— Коленька, а как же экскурсия? — обиженно воскликнула барышня, но лейтенант Быков уже почуял горячую кровь.

— Прости, Леночка. Придётся отменить. Видишь вот… чрезвычайное происшествие. Я тебе позвоню… А ну смирно, я сказал!

Царицын и не думал вытягиваться в струнку.

— У меня важные дела в Кремле. Я должен идти. На меня заказан пропуск.

— Я тебе сейчас другой пропуск закажу, — прошипел Быков, железной хваткой впиваясь в кадетское плечо. — А ну топай, пока я тебя не скрутил! Что, не понял?!

Иван похолодел от ужаса, ощутил знакомую боль в запястье и застонал — не столько от боли, сколько от ужаса. Он знал: быковский захват — мёртвое дело. Не вырваться.

— Товарищ лейтенант! Меня президент ждёт! Честное слово! Ну хотите, давайте вместе пойдём, сами увидите!

— Вас, суворовец, ждёт гауптвахта, — отрезал Быков. — И нелицеприятный разговор с начальником училища. Воспаление лёгких у него! А сам по экскурсиям шляется!

— По каким экскурсиям?! У меня пропуск к президенту… Я должен… Меня ждут.

Под мостом на скользком Васильевском спуске зеленел промёрзлый быковский «уазик».

Заскрипели снаружи ворота, и к парадному подкатила, судя по бравому рыку двигателя, автомашина отечественного производства.

Генерал Еропкин глянул в окно.

Вслед за лейтенантом Быковым выбрался из машины высокий подросток.

Еропкин сразу узнал его и облегчённо вздохнул: — Ну, слава Богу!

Ваня шёл молча, нервы на пределе. У него был шанс. Ему заказали пропуск. Его ждали. Сам президент!!! А он не пришёл. Что теперь подумает про него Василиса? Господи, и откуда он взялся на мою голову, этот Быков?

Быков добросовестно сопел сзади, чуть не прижимаясь к Ивану плечом. Вот он, кабинет генерала. Пришли.

Генерал выразительно зыркнул на Быкова, тот исчез. Тимофей Петрович сам подошёл к кадету Царицыну, шумно выдохнул, провёл рукой по светлым Ваниным волосам.

— Молодчина, сам всё решил. Не кадетское дело на сцене кривляться. Ребята в роте по тебе соскучились. С возвращением, брат.

Царицын мягко отстранил генеральскую руку. Ему не нравилось, когда ерошат волосы — что за детский сад?

— Виноват, товарищ генерал. Никак не могу приступить к занятиям. Разрешите попросить ещё несколько дней, до Нового года.

— Что?! Да что ты? — Еропкин от неожиданности опустился в кресло.

— Как так, едряшки-мурашки, а? Да ведь четверть заканчивается, сейчас контрольные начнутся… — Тимофей Петрович решительно хлопнул ладонью по столу. — Нечего тебе как бабе на телевизоре крутиться. Что ты как певичка вырядился? Форму, небось, уж целую неделю не надевал? Хватит. Пусть другие выпендриваются. А ты всё-таки — кадет, будущий офицер, а не баба.

— Никак нет, товарищ генерал! Не имею чести быть бабой! — иронично произнёс Царицын и быстро, с жаром заговорил: — Товарищ генерал! Движение выжигателей набирает силу. Ребята выбрали меня лидером. Они мне доверяют, я не могу их бросить. Сейчас очень важный момент, я должен закончить одно дело. Разрешите взять отпуск до Нового года. Очень прошу! Я должен! И ещё… Вы можете мне не верить, но… ровно через полчаса я должен быть в Кремле! Прошу понять, мне необходимо сейчас уехать!

— Кремль, говоришь… — генерал с опаской всматривался в Ванины зло сощуренные глаза. — Без тебя разберутся.

— Я настаиваю, товарищ генерал! — Царицын вспыхнул, сделал несколько решительных шагов навстречу Еропкину.

— Я же сказал: от-ста-вить, — побагровел от гнева генерал. — Это приказ. А Россия без тебя потерпит.

Они стояли друг против друга: огромный седой лев в генеральском мундире и худенький, в струнку вытянувшийся мальчишка в модной новенькой курточке.

— Да?! Ну, пусть тогда… и училище без меня потерпит! — громко, почти взвизгнув, выкрикнул он.

— Ты в своём уме, Царицын? — побагровел Еропкин. — Кругом! В раздевалку шагом марш! Чтоб через минуту был на занятиях!

Страшное происходило, немыслимое.

Земля продолжала вращаться вокруг солнца, электроны крутились вокруг своих ядер, шестерёнки кремлёвских часов вращались, как прежде, а кадет Царицын почему-то… замер. Нарушая все законы мироздания, русский кадет, невзирая на команду «кругом», остался недвижим — и только сухой румянец брызнул пятнами по щекам. Еропкин медленно привстал.

— Суворовец Царицын, надеюсь, Вы понимаете, что означает отказ выполнить приказ старшего по званию? По уставу училища я обязан немедленно Вас отчислить… Ты понимаешь это, дурачина?! Такого в Кадетке ещё не было, едрёна-матрёна!

— Отлично, — сухо усмехнулся кадет, — это я училищу нужен, для статистики. А мне училище — не свет в окошке. Если мешаете работать для страны — пора, значит, перегрызать пуповину.

Взял под козырёк. Развернулся. Вышел. Тимофей Петрович суетно полез в карман, пытаясь нащупать там гильзу с валидолом. Ну и дела! Валидол, однако не нащупывался.

Легендарный московский безобразник, лидер оголтелых отморозков по кличке Царевич, он же по совместительству звезда новогоднего шоу и бой-френд президентской дочки, метался по штабу, грыз карандаши и бешено ворочал тёмно-синими очами. Он перегрыз пуповину, шагнул за Рубикон. Пути назад не будет. Тёплое детство навек отвалило в прошлое, как выгоревшая ступень ракеты. И нет больше кадета Царицына. Ничего, ничего, терпеть. Боль — нормальное состояние мужчины.

Ване хотелось сломя голову броситься обратно в генеральский кабинет, упасть Еропкину в ноги и заплакать, вымаливая прощение. Только бы старик простил!

Но Царевич сдержался. Терпеть, надо терпеть. Вот и Геронда в письме советует держаться твёрдо. Если кадетство мешает работать для страны, придётся перешагнуть и через кадетство.

Изгрыз карандаш, отсиживаясь в одиночку в суворовском домике. Графит на зубах, на столе — россыпь канцелярских скрепок. Дурная привычка: разгибать их, перекручивать винтом — получаются ломаные змейки.

Подошёл к окну, согревая дыханием холодные пальцы. Время не ждёт. Поднимать паруса, выходить в океан взрослой жизни. Через час — телевизионное интервью. Надо быть ярким, весёлым, атакующим. Никто не должен заметить слёзы в глазах великолепного Царевича. А плакать, признаться, хотелось.

Почему генерал так жестоко ранил Царицына? Человек, которого Иван привык считать достойнейшим из смертных, оказался…

В тот самый миг, когда движение выжигателей заявило о себе на всю страну, генерал прислал своего волкодава Быкова — выследить, вырвать Царицына из колеи, запереть в училище, в казарме!

Да что это значит? Неужели генерал… знал о предстоящей встрече Царицына с папой Алисы?!

Получается, что генералу не выгоден неожиданный успех Царицына, его взлёт как лидера патриотического движения подростков?

Тогда… кто же он, этот человек, вслух заявляющий о своём служении России, а на деле… на деле… Страшная догадка шевельнулась под сердцем холодной гадюкой.

Пре-да-тель… Генерал Еропкин — предатель. Он знал, что отзыв Царицына в училище поставит жирный крест на движении выжигателей! Знал седой хитрец, что никто из ребят

в состоянии заменить Ивана, подхватить лидерство. Вот и решил загнать Ивана обратно в Кадетку, замучить муштрой и зубрёжкой! И ведь с какой лёгкостью, без тени смущения, генералище вогнал Ваньке отравленный кинжал в спину: отчислить, отчислить!

Так мог поступить только коварный враг, желающий лю-5ой ценой выбить Царицына из седла.

Звенело, стучало в ушах страшное слово. С каждой минутой, с каждой раскрученной, переломанной скрепкой Ваня убеждался всё больше: генерал Еропкин — переодетый, замаскированный враг России.

В училище он сидит специально, чтобы развалить кадетку, чтобы выдавить из неё самых талантливых, мозговитых мальчишек и оставить только серую посредственность. Чтобы не было среди будущих русских офицеров ни одного достойного человека! Ай-яй-яй, как поздно он догадался!