Губы Блейда искривились в жесткой усмешке.

— Вот как? У короля пошатнулось здоровье?

Впервые женщина проявила нетерпение.

— Талин говорила, что некоторые вещи плохо доходят до тебя… хотя в других отношениях тебя нельзя назвать глупым. Неужели ты не понимаешь? Как ты думаешь, зачем я пришла сюда — тайно, словно вор темной ночью? Какой же ты мудрец, если не видишь, что я замыслила?

— Ты права, госпожа, — жестко сказал Блейд — Плохим бы я был мудрецом, если б не понял твоих слов. Хочешь, чтобы я убил Ликанто?

— Или сделал так, чтобы его убили, — продолжила она, безразлично пожав плечами. — Мне все равно. Не знаю, как колдуны устраивают подобные вещи… но лучше, если тебя никто не заподозрит.

— И тебя тоже, госпожа? — насмешливо ухмыльнулся Блейд.

— Разумеется, — ответила женщина, с отвращением скользнув взглядом по закопченному потолку убогой хижины. — Скоро мы расстанемся, и когда я покину этот свинарник, то забуду обо всем, что говорилось здесь. Я займусь делами но хозяйству и буду ждать известий. Например, о том, что Ликанто умер. Как ты сделаешь это, меня не касается. Может быть, тебя постигнет неудача, и ты сам погибнешь. Что ж, тогда я буду знать, что ты не очень искусный колдун. И значит, ты совсем не тот чужестранец, о котором говорила старая жрица друсов. Я сделала все, что могла — добилась, чтобы тебя выслушали на совете военачальников. Учти, это опасно, очень опасно — они захотят проверить тебя. Ликанто глуп, но этого не скажешь о большинстве его капитанов, — она замолчала на мгновение. — Но если ты добьешься успеха, Блейд, если ты победишь, награда не оставит тебя равнодушным.

— И эта награда?..

— Будет достаточно щедрой. Достаточно весомой для человека, который не имеет ничего, но может выиграть все. Достаточно приятной для нищего, которого может безнаказанно прикончить любой пьяный солдат… — она сделала паузу. — Ты будешь править вместе со мной, Блейд, если докажешь, что так же силен и отважен в постели, как в бою. И доказательство зависит только от тебя. Видишь, я не лгу и не даю пустых обещаний! В них нет необходимости.

Блейд кивнул. Что ж, в данном случае трудно надеяться на большее. Он должен делать вид, что играет на ее стороне — минута за минутой, час за часом, — но в то же время вести собственную партию. Ему придется пройти по узкой тропе над гибельной пропастью, но другого выхода, похоже, нет.

Он шагнул к женщине. Они стояли теперь очень близко друг к другу и запах ее обволакивал Блейда, мучительно дразнящий аромат кружил голову. Он сумел укротить желание, которое вызвала у него Талин — там, в лесу. Но Альвис… Миниатюрная женщина, скрытая вуалью окруженная аурой тайны… пестующая смертельный замысел… Страсть охватила его — холодная, безрассудная. Она хочет использовать его как оружие… Что ж… Тогда и он использует ее для удовлетворения своих желаний… Немедленно. Здесь. Сейчас!

Он протянул руку к вуали:

— Я хотел бы взглянуть на твое лицо, госпожа.

Блейд привык, что в делах такого рода ему сопутствует успех Однако он не был удивлен, когда она отступила назад, гибким движением уклонившись от его протянутой руки. Ее ладони поднялись к вуали, колыхавшейся на золотом обруче диадемы, и насмешливый голос на мгновение остановил разведчика.

— Ты уверен, Блейд? Уверен, что хочешь увидеть мое лицо? Предупреждаю тебя — подумай…

Желание кипело в крови Блейда. Он уже не мог думать ни о чем — только о ней, о ее теле, которым жаждал обладать — яростно, страстно! Он шагнул к женщине, и она опять, дразня, ускользнула от него.

Она смеялась, она хохотала:

— Я красива только наполовину, Блейд! Попробуй отгадай эту загадку! Ну, скажи еще раз, что хочешь увидеть мое лицо… я открою его и ты сразу остынешь…

Но в этот момент Блейду была безразлично, что таилось за тонкой тканью; с губ его срывались слова, подобные хриплому рычанию зверя… Сейчас он не был пришельцем из иного измерения, случайно попавшим в Альбу; нет, он сам стал альбийцем, нетерпеливым и жестоким, как хищный зверь!

Блейд прыгнул вперед, к женщине.

— Я увижу! — прорычал он. — Клянусь Тунором, я увижу! И я возьму тебя! Здесь. Сейчас Немедленно!

Альвис остановила его, уперевшись ладонью в могучую грудь; ее пальцы сжались, захватив редкие завитки черных волос, терзая кожу.

— Смотри, Блейд, — сказала она, сбрасывая вуаль.

Разведчик не сумел сдержать изумленного восклицания. Отшатнувшись назад, он уставился на женщину, и череда картин, отвратительных, мерзких, пронеслась в его памяти. Он многое видел, но подобный ужас — никогда.

Альвис, чудовищный Янус, женщина с двумя лицами, насмешливо смотрела на него. Левая половина ее лица, с нежной кожей и мелкими приятными чертами казалась творением великого скульптора. Точеный нос с горбинкой, подбородок — твердый и округлый одновременно; сверкающий голубой глаз под светлой пушистой бровью… глаз, который впился в лицо стоявшего перед ней мужчины.

— Ну, Блейд, ты остыл? Что скажешь теперь? — с издевкой спросила она, поворачивая голову.

Справа лица не было. Вместо кожи бугрилась сырая красная плоть, иссеченная паутиной шрамов, которые тянулись от подбородка до виска. Из этого ужасного месива пучился глаз — мертвый, белесый, полускрытый изуродованным веком.

Блейд глубоко вздохнул. Возбуждение еще не покинуло его могучее тело, но она оказалась права. Что-то надломилось в нем, страсть угасла. Он вздрогнул, инстинктивно поняв, что встал на грань жизни и смерти. Одно неверное слово… жест отвращения… и она погубит его, не взирая на крах собственных планов.

Альвис снова повернула голову; теперь он видел только ту часть ее лица, которая сохранила человеческий облик. Она была красива, и Блейд ощутил сожаление. А так как жалость — верное средство к изгнанию любви, то страсть его окончательно остыла и плоть успокоилась.

Женщина подняла руку, коснувшись ладонью той, невидимой Блейду половины лица.

— Подарок от короля, моего супруга. Это случилось давно… в детстве во время игры. Я была принцессой, которую взяли в плен морские разбойники… как водится, принцессе грозили пытками и требовали выкупа. Потом что-то отвлекло детей, и мы остались один на один с Ликанто. Он был зол на меня — днем раньше мы поссорились, и я плюнула ему в лицо. Было холодно и рядом пылал костер… Он взял головешку и… Словом, ты видишь, как он отомстил мне… Ему тогда стукнуло восемь лет, мне шесть.

Теперь Блейд понял, почему ненависть бродила в ней, словно яд в чаше с вином. Понял, какую злобу Альвис должна питать к Талин — юной, прекрасной… Пыл его угас, притворство было бы неуместным; жалость или отвращение означали верную смерть Он балансировал на лезвии ножа.

Холодным ровным голосом Блейд сказал:

— Действительно, красота твоя наполовину уничтожена. Но тебе повезло — ведь осталась еще половина. А многие ли женщины могут похвастать тем, что обладают хотя бы частицей красоты?

— Слишком многие, — мрачно ответила она — И это не доставляет мне удовольствия.

Блейд знал, что она говорила о Талин, и понял, что юной принцессе не суждено отправиться к отцу. Альвис солгала, она не отпустит Талин невредимой, она найдет способ ее уничтожить.

Женщина повернулась к Блейду изуродованным лицом. Бельмо, жуткое, белесое мерцало в полумраке; светильник едва тлел, испуская дым и смрадный запах. Ее голос стал приторно ласковым, мурлыкающим, словно у паука, заманивающего в свои сети глупую мошку:

— Ты все еще хочешь меня, Блейд? Хочешь? Предупреждаю… говори только правду…

Он спокойно встретил ее взгляд и ответил без колебаний:

— Я — мужчина, госпожа. И я хочу тебя.

— Значит, ты выполнишь мой приказ? Ты найдешь способ убить Ликанто — так, чтобы нас никто не заподозрил?

— Да. — Блейд мог бы счесть свой ответ ложью, но кто знает? Весьма вероятно, что ему придется сделать то, чего она хочет.

— Тогда взгляни на другую часть своей награды!

Она резко распахнула плащ. Обнаженное тело сверкнуло под ним — и, в отличие от лица королевы, она не имело изъянов. Точеное, пропорциональное, с нежной кожей, характерной для блондинок, округлое и соблазнительное. — Альвис, привстала на носки; ее твердые заостренные груди с алыми сосками дрогнули, талия была столь тонка, что, казалось Блейд мог охватить ее ладонями. Он шагнул вперед, пытаясь обнять королеву; он снова был полон желания — но она ускользнула, словно привидение.