Хоть бы он не был таким привлекательным, мечтала она, подцепив вилкой морковку в лимонном соусе. Божественно вкусно! Привлекательный – это еще слабо сказано. Из-под ресниц она украдкой посматривала на него. Гипнотизирующий, безжалостный, опустошающий, пугающий… С ним нелегко иметь дело.

И тут же в голову пришла мысль: с Вильямом было легко – и вот к чему это привело. Она отбросила дальнейшие раздумья и энергично принялась за оставшийся кусочек мяса.

Когда принесли шоколадное мороженое, покрытое карамелью, есть уже не хотелось, но Джессика была не в силах отказаться от заманчивого десерта.

– Все было великолепно, спасибо, Кольт, – вздохнула она, отправив в рот последнюю ложечку лакомства.

– На здоровье, – ответил он с легкой усмешкой. – Приятно смотреть, как женщина наслаждается едой. Освежающий контраст.

Контраст чему? Или кому? А, Джессика, это тебя не касается. Ей совершенно не нужен тот легкий флирт, о котором говорила Кэрол, даже если Кольт не прочь поразвле-каться с ней некоторое время, в чем она сомневается. Он отыскал ее ради шотландского проекта, вот и все, остальное – только плод слишком богатого воображения. Кольту Ай-ронсу нравятся такие женщины, как его машина, – быстрые, эффектные, без проблем.

– И что вы об этом думаете?

Она испугалась было, что он прочел ее мысли, но с облегчением сообразила, что речь идет о проекте.

– По-моему, все отлично, и мы в состоянии справиться со своей частью работы. Когда вы хотели бы начать?

– Вчера. Не знаю, над чем вы еще работаете, но, если возьметесь за это, все остальное придется отодвинуть на второй план.

Еще бы, конечно, ядовито подумала Джессика, но на лице ее появилась лишь улыбка.

– Нет проблем. Я проделаю основную начальную работу, поскольку знаю языки, а Рассел пока закончит то, чем мы сейчас занимаемся.

Когда подошел официант, Кольт предложил:

– Кофе с ликером? Клод делает его лучше всех в Лондоне.

– Просто черный, пожалуйста. И так всего слишком много. – За коктейлем уже был бокал красного вина к мясу, и, хотя она не опьянела, рядом с Кольтом Айронсом следовало держаться настороже.

– Два черных кофе, пожалуйста, – приветливо сказал Кольт официанту, и ее не первый раз за вечер поразило, как уважительно он относится к обслуживающему персоналу. Ей попадались другие мужчины, не столь богатые и могущественные, но которые тем не менее третировали официантов, словно те не больше чем пыль под ногами.

Странный человек. Он положительно выбивает ее из колеи. Лучше бы он был грубиян и скряга, тогда она могла бы по крайней мере презирать его… Нет, это ужасно! Что с ней сегодня такое творится?

– Вы знаете, что Гарри и Кэрол встречаются? – (Она уже стала привыкать к его неожиданным сюжетным поворотам.)

– Да. – И ее голос прозвучал встревоженно. Она говорила с кузиной по телефону после той вечеринки в Брингейле, и ее обеспокоило развитие столь стремительных отношений Кэрол с младшим сыном лорда Брингейла. Роберт Стантон причинил ей уже достаточно горя. А ведь она такая мягкая, отзывчивая, она совсем не умеет защищаться от ударов судьбы.

– Не надо так дрожать за кузину, – сказал Кольт с холодной насмешкой, и она вспыхнула от злости, но, тут же поняв, что он не знает причину ее тревоги, натянуто произнесла:

– Я буду рада за Кэрол, если у Гарри серьезные намерения. Иначе ей будет очень тяжело. У нее уже была долгая связь, которая плохо кончилась. Я не хочу, чтобы это повторилось.

– Значит, Кэрол воспрянула духом. – Он подождал, когда отойдет официант, принесший кофе, и сказал: – Я рад, что хоть кто-то в вашей семье нашел в себе мужество следовать зову сердца.

– То есть? – холодно осведомилась она.

– То есть я вижу, что вы не вняли моему совету.

– Посмотрите в словарь, и вы узнаете, что совет – это высказанное мнение. Я с уважением отношусь к тому факту, что у вас есть свое мнение о разных вещах, в том числе и о моей личной жизни…

– Или ее потере, – бесстрастно вставил он.

– Или ее потере. Но дело в том, что у меня тоже есть свое мнение, и в этом случае мое суждение имеет более веские основания, чем ваше.

– Чепуха. – Это было сказано беззлобно и потому еще больше раздражало. – У вас синдром страуса – засунуть голову в песок. – Холодными серыми глазами Кольт следил, как в ней нарастает злость. – Рано или поздно вам придется посмотреть на мир, а при вашей внешности это случится скорее рано, чем…

– Ну, знаете!

Он не обратил внимания.

– Меня невозможно оскорбить, так что ваш негодующий взгляд не достигает цели. Разве вы не понимаете, что, прячась, никогда не избавитесь от Вильяма? Я знаю, поверьте мне. Развлекайтесь, забудьте прошлое, думайте о настоящем.

– Я не хочу развлекаться, – проскрежетала она сквозь зубы. – Я хочу…

– … зачахнуть от неразделенной любви. Это вы уже делали шесть месяцев – вполне достаточно. Он не заслуживает и шести дней ваших слез, Джессика. Это хоть вы понимаете? – Склонив голову набок, он безжалостно разглядывал ее прищуренными глазами. – Вы умная женщина, неужели вам не понятна вся бессмысленность такого поведения?

– Вы… вы ужасный человек. – Нет, она не заплачет, ни за что не заплачет, твердила про себя Джессика, чувствуя, как горят щеки.

– Нет, просто практичный.

Если бы она взглянула на него, то увидела бы, как на мгновение сочувствие смягчило жесткие черты его лица, но она не отрывала глаз от своих сцепленных рук.

– Полагаю, ваша практичность распространяется и на поступок Джо? – Она подняла глаза на его бесстрастное лицо. – По-вашему, надо было отдать ей кольцо и сказать: «Спасибо, что увела у меня жениха, что спала с ним за моей спиной, хочешь, я буду крестной матерью вашему ребенку?.. Как я поживаю?.. О, прекрасно, Джо: я развлекаюсь…»

– Сестра поступила отвратительно, и если вы никогда ее не простите, она того заслуживает. – Глухой голос проникал в самое нутро, и что-то подсказывало Джессике, что он говорит не только о Вильяме и Джо… Здесь было и нечто другое… – Но речь не об этом. Я не говорю, что вы должны их прощать, Джессика. Ваши чувства помогут вам встать на ноги. – (Это точно, он говорит о себе, ошеломленно подумала она.) – Познайте себя – свои слабости, свою силу, свои промахи, и вы станете грозным противником.

– А что, если я не хочу быть грозным противником? – прошептала она. – И мне кажется, что самопознание, о котором вы говорите, – опасная вещь.

– Почему? – Он подался к ней, сверкая глазами.

– Я как-то читала, не помню где… что если полностью узнаешь себя, то не останется места сомнениям, колебаниям…

– И чем это плохо?

– Это лишает нас человечности. – Мгновение казалось, что слова поразили его, но тут же серые глаза стали холодны как лед.

– Я человек, Джессика. – Он перегнулся через стол, взял ее за руку, и она не смогла скрыть дрожь. – Я прежде всего человек. – Ласкающий, глубокий голос, которого она прежде не слышала, прожигал ее насквозь. – А человеку нужен другой человек, чтобы касаться его, ощущать, делиться своими сокровенными мыслями и чувствами, вы согласны? – Слова сами по себе ничего не значили, но глаза впивались в ее рот, обегали контуры губ, и ей пришлось приложить пальцы к губам, чтобы охладить их жар.

– Я не знаю… – Что за безумие? Не станет же он заниматься любовью посреди ресторана? В одном она не сомневалась: Вильям никогда не вызывал у нее такого шквала эмоций.

– Не знаете? – Вихрь горько-сладких чувств стал неуправляем, весь мир сосредоточился на этом красивом лице напротив. – Тогда давайте я покажу вам, милая девушка; позвольте показать вам, что вы должны повелевать, что это и есть ваше право, право красивой женщины, рожденной для обожания.

– Что… что вы говорите? – чуть слышно произнесла она, каждая черточка ее лица выражала замешательство.

– Я хочу вас, Джессика, – ласково сказал Кольт, – я ужасно хочу вас, больше, чем кого-либо за долгое, долгое время.

– Вы хотели не это сказать…