И все равно начало моего повествования относится к еще более раннему периоду — к моему заиканию. С чего я начал заикаться, не знал никто. Начал говорить и сразу с заиканием. Может, мать моя где-то испугалась и меня напугала, и родился я испуганным и заикающимся.

Куда меня ни водили, каким врачам только не показывали, все разводили руками. Говорят, что заикание нужно лечить в течение многих лет путем занятий с квалифицированными логопедами и то не факт, что дефект речи можно полностью преодолеть. Одни заставляли меня говорить нараспев, другие — говорить со сжатыми зубами или махать перед собой руками. Мне кажется, что от всех этих упражнений я стал еще больше заикаться.

— Милая, — сказала моей матери пожилая женщина, работавшая гардеробщицей в одной из поликлиник, — врачи-то могут лечить те болезни, которые видны, а те, которые неизвестно от чего, они не лечат. Своди пацаненка к ведуну, он на окраине поселка живет. Если и он не вылечит, то хоть присоветует что.

Пошли мы к этому ведуну. Им оказался старичок с седой бородкой, который держал три улья и небольшой огородик.

Маме моей он и рта раскрыть не дал.

— Ты, милая, не волнуйся, — сказал он, — ребенок твой сам вылечится. Вот возьми пчел сушеных да позаваривай с ними чай. Пои его три раза в день по столовой ложке. Мышца у него дергается, горло перехватывает. Душа у него заячья, вот и проявляется. Пусть подерется с кем-нибудь и все у него пройдет.

— Да что это вы говорите, — возмутилась мама, — как я его буду на людей науськивать?

— А не надо науськивать, — сказал старичок, — научи его сначала без боязни в темную комнату заходить, а отец пусть покажет, как надо бороться и драться, чтобы за себя постоять. Зайцы они знаешь, какие храбрые бывают? Ого-го-го! Все мы зайцы по природе. Только одни больше, а другие — меньше. Если пчелы не помогут, то приходи еще, что-нибудь да придумаем.

Я смотрел на него и в душе улыбался. Надо же, дядьки и тетки в белых халатах ничего не сделали, а он сушеными пчелами меня вылечит.

— А ты, вьюнош, не лыбься, — сказал ведун, — тебе судьбина уготована трудная. Без храбрости сгинешь в безвестности, а так сможешь быть тем, кем захочешь. Не бойся ничего, тогда тебя будут бояться. Давай, иди, подрастешь, тогда и сам можешь ко мне прийти, если я еще жив буду.

Когда 12 апреля 1961 года вдруг заработали все радиостанции Советского Союза и Левитан торжественным голосом подтвердил, что работают все радиостанции и передается заявление Советского правительства, то все население нашей страны присело как перед ударом.

Так, обычно, объявляют о начале войны и о вероломном нападении на нас, к чему нам уже не привыкать. А когда передали, что в космос полетел первый космонавт в мире и этим космонавтом оказался наш летчик, майор Гагарин Юрий Алексеевич, то ликованию нашей страны не было предела. Нет новой войны! Победа в космосе! Мы снова самые первые в мире. Партия поставила задачу во всем догнать и перегнать Америку. Перегоняем! Да здравствует непобедимая Коммунистическая партия Советского Союза, ум, честь и совесть нашей эпохи, вдохновитель и организатор всех наших побед!

Что такое космос, в нашей стране мало кто знал. Знали, что космос бесконечный, но где этот космос начинается, можно ли назвать космонавтами летчиков, которые летают на больших высотах? Все это у нас было под большим секретом. Кто слишком интересовался этими вопросами, те попадали на заметку органам, обязанным следить за сохранением секретов. О подготовке космонавтов никто и ничего не говорил. Где их готовят, как? Это потом стали рассказывать про методику подготовки космонавтов, когда кончилось время единоличного освоения космоса нашими космонавтами.

Вот тогда я и заявил, что хочу стать космонавтом.

Как ни странно, но заикание мое прошло само собой через несколько дней после того, как меня стали поить отваром из сушеных пчел. Я помню, как отец закрывал меня в темном чулане в нашем сарайчике неподалеку от коммунального дома, и у меня сердце выпрыгивало из груди от страха. Я все ждал, что из темноты высунется костлявая рука и схватит меня за горло. Или кто схватит меня и потащит туда, дальше в темноту. Но ничего не происходило. И страх темноты потихоньку исчезал.

А потом я крепко подрался с пацанами, которые стояли у кинотеатра и отбирали у малышни гривенники, данные родителями на кино. И во время драки я понял, что нужно быть внимательным и не бросаться на прямой удар, а увертываться и выискивать слабые места у противника, по которым нужно бить жестко и сильно, а пощаду давать только тому сопернику, у которого есть благородство — он потом ответит тем же. И наиболее опасны те, кто лапки вверх и хвостом начинают вилять, типа, я предан тебе как собака. Эти сдадут с потрохами любому, кто окажется чуть посильнее.

После первой драки что-то изменилось во мне, во взгляде что ли, и задиры стали обходить меня стороной, хотя об этой драке мало кто и знал. Я как бы прошел первую ступень становления мужчиной.

В школе я не стал говорить, что буду космонавтом, но детскую мечту я не оставил. В космонавты берут из летчиков, значит и мне нужно стать летчиком. Стал готовиться к поступлению в летное училище. Прыгал с крыш сараев в снег. Гонял на лыжах с крутых гор и прыгал с самодельного трамплина.

Во время приписки в военкомате сказал, что хочу стать летчиком и учиться в летном училище. На выбор три училища. Направление на медкомиссию. Все хорошо, но в детстве у меня была сломана нога. Все зажило, но мало ли что. Кроме того, откуда-то взялся хронический тонзиллит и неполадки с вестибулярным аппаратом. Это потом я узнал, что этот тонзиллит есть у всех, но с помощью него можно любого человека забраковать на медкомиссии в военное училище. Конкурс в военное училище всегда был немаленький, по пять-шесть человек на место. Профессия военного в мое время была престижной и не каждого человека брали в училище. А у меня полный крах с моей детской мечтой. Обидно до слез. Какой-то капитан с артиллерийскими эмблемами успокоил:

— Не расстраивайся, парень, сейчас все в космонавты идут, а ведь кому-то нужно эти корабли строить и запускать. И потом, когда будут создаваться космические станции, а в космос будут летать и самолеты, то потребуются бортинженеры. А где их взять? А их готовят в училище в соседнем уральском городке. Станешь военным инженером, конструктором, строителем космических кораблей. Звучит? Еще как звучит! Я бы сам туда пошел учиться, да только в мое время космосом никто не увлекался, а артиллерийское училище это как бы кузница кадров для тех, кто стал заниматься ракетами, да вот я уже туда не попаду, а ты можешь осуществить свою мечту. Решай, поедешь в инженерное училище?

Я минуту подумал и согласно махнул рукой:

— Пишите, поеду.

— Молодец, парень, — сказал мне капитан и пожал мою руку, — ты еще меня вспомнишь хорошим словом.

Ну, не мог человек так убедительно обманывать меня. А у него со службой что-то, вероятно, не пошло, раз он в военкомате оказался, а, может, что-то по семейным обстоятельствам. Да мало ли что у людей может быть, но чувствуется, что капитан этот не на парадах был, а в войсках служил.

Родители мой выбор одобрили. В школе тоже похвалили. Учитель обществоведения на школьном собрании сказала, что школа гордится такими выпускниками-патриотами, как я и мои друзья, которых направили в другие училища.

Когда определишься со своим дальнейшим выбором, то жизнь укладывается в ровное русло и течет по тому направлению, которое выбрано. Незаметно подошло время выпускных экзаменов. Волнения, штудирование учебников, напряжение юношеской памяти.

Выпускной вечер прошел без большой помпы, как это делают сейчас. Торжественная часть. Поздравления нас, поздравления учителей, вручение аттестатов, танцы, и всё. Городок у нас маленький, порядки патриархальные и никаких выпивок по школьной программе предусмотрено не было. В принципе, она и не нужна.

Расходились все под утро. Я прощался с классом навсегда. Почему навсегда? Мне как-то казалось, что мы больше никогда не встретимся. Все разъедутся в разные стороны и забудут друг о друге. Вероятно, это предчувствие мне говорило об этом, а предчувствие меня не обманывало никогда.