Мне кажется нелишним постоянно повторять учащимся о тех глубоких изменениях, которые психоаналитическая техника испытала со времен первых попыток в этой области. Во-первых, это фаза катарсиса Брейера, непосредственная направленность на момент образования симптома, последовательно проводимое старание заставить воспроизвести психические процессы этой ситуации, чтобы дать им выход при помощи сознательной деятельности. Воспоминание и отреагирование были тогда целью, которая достигалась при помощи гипнотического состояния. Затем, после отказа от гипноза, выдвинулась задача угадать на основании мыслей, возникающих у анализируемого, то, что он отказывается вспомнить. Посредством работы толкования и сообщения ее результатов больному должно было быть обойдено сопротивление; направленность на ситуацию образования симптома и на другое положение, скрывающееся за моментом заболевания, осталась, а реагирование отошло на задний план и, как казалось, было заменено усилием, которое должен был совершить анализируемый при навязанном ему преодолении критики приходящих ему в голову мыслей (при выполнении основного психоаналитического правила). Наконец, выработалась последовательная теперешняя техника, при которой врач отказывается от направленности на определенный момент или проблему, довольствуется тем, что изучает психическую поверхность анализируемого в данный момент и искусством толкования пользуется преимущественно для того, чтобы распознать выступающие на этой поверхности сопротивления и помочь больному осознать их. Вырабатывается новый способ ведения работы: врач открывает не известные больному сопротивления; когда они преодолены, больной часто рассказывает без всякого труда забытые положения и связи. Цель, преследуемая этими техническими приемами, остается, разумеется, та же. Говоря описательно – выполнение изъянов воспоминания, говоря динамически – преодоление в сопротивлении вытеснения.

Нужно быть благодарным старой гипнотической технике за то, что она показала нам отдельные психические процессы анализа в изолированном и схематизированном виде. Только благодаря этому мы могли набраться смелости, чтобы собственноручно создавать сложные положения в аналитическом лечении, сохранить их ясное понимание.

Воспоминание протекало при прежнем гипнотическом лечении чрезвычайно просто. Пациент переносился в прежнюю ситуацию, которую он никогда не смешивал с настоящей ситуацией, сообщал о психических процессах, сопровождавших ее, поскольку они оставались нормальными, и прибавлял то, что вытекало из превращения бессознательных тогда процессов в сознательные.

Прибавлю здесь несколько замечаний, которые подтвердит каждый аналитик из собственного опыта. Забывание впечатлений, сцен переживаний сводится большей частью к «отгораживанию» их. Когда пациент говорит об этом «забывании», он редко забывает при этом прибавить: собственно говоря, я это знал, но никогда не думал об этом. Он нередко выражает свое разочарование по поводу того, что ему мало приходит в голову такого, что он мог бы признать забытым, о чем он никогда не думал, после того как это случилось. Однако и это желание находит удовлетворение при так называемых конверсионных истериях. «Забывание» испытывает еще дальнейшее ограничение, если принять во внимание так часто встречающиеся скрывающие воспоминания. В некоторых случаях у меня складывалось впечатление, что известная, столь важная с теоретической точки зрения, детская амнезия совершенно уничтожается вследствие покрывающих воспоминаний. В них содержится не только кое-что существенное из детской жизни, но, собственно говоря, все существенное. Нужно только суметь извлечь это из них посредством анализа. Они представляют забытые детские годы с такой же полнотой, как явное содержание сновидения мысли сновидения.

Вторая группа психических процессов, которые можно противопоставить впечатлениям и переживаниям, как чисто внутренние акты, фантазии, процессы, рисующие отношения, чувства, связи, должна быть рассматриваема отдельно по отношению к забыванию и воспоминанию. Здесь особенно часто бывает, что «вспоминается» нечто такое, что никогда не могло быть «забыто», потому что никогда не было замечено, никогда не было осознано, и, кроме того, для течения психических процессов, по-видимому, совершенно безразлично, была ли такая связь осознана и затем забыта или она никогда не достигала сознания. То, в чем убеждается больной во время психоанализа, совершенно не зависит от такого воспоминания.

Особенно при разнообразных формах невроза навязчивости забывание ограничивается большей частью разобщением связей, непониманием последствий и изолированием воспоминаний.

Большей частью не удается вызвать воспоминаний об особого рода чрезвычайно важных воспоминаниях, имевших место в очень раннем детстве и пережитых тогда без понимания, но впоследствии понятых и истолкованных. О них узнаешь благодаря сновидениям, и приходится их допустить вследствие самых доказательных мотивов из общего построения невроза; при этом можешь убедиться, что анализируемый, преодолев свои сопротивления, не возражает против предположения о них ссылкой на отсутствие чувства воспоминания (ощущение знакомого). И все же это обстоятельство требует столько критической осторожности и дает так много нового и странного, что я имею в виду сделать его предметом особой разработки на соответствующем материале.

От этого приятного гладкого течения при применении новой техники осталось очень мало, часто – ничего. Тут встречаются случаи, протекающие некоторое время, как при гипнотическом лечении, и только позже изменяющиеся к худшему. Другие случаи с самого начала ведут себя иначе. Если для обозначения различия мы будем держаться последнего типа, то можем сказать, что анализируемый вообще не вспоминает ничего забытого и вытесненного, а проделывает это. Он репродуцирует это не как воспоминание, а как действие, он воспроизводит это, разумеется, сам того не зная, что он воспроизводит.

Например, анализируемый не рассказывает своих воспоминаний о том, что был упрям и не верил авторитету родителей, а ведет себя соответствующим образом по отношению к врачу. Он не вспоминает, что остановился, растерянный и беспомощный, в своем инфантильном сексуальном исследовании, а рассказывает множество запутанных сновидений и мыслей, являющихся ему, жалуется, что ему ничего не удается и что судьба преследует его, не давая возможности довести до конца ни одного предприятия. Он не вспоминает, что очень сильно стыдился определенных сексуальных проявлений и боялся, что они раскроются, а показывает, что стыдится лечения, которому подвергается, и больше всего старается скрыть его и т. д.

Прежде всего он начинает лечение с такого воспроизведения. Часто случается, что, сообщив пациенту с многообразной историей жизни и длительной историей болезни основное психоаналитическое правило и предложив ему затем говорить все, что приходит в голову, ждешь, что его рассказ потечет непрерывным потоком, но слышишь сперва, что ему нечего сказать. Он молчит и утверждает, что ему ничего не приходит в голову. Разумеется, это не что иное, как воспроизведение гомосексуальной направленности, которая проявляется как сопротивление против всякого воспоминания. Сколько ни длится лечение, больной не освобождается от этого навязчивого воспроизведения; начинаешь, наконец, понимать, что это его способ вспоминать.

Разумеется, в первую очередь нас будет интересовать отношение этого навязчивого воспроизведения к перенесению и сопротивлению. Мы скоро замечаем, что перенесение является только частью воспроизведения, а воспроизведение представляет собой перенесение забытого прошлого не только на врача, но и на все другие области и ситуации настоящего. Мы должны, следовательно, быть готовы к тому, что анализируемый находится во власти навязчивого воспроизведения, заменяющего импульс к воспоминанию не только в длительных отношениях к врачу, но и во всех других проявлениях деятельности и отношениях своей жизни, например, выбирая во время лечения объект любви, беря на себя какую-нибудь задачу, вступая в какое-нибудь предприятие. Нетрудно узнать в этом воспроизведении и участие сопротивления. Чем сильнее сопротивление, тем больше воспоминание заменяется действием (воспроизведения). Ведь идеальное воспоминание в гипнозе соответствует такому состоянию, при котором сопротивление совершенно устранено. Если лечение начинается при благосклонном содействии слабого, неясно выраженного положительного перенесения, то является сперва возможность углубления в воспоминания, как при гипнозе, и тем временем симптомы болезни даже замолкают; если же в дальнейшем течении лечения это перенесение становится враждебным или слишком сильным и потому должно быть вытеснено, то воспоминание сейчас же уступает место действию. С этого момента сопротивления определяют порядок того, что должно быть воспроизведено. Больной извлекает из арсенала прошлого оружие, с помощью которого он защищает себя от лечения и которое мы должны выбить из его рук по частям.