Человека этого Степан Фомич заметил еще на остановке пригородного автобуса. Высокий, с короткой, выгоревшей на солнце прической, светлая рубашка «в арифметику» туго обтягивала литые мускулы. Держался он все время в стороне от толпы ожидающих. Часто курил, еще чаще без нужды посматривал на часы. «А вот рукава напрасно закатал, – подумал Степан Фомич, – сейчас картинки не в моде. Выставил, дурак, всю биографию: и как зовут, и когда родился». Но держался мужчина спокойно и даже уверенно. Значит, гулял по чистой и «засветиться» не боялся. Сел он в один автобус со Степаном Фомичом и вышел вместе с ним у грунтовой развилки дорог, ведущих в два села.
«Чего он ко мне прилип? – думал Фомич, не спеша шагая по обочине грунтовки. – Может, послали рассчитаться за что-нибудь? Так у меня, вроде бы, долгов перед кодлой нету… Вести его к себе или переговорить тут? Пойду напрямик, через лес, – решил Фомич. – Увяжется – придется поговорить, а сразу к себе – нельзя».
Степан Фомич прошел еще несколько десятков метров и решительно свернул с грунтовки на узенькую тропинку, протоптанную грибниками. Пользовались этой тропинкой и рыбаки, пробирающиеся росными, туманными утрами к берегам проток и рукавов огромной реки, протекавшей через город. Свернул и боковым зрением успел заметить, что мужчина, шедший до этого сзади небольшой группы селян, в растерянности затоптался на месте и стал в очередной раз закуривать.
«А-а-а, притормозил! – насмешливо подумал Фомич и резко прибавил ходу. – Постой, пошевели мозгами. Это тебе не по дороге идти, в затылок дышать. Да и людей вокруг сколько. А в лесу – один бог свидетель». Степан Фомич наддал еще и на одном из поворотов оглянулся. Ни на тропинке, ни между стволов сосен не было видно светлой рубашки. «Побоялся? Или хитрит? Проверим…» Еще раз внимательно оглядев лес, Фомич пустился тяжелой рысцой, стараясь бежать без шума, на одних носках. Вскоре стало не хватать дыхания и неприятно закололо в боку. Высмотрев в стороне небольшую заросль кустов, свернул с тропинки и залег в ее гуще.
Вскоре появился и навязчивый попутчик. Шел он быстро, явно стараясь нагнать исчезнувшего неизвестно куда Фомича и не забывая при этом посматривать по сторонам настороженным взглядом. Степан Фомич выждал, пока тот пройдет заросли лесного орешника, и только тогда, не выходя из кустов, окликнул:
– Стой, Дуплет! Куда шагаешь?
– К тебе… Нужен ты мне, Дед! – явно обрадовался мужчина. – Ты не стерегись: я без зла. И пустой… – провел он руками по карманам брюк.
– А я и не стерегусь, – слукавил Фомич, выходя из кустов. – Проверить только хотел: один ты идешь или еще кого за собой тащишь. Я ведь тебя давно приметил, на остановке еще… Только виду не подал. Может, думаю, в бегах.
– На остановке… – пренебрежительно сказал Дуплет. – Я за тобой полдня ходил! Как только засек – сразу прилип. Стареешь, Дед, чутье потерял.
– Да оно мне теперь ни к чему, чутье-то, – подошел Фомич вплотную к своему недавнему преследователю, – нового за мной ни чего не числится, а за старое мы с властью в расчете. Ну, здорово! Говори, зачем я тебе понадобился?
После выпитой водки и хорошей закуски Дуплет разморился, отяжелел, но стал говорливым, Фомич только пригубил, лишь бы не обижать гостя, и предпочитал больше слушать.
– Ну, и куда ж ты теперь думаешь податься? – спросил он Дуплета, выбрав паузу в разговоре. – В городе не пропишут – и думать нечего.
– Пока у тетки двоюродной остановился… На несколько дней, Осмотрюсь… Может, завалюху какую-нибудь куплю на окраине. Я кой-чего привез оттуда с собой… За девять лет собрал.
– Бесполезно… И купить не дадут, и денег у тебя не хватит. Все завалюхи на учете и стоят больше, чем иная квартира. Они ж под снос идут! – Заметив непонимающий взгляд приятеля, сочувственно добавил: – И вообще… Трудно тебе будет, Дуплет. Времена не те пошли… Такие, как мы с тобой, – сегодня не в цене.
– Ты же устроился? – неожиданно разозлился Дуплет. – Еще и как классно: два этажа… цветы… Один живешь?
– Я же не вчера устраивался… Да и не мой это дом, Дуплет. В этом районе, так, с ходу, не каждого и пропишут. Ты не смотри, что это село… Кругом дачи, и ни чьи-нибудь… – начал Фомич было просвещать гостя, но осекся, глядя куда-то за его спину.
От резной добротной калитки к веранде, на которой они так уютно расположились с Фомичом, шел мужчина лет сорока. Одет вроде бы и просто, но дорого, подтянут не по годам, а главное – это Дуплет отметил сразу – чувствует себя здесь хозяином. Проходя по выложенной кирпичом дорожке, остановился у клумбы с розами, поправил какой-то стебель. Сквозь прорези штакетного забора виднелась черная машина, подъехавшая к дому так тихо, что они не услышали. Но больше всего Дуплета поразила мгновенная перемена в облике Фомича. Лицо его приняло выражение какой-то не то покорности, не то явного желания услужить. И сам он весь как-то подобрался, готовый в любой момент вскочить из-за стола и выполнить то, что ему прикажут.
– Гуляешь, Фомич? – добродушно осведомился мужчина, проходя к столу и ни с кем не здороваясь.
– Да вот… кореша бывшего встретил, – заторопился с ответом Степан Фомич. – Отметить решили немного…
– Оттуда? – спросил мужчина, разглядывая многочисленные татуировки на оголенных руках Дуплета.
– Оттуда, – подтвердил Фомич. – Пришел совета просить, что ему дальше делать.
– Ну и как: дал ты ему совет? – Взял початую бутылку водки, повертел ее в руках и поставил обратно на стол.
– Да ведь так сразу, Игорь Сергеевич, такие дела не делаются. Подумать надо… – ответил Степан Фомич.
– Ну думайте, думайте, – разрешил Игорь Сергеевич, направляясь в дом. – А водку, между прочим, надо холодной пить, – заметил он уже в дверях. – Ничего ты, Фомич, я вижу, не усваиваешь. А еще другим собираешься советы давать, как жить.
– Это что за фрайер? – изумленно спросил Дуплет, когда шаги мужчины затихли где-то в глубине дома. – Ты ж в законе, Дед, кассу когда-то воровскую держал, толковища вел! А вьешься, как шестерка.
– Тише ты, дурак! – с неожиданной яростью набросился на него Фомич, с опаской поглядывая на открытую дверь. – «В законе… кассу держал…» – передразнил он Дуплета. – Кому он сейчас нужен, твой закон? Это там, в зоне, такие, как мы, – люди. А здесь – дерьмо! Здесь свои законы… И пожестче, чем у нас с тобой были. И те шестьдесят тысяч, которые я для корешей берег, для него, – кивнул он в сторону двери, – тьфу! Закрой свой музей! – окончательно вышел из себя Фомич. – Распахнулся… Кому тут нужны твои купола с колоколами? Думаешь, кто-нибудь понимает, что они означают?
Дуплет обиженно засопел, но пуговицы на рубашке застегнул, кроме одной, самой верхней, закрыв на мощной груди густую татуировку. Фомич, наполнив рюмку, опрокинул ее в себя одним махом, отдышался и спокойно сказал:
– А ведь прав, как всегда: пойло теплое, а не водка. Эх, Леша, Леша, – неожиданно подобрел Фомич, – если б мне сейчас заново жизнь начать… Я бы ее прожил по-другому! Как люди живут… Как вот этот… Фрайер, – горько усмехнулся он. – Да ты знаешь, кто это? Стоит только ему мигнуть, и нас с тобой живьем в асфальт закатают! Вот кто! И милиция рядом будет стоять, смотреть, как тебя, дурака, закатывают!
– Фомич! – раздался голос из глубины дома. – Зайди на минуту!
К столу Степан Фомич вернулся каким-то строго-торжественным и заметно протрезвевшим.
– Идем со мной, – обратился он к задумавшемуся Дуплету. – Сам зовет… Смотри, – предупредил он, – понравишься – будешь жить, как король! Нет – придется из города сматываться и побыстрее. Свободных конкурентов он не любит! Лишнего не болтай.
Дуплет попробовал выдержать спокойный, изучающий взгляд хозяина комнаты и – не смог: серые глаза Игоря Сергеевича стали наливаться холодной синевой, а тонкие губы сжались в узкую полоску.
– Как тебя зовут? – спросил Игорь Сергеевич, поставив стакан с минералкой на поднос.