Хозяева с каменными лицами сидели на скамьях. Я спросил, у кого номер "17" и послушно уселся в очередь. Мурзик отправился к остальным рабам щупать листья, цокать языком и качать головой.

Очередь двигалась быстро. Наконец нас пригласили в лабораторию. Мурзик вошел и разом оробел до слабости в коленях. Белые стены ослепляли. Прибор, похожий на бак для кипячения воды, но холеный, с длинной тонкой трубкой, с резиновыми насадками и зелеными деликатными огоньками на табло, лишил моего раба дара речи.

Однако до прибора дело так и не дошло. Санитар - гориллообразный мужчина лет пятидесяти - что-то писал неразборчивым почерком в растрепанном гроссбухе. Не поворачивая головы в нашу сторону, он бросил:

- Ярлык.

Я положил ярлык на гроссбух. Санитар аккуратно щелкнул ярлыком о пачку других, нацарапал "18" в гроссбухе и спросил:

- Жалобы есть?

- Совсем распустился, мерзавец... - начал было перечислять я свои жалобы на Мурзика, но санитар, скучая моей тупостью, перебил: - На здоровье раба жалобы есть?

- А?

Я обернулся к Мурзику. Тот был подавлен великолепием обстановки и, похоже, до сих пор не сообразил, куда его привели и зачем.

- Мурзик, - спросил я, - как у тебя со здоровьем?

- Ну... - сказал раб и покраснел. - В общем...

Санитар равнодушно нацарапал в графе "жалобы" длинный неровный прочерк.

- А на приборе обследовать не будете? - спросил я. Мне самому было любопытно посмотреть, как действует эта штука.

- Голубчик, - сказал санитар, быстро вписывая что-то неразборчивое на листок, - на этом приборе никого не обследуют. А жалобы... это только у стариков, так их не порют. Или если кто кровью харкает. Так этих не сюда пороть водят...

Мурзик насторожился. Санитар шлепнул на справку печать и вручил мне. Я тут же размазал свежие чернила и заполучил фиолетовое пятно на палец.

- Идем, что стоишь, - сказал я Мурзику, подталкивая того к выходу.

Санитар протянул руку и надавил на кнопку, вмонтированную в стол. Над дверью загорелась лампочка с надписью "входите".

Мы с Мурзиком вышли в коридор, прошли, следуя указанию любезной старухи в регистратуре, направо и оказались перед большой белой дверью с надписью "Государственный Экзекутарий. Порольня-автомат. Вход строго по приглашению." Перед дверью никого не было.

- Сюда, - сказал я.

Мы толкнули дверь и оказались в большом зале, похожем на физкультурный. Пахло здесь, как в зверинце. По всему залу стояли длинные кушетки, над которыми имелись откидные крышки, по форме напоминающие гробы. Сбоку от кушетки имелась небольшая приборная доска.

К нам подошла, переваливаясь, толстая женщина в голубом халате оператор.

- Давайте, - не глядя на нас, сказала она.

Я вложил в ее сарделькообразные пальцы бумажку, выписанную санитаром. Она мельком глянула на нее, потом повернула вверх ногами и еще раз глянула. Затем перевела взгляд на Мурзика.

- Этот? - на всякий случай спросила она.

Я покраснел и прогневался.

- Арргх!.. - заклокотало у меня в горле. Но женщину-оператора, в отличие от госпожи Алкуины, это не тронуло.

- Мало ли, - невозмутимо ответствовала она. - С этой модой не угонишься, кто во что одет да какую морду наел... А то бывает, что раб в офисе работает, а господин на мотоцикле гоняет, вот и разбирайся, кто кого пороть привел. Был такой случай... Перепутали...

Она еще раз посмотрела в справку и велела Мурзику раздеваться. Мурзик избавился от свитера, принялся копаться в застежке на джинсах. Женщина-оператор уже шла к кушетке.

- Сюда ложись! - крикнула она, шевеля откинутый гроб.

Сверкнув голой задницей, Мурзик неловко пошел к кушетке.

- Рубаху сними, - сказала она укоризненно. - Что ты как чурка безмозглый. Первый раз, что ли...

Мурзик снял рубашку и майку и остался совершенно голый. Ежась, улегся на кушетку. Хрустнул полиэтилен.

- Во, - одобрительно сказала ему оператор. И мне: - Рот заклеивать будем, чтоб не орал? Четверть быка за клейкую ленту.

- Не надо, - сказал я. - Он и так орать не будет, верно, Мурзик?

Мурзик не отозвался.

- Розги у нас одноразовые, - поясняла между тем женщина-оператор, вытаскивая из ведра, пахнущего медицинской дрянью, четыре березовых прута. - Так что заразы не опасайтесь. А постоянные клиенты со своими ходят. Кстати, имейте в виду. Вам какой материал? Можно и синтетикой, но большинство предпочитает березу. Ближе к природе. Естественное - оно всегда лучше.

Она взмахнула прутами, пробуя их и стряхивая с них капли той дряни, в которой они были замочены. Вставила их в пазы. Прутья легко ушли во чрево гроба.

- Ну, - бодро сказала оператор, - поехали...

И надавила обеими ручищами на белый блестящий гроб. Гроб плавно опустился и накрыл простертого на кушетке Мурзика.

- Здоровье в порядке, уровень жалоб второй... - пробормотала она, шевеля пальцами над кнопками пульта.

- Что значит - "второй"?

- Стал много себе позволять, высказывает свое мнение, проявляет лишнюю инициативу... - пояснила она. И повела пальцем по инструкции, выбитой на металлической пластинке и прикрученной к боку гроба. Рекомендуется десять ударов без оттяжки.

- Хватит и пяти, - сказал я.

- Дело ваше.

Она нацарапала цифру "5" на заранее проштампованном стандартном бланке "Справка Государственного Экзекутария. Экзекуция произведена. Порольня-автомат номер 11", криво расписалась. Отдала бумажку мне. Набрала несколько цифр на табло.

В машине что-то зажужжало и тихонько запело. Потом свистнуло. Мурзик тихонько охнул из-под гроба.

Порольная машина работала с небольшими интервалами. После пятого мурзикова оха она перестала жужжать и как бы умерла. Оператор подняла гроб. На спине Мурзика опечатались пять ровных красных полосок. Мурзик был потный и несчастный.

Мурзик сполз с кушетки и принялся одеваться. Он заметно присмирел. Женщина-оператор выдернула березовые пруты и бросила их в корзину с надписью "использованные". Я поблагодарил ее и вышел из порольни. Я решил ждать Мурзика в коридоре.

Мурзик появился - тихий, даже какой-то задумчивый. Свитер он надел на левую сторону.

- Переодень, - велел я, - не то побьют.

- Уже, - сказал Мурзик. Но свитер переодел.