцентр.
- Зачем?
- Ей надо было сдать деньги в сельпо, а в головном магазине получить товар.
- Вы приехали в райцентр. Что было дальше?
- Мы зашли в головной магазин, я купил себе тюбик крема для бритья.
- Какой?
- "Жиллет".
- И потом?
- Мы попрощались, и я уехал, а она осталась заниматься своими делами.
- Вы что, очень спешили?
- Да. Мне нужно было заехать в отряд. У нас через неделю был рейс в Нью-Йорк. Потом я собирался с приятелем в бильярдную в Дом офицеров.
- В котором часу?
- В пять. Так мы уговорились.
- Вы точно помните, что четвертого мая в головной магазин Рубежного вы заходили с Ольгой Земской и купили там крем для бритья?
- Точно.
- Однако не получается: в тот день ни сельпо, ни головной магазин не работали. Это я проверил сегодня... Как вы объясните это несовпадение?
- Не знаю.
- Вы что, собирались жениться на Ольге?
- Да.
- А вы знали, что она беременна?
- Нет.
- Она могла быть беременна от вас?
- Исключено.
- Значит из Рубежного, попрощавшись с Олей, вы отправились в аэропорт, а затем в бильярдную?
- С бильярдной не получилось. Приятель не смог, у него было какое-то срочное дело.
- Кто этот ваш приятель?
- Вадим Пестеров.
- Чем он занимается?
- Он шофер на инкассаторской машине.
- Итак, вы говорите, что поехали с Земской по ее делам в Рубежное, затем отправились в ресторан, потом повезли ее домой, но по дороге что-то у вас случилось с машиной, уже темнело, вы проголосовав, остановили самосвал, заплатили шоферу, чтоб он довез Земскую до Борщова. Было это в трех километрах от лесопосадки, где затем обнаружили труп Земской. Так?
- Так. Я об этом говорил и предыдущему следователю.
- Не получается, Лаптев: в тот день в Рубежное Земская ехать не собиралась, поскольку знала, что сельпо закрыто и денег она не сдаст. Это, во-первых, а во-вторых, знала, что головной магазин на ревизии, и товар она не получит. Есть этому и еще одно подтверждение: выручка, которую по вашему утверждению она должна была везти в сельпо сдавать, как выяснилось, лежала в целости и сохранности у нее дома.
Лаптев опустил голову.
- У вас есть хороший адвокат, - сказал Скорик. - Можете поведать ему о нашей беседе, - Скорик вызвал конвоира.
Лаптева увели...
Паскалова и Скорик сидели у себя в кабинете, когда вошел Джума. Увидев Скорика, поприветствовал, спросил:
- Ты где пропадал, дорогой?
- По вашей милицейской милости все приходится делать заново. Вы портачите, а мы расхлебываем, - подмигнул Скорик Паскаловой.
- Это не про меня. Правда, Кира Федоровна?
- Еще не знаю, - подхватывая игру, улыбнулась Кира.
- Дай пива, - попросил Джума у Скорика. - Оно у тебя в правой тумбе.
- Смотри, ты действительно сыщик, насквозь видишь. Что, вкусно пообедал?
- Вкусно.
- А пиво заслужил сегодня?
- Если не у тебя персонально, то у прокуратуры вообще - безусловно.
- Так и быть, - Скорик извлек из правой тумбы стола бутылку пива. На.
Джума привычно сдернул крышечку обручальным кольцом, взял стакан, стоявший на сейфе. Выпив, вздохнул, утер губы, уселся возле Паскаловой, спросил:
- Можно закурить?
- В коридоре, - сказал Скорик.
- Да ладно тебе! - Джума все же закурил. - Значит был я и в ОВИРе, и в нотариальных конторах, - обратился он к Паскаловой. - Документы для гостевой поездки в США Гилевский сдавал. В феврале, двенадцатого. Когда они были готовы, он вдруг отказался. Причина неизвестна. В нотариальной конторе номер три имеется его завещание на имя некоей Долматовой Людмилы Леонидовны. Завещано: приватизированная квартира, вся недвижимость, иконы, картины, библиотека. Одним словом - все.