Альбаг Шрам казался Блейду более достойным собеседником, чем Борода. Расположившись рядом с ним и разглядывая дорогу, по которой теперь тянулись к лагерю фургоны и подводы с припасами, странник обронил пару замечаний насчет Кассны, своей предполагаемой родины. Там было очень жарко и скудно; камни, колючки да драные козы — в точности, как поведал ему прошлой ночью Джефайа-фанариот. Потому-то славные горцы-касниты и уходили с неприветливой отчизны, нанимаясь в войска разных стран, которым больше повезло в части природных богатств. Согласно описанию странника, все кассы были дюжими молодцами, смуглыми, черноволосыми и темноглазыми — в точности как он сам. Кассна лежала очень далеко на юге, и вряд ли Шрам видел в своей жизни хоть одного каснита — кроме Ича Блодама, разумеется.

Постепенно Шрам разговорился. Как выяснилось, Альбаг находился на севере и испытывал те же проблемы, что и Кассна, только с поправкой на низкую температуру. Земли там были неплодородными — голые скалы, на которых и коз-то не водилось, — так что альбаги занимались рыболовством и грабежом. Однако ко второму своему наследственному ремеслу они относились с неизмеримо большим профессионализмом, чем дикари хасты. У альбагов имелись своеобразный кодекс чести и воинское побратимство; они предпочитали биться в строю, великолепно владели секирой и были верны своим вождям, удостоенным имперского звания атаров. Они присоединились к империи еще во времена Ринкала Фраллы Куза, три или четыре поколения назад, и с тех пор многие северяне проходили службу в кантийских войсках. В армии Непобедимого тоже был такой отряд — под командой атара Хэмба.

Когда Блейд поинтересовался, почему же Шрам не воюет плечом к плечу с соплеменниками, тот помрачнел и буркнул, что, мол, в рангарах почтенного Гинны Пала куда больше платят. Странник не стал задавать наводящих вопросов, сообразив, что эта тема альбагу неприятна. Всю оставшуюся дорогу до лагеря они болтали о женщинах и вине.

К армейскому стану повозка добралась только в конце пятой стражи. Блейд уже знал, что кантийцы, как и другие воинственные народы, делят сутки по сменам караула, начиная примерно с восьми часов утра — с той минуты, когда на долготе Великого Канта в день весеннего солнцестояния поднималось светило, дарующий тепло Салрат, божественный сын Найлама, Великого Неба. Страж было двенадцать, и каждая, следовательно, равнялась двум часам.

Итак, к шести вечера по земному счету поля и рощи наконец кончились, сменившись обширными вытоптанными участками земли. Они лежали слева и справа от тракта, и Блейд, заметив бесконечные шеренги марширующих солдат, блеск оружия и лучников, метавших стрелы в деревянные щиты, понял, что перед ним плацы, ристалища и тренировочные площадки. За ними высился и сам лагерь, устроенный по римскому образцу — с земляными валами, выложенными дерном, бревенчатым частоколом и широкими прочными воротами. Вокруг этого квадратного укрепления, занимавшего площадь не меньше мили, шел ров, а перед ним — дорога.

Осмотрев высокие стены, частокол, наблюдательные вышки, перекинутый через ров мост и бдительную стражу у ворот, странник только покачал головой. Похоже, он немногому сможет научить этих кантийцев! Везде царил идеальный порядок; перед ним была армия — настоящая армия профессионалов, не орда, не собранное наспех ополчение. Судя по всему, в империи умели воевать!

— Децин! — окликнул начальника Шрам. — Куда править? В объезд или через лагерь?

— Через лагерь, — распорядился Марл Рилат. — Проедем от восточных до западных ворот; пусть наш каснит поглядит на имперское войско.

И Блейд поглядел.

Миновав мост и широкий проем в стене, они поехали мимо бесчисленных рядов добротных кожаных палаток; судя по вооружению охранявших их часовых, слева располагались копейщики-фалангиты, справа — меченосцы, тяжелая пехота. За ними квартировали лучники, кольчужная конница, легкая кавалерия и снова меченосцы. Потом фургон пересек довольно широкую площадь, где гордо высились шатры спарпетов-полководцев, окружавшие походный императорский дворец из шелков и полотна; здесь стояли на страже гвардейцы, цвет войска, ветераны с мозолями на челюстях толщиной в дюйм. Их посеребренные кирасы сверкали, стальные шипы наплечников загибались вверх, на щитах тигры скалились ощеренными пастями, тяжелые двуручные мечи были обнажены, над головами реяли стяги и знамена.

За площадью потянулись места поскромнее. Снова пошли палатки меченосцев, фалангитов и тяжеловооруженной конницы, затем — стоянка альбагов, рослых, светловолосых и сероглазых, похожих на викингов; за ними располагались смуглые всадники, чьи лошаки были подобраны в масть в каждой сотне — вороные, буланые, белые, гнедые, пегие в яблоках, серые, саврасые. Напротив них, в конических строениях из жердей и шкур, напомнивших Блейду индейские вигвамы, обитали невысокие чернобородые воины, вероятно — стрелки и метателя дротиков. За ними, ближе к западной стене, нескончаемыми рядами тянулись военные машины: баллисты и катапульты, огромные стрелометы, тараны на колесах шестифутового диаметра, пирамиды чугунных и грубо обтесанных каменных ядер, каких-то амфор с засмоленными горлышками, штабеля метательных копий, груды различного снаряжения, аккуратно разложенного под навесами.

Наконец пошли кухни, продовольственные и фуражные склады, необозримой длины столы со скамьями, вкопанные в землю гигантские бочки, от которых тянуло винным и пивным духом. Блейд встревожился; обозрев силу и славу кантийской армии, он пока что не представлял своего места в ней. Трудно было бы сразу рассчитывать на пост в гвардии, но они не свернули ни к палаткам копейщиков и меченосцев, ни к стрелкам, ни к артиллеристам, ни к всадникам. Они вообще покинули лагерь, проехав через западные ворота и прогрохотав по мосту.

Дальше потянулись отхожие места — деревянные бараки, установленные над рвами. Вероятно, в них сыпали известь, но это лишь слегка приглушало неистребимые запахи мочи и фекалий. За бараками снова начались рвы, одни -раскрытые, другие — засыпанные полностью или наполовину, и странник понял, что перед ним войсковое кладбище. За этим мрачноватым погостом, ярдах в двухстах от нужников, находилась скособоченная изгородь, а за ней — скопище разнокалиберных шатров из прожженных, грязных, засаленых шкур. Среди этих строений шатались звероподобные личности в кожаных нагрудниках и шлемах -точно таких же, как у Шрама и Бороды; а на задворках этих трущоб взвивался дым над двумя десятками костров.

Повозка, следуя за Марлом Рилатом, направилась прямиком к проему в изгороди, около которого не было никакой стражи. Шагах в десяти от загородки децин остановился и бросил на Блейда насмешливый взгляд.

— Добро пожаловать в рангаду гасильщиков, десятник Ич Блодам! И не забудь: ты обещал мне научить здесь кое-кого хорошим манерам. Смотри, если это у тебя не выйдет! Пожалеешь, что на свет родился, клянусь десницей Гирларла!

Блейд раскрыл глаза и несколько минут лежал неподвижно на жестком топчане, прислушиваясь к густому храпу сопалатников и глядя в потолок. Там была изрядная прореха, явно проделанная ножом, и сквозь нее ярко светило солнце. По груди Блейда протянулась узкая световая полоска, словно свежий подживающий рубец; она начиналась у ключицы и заканчивалась где-то в районе паха. Внезапно странник ощутил там легкое напряжение и вспомнил, что находится в Ханнаре уже четыре дня — и четыре ночи обходятся без девушки.

Придется потерпеть, Дик, старина, — сказал он самому себе. В ту клоаку, куда он угодил милостью Марла Рилата, не пойдет ни одна приличная девушка, а прелести лагерных проституток его не соблазняли.

Клоаку? Блейд скосил глаза на солнечный лучик на груди и усмехнулся. После путешествия в Дьявольскую Дыру не стоит хулить ни одно место, где можно полюбоваться на свет солнца! Дыра — вот это была настоящая клоака, крысиный лабиринт в миле под землей, где люди питались гнусными грибами и мхом! А здесь вчера он получил мясо, хлеб и вино — столько, сколько хотел.