Аврора, забившись в угол кареты, отказалась наотрез. Она не желала сносить оскорбительных взглядов Гонзага и лишний раз показывать ему свои покрасневшие глаза и подвенечное платье… Претили ей и его сообщники – те, что встали стеной вокруг убийцы Невера и ополчились на нее и на Лагардера. Донья Крус была иного мнения.

– Пойдем, – сказала она. – Даже если мы задержим беглецов всего лишь на четверть часа, мы все равно поможем нашим спасителям. Проигрыш одних – это выигрыш для дру­гих.

– Если Анри не умер, он слишком далеко, – печально отозвалась окончательно павшая духом мадемуазель де Невер.

– Почем ты знаешь? Ведь я цыганка, сестренка, и могу угадывать будущее… Так вот, я тебе говорю, что твой Лагардер совсем близко.

– О, если бы это было так! – вскричала Аврора. – Флор! Дорогая моя Флор! Если бы меня увезли одну, я чув­ствую, что не вынесла бы… Я бы уже умерла! С тобой я могу еще надеяться…

– Так надейся! Надейся, молю тебя… и будь сильной!

Они обнялись, а в окошке вновь возникло лицо Гонзага.

– Неужели вам не понравилось мое предложение? – спросил он. – Я полагал, что оно доставит вам радость…

– Мы согласны, – произнесла донья Крус, – прикажи­те остановить карету.

Обе девушки, ступив на землю, огляделись: перед ними простирались поля, усеянные жемчужинками росы.

На каждой травинке сверкала капля. Вдали виднелась не­большая роща, окутанная голубой дымкой в лучах занимавшей­ся зари.

Но слишком кровоточили сердца Авроры и Флор, чтобы могли они наслаждаться несказанной красотой природы. На глазах у них выступили слезы страдания и любви. За каждую из этих слезинок-жемчужин Лагардер и Шаверни заплатили бы потоками крови, но сейчас некому было осушить их.

– Нам спешиться, – спросил принц, – или ваша про­гулка будет недолгой?

Аврора испуганно отшатнулась… Она не желала, чтобы все эти люди стали свидетелями ее горя.

– Нет, – сказала она решительно, – городские укрепле­ния совсем близко. Мы пойдем за вами пешком.

Она шла, держа донью Крус за руку.

– Здесь не так красиво, как в Испании, – промолвила последняя. – Как же я люблю ее, мою Испанию! Но сердце мое печально, хотя мы и едем туда! Я готова молиться, ради тебя и ради себя самой, чтобы мы не добрались до границы, Аврора!

– Ты велела мне не терять надежды, – ответила мадему­азель де Невер, – а теперь стала сомневаться, как и я! Да, если мы окажемся там, нас никто не спасет…

– Вовсе нет, – тихо возразила Флор, – ты забыла о моих друзьях. Цыгане с горы Баладрон помогут нам…

– Они помогают лишь тем, у кого есть золото… а мы ни­чего не имеем…

– Все у нас будет… Не бойся, сестренка, прежде чем мы доберемся до Испании, много чего произойдет.

Тут она углядела на краю борозды кустики какого-то дико­го растения с ярко-красными цветами, стремглав кинулась ту­да, сорвала один из них, стала рассматривать лепестки, а потом принялась обрывать их с забавной благоговейной размеренно­стью.

Не слыша слов подруги, она беззвучно шептала что-то, и в ее широко раскрытых глазах мерцала тайна.

Внезапно она отбросила цветок в сторону и, схватив Авро­ру за руку, с силой сжала ее пальцы.

– Обернись, – сказала она еле слышно. – Смотри в сторону солнца, но заклинаю – ни единого звука или жеста!

Аврора послушно повернула голову… Но потрясение оказалось слишком сильным. Она вдруг так побледнела, что Гонзага тре­вожно поворотился в седле, пристально вглядываясь в горизонт.

И он увидел то, что так потрясло мадемуазель де Невер.

На вершине небольшого холма, освещенный лучами восхо­дящего солнца, стоял Анри де Лагардер, и принцу на миг по­казалось, что на него надвигается сказочный могучий великан, размахивающий мечом.

– В карету, мадемуазель! – вскричал Гонзага. – В Шартре мы сменим лошадей и тут же двинемся дальше… У нас мало времени.

Донья Крус, некогда искренне привязанная к нему, смерила его вызывающе-дерзким взглядом, в котором не было жалости.

– Только что времени было достаточно, принц, – усмех­нулась она. – Но как бы быстро вы ни мчались, вам не обма­нуть свою судьбу! Она начертана на диске восходящего солнца, и я вижу на нем знак смерти! Скорая гибель ожидает вас, и не помогут вам ни гордыня, ни богатство.

Гонзага скрипнул зубами, стараясь сдержать нарастающий гнев против цыганки, а его сообщники, услыхавшие слова доньи Крус, почувствовали, как холодная рука сжимает им сердце.

Девушки сели в карету, и кортеж въехал за крепостные стены города.

Анри де Лагардер обладал острым зрением и даже на та­ком расстоянии сумел различить знакомые очертания фигуры в белом подвенечном платье.

Сердце его гулко забилось. Он едва не ринулся вперед, на­гнув голову и желая схватиться врукопашную со всеми этими людьми, этими стенами, целым миром, если понадобится, чтобы вырвать у них Аврору, которую он увидел и которая, возмож­но, увидела его.

Но он подумал, что будет безумием ему, еще не снявшему с себя облачения смертника, открыто напасть на принца, что слывет другом самого регента. Город этот был слишком удален от Парижа, чтобы сюда уже долетела весть о позорном паде­нии и опале, постигших Гонзага, который, разумеется, не пре­минет воспользоваться обстоятельствами.

К тому же здесь у принца могли быть сообщники. Безрас­судство грозило гибелью; предпочтительнее было немного вы­ждать и не подвергать опасности ни себя самого, ни Аврору.

Пока же можно было удовлетвориться тем, что он нагнал похитителей: мадемуазель де Невер была совсем рядом, и ее спасение зависело лишь от него.

Оставалась также надежда, что Филипп Мантуанский, не подозревая о том, как близка погоня, задержится в городе хотя бы на несколько часов. Его спутники после такой скачки наверняка захотят побаловать себя хорошим обедом перед тем, как снова вскочить в седло.

Лагардеру же нужно будет только раздобыть трех хороших лошадей и последовать за похитителями.

Он уселся на траву, обхватил голову руками и погрузился в глубокое раздумье.

Прошлая жизнь встала перед его глазами, начиная с той ночи, когда он спас во рву замка Кейлюс девочку, ставшую те­перь женщиной, – женщиной, которую он любил всем серд­цем, всей душой.

Ему показалось, что он вновь слышит свой собственный го­лос и клятву, данную над телом убитого герцога Неверского: «Все убийцы умрут от моей руки, сначала подручные, а затем и их господин?»

Сколько времени прошло с тех пор!

Он не изменил клятве. Один за другим пали наемные убий­цы, свершившие черное дело во рву замка Кейлюс: Пинто на­шел свою смерть в Турине, Пепе-Убийца – в Глазго, Штаупиц – в Нюрнберге, капитан Лорен – в Неаполе, Жоэль де Жюган – в Морле, наконец, Джузеппе Фаэнца и Салданья – в саду возле дворца принца Гонзага в Париже.

Кокардас с Паспуалем не входили в этот счет, ибо доказа­ли свою невиновность; оставались, следовательно, Филипп Мантуанский, поднявший руку на своего друга, и его фактотум Пейроль. И этих двоих, казалось, защищал сам дьявол. Четве­ро посторонних людей погибли от ударов шпаги, предназначен­ных им.

Но Невер будет отомщен! Лагардер никогда не отступится от своего слова!

И на смену воспоминаниям пришли мысли о будущем… Он понимал, что предстоит еще много крови, прежде чем можно будет в назначенный час сказать Авроре де Невер:

– Дорогое дитя, отныне навсегда покончено со слезами и тревогами… Будьте счастливы со мной и для меня!

Когда же придет этот час? Сегодня? Завтра? Через ме­сяц? Одно можно сказать наверняка: он станет последним ча­сом для виновника прошлых и нынешних бедствий… Прежде чем солнце успеет скрыться за горизонтом, этот человек увидит острие его шпаги!

Несомненно, Гонзага должен умереть! Но не падет ли и сам Лагардер под ударами его сообщников? Неужели таков бу­дет конец всех лишений и страданий? Неужели рассыплются в прах, уйдут в небытие все их мечты?

– Нет, – сказал он твердо, – любовь спасет нас… нет ничего сильнее любви, когда она чиста!