Невероятно, но совет Мелассы вселил в сердце Никки какой-то странный, неизвестный ей доселе испуг. Там, в своем мире, в окружении родных и друзей, она не знала этого особого вида опасливой постоянной настороженности. Как далеко это от реалий ее времени, того времени, где она, принадлежа к обычной семье среднего класса, жила спокойной и размеренной жизнью, ничего особенно не страшась. В своем мире она была американкой, хоть и не стыдящейся примеси индейской крови, но все-таки белой женщиной. Но здесь она июни. В конце XX века государство ее ни с кем не воевало. А здесь часть ее племени находится в состоянии войны с Соединенными Штатами. Между пришлыми белыми американцами и местными, испокон веков живущими здесь племенами существовали известная настороженность и враждебность.

Вняв предостережениям, Никки быстро умылась и вместе с другими женщинами вернулась в деревню. Осторожно ступая, она ловила себя на том, что все время прислушивается к любому шороху, к хрусту веточки под ногой и настороженно вглядывается в густые тени по сторонам лесной тропы. К тому времени, как они достигли деревни, нервы Никки были на пределе, а язык пересох от неведомого ей доселе, чуть ли не животного страха.

Встреча между Гаррисоном и вождями произошла сразу же после полудня. За пределами совещательного вигвама жизнь шла своим чередом, со всей возможной естественностью, хотя общее напряжение кое в чем проявлялось. Женщины сегодня не вышли в поле мотыжить землю и полоть сорняки, детей от себя не отпускали, держа их под неусыпным присмотром. Мужчины, не принимавшие участия в конференции, не шли ни на охоту, ни на рыбалку, вообще ничем особо не занимались. Слоняться без дела по деревне тоже временно воздерживались, а просто собирались в небольшие группы, играли в кости или выполняли мелкую работу по дому.

Никки заметила, что занятия большинства мужчин связаны с оружием — неспешно, как бы между делом и бездельем, обновлялись тетивы луков, оперялись стрелы, вострились охотничьи ножи, чистились карабины — словом, оружие, будто ненароком, но все держали под рукой. Так, на всякий случай. Никки вдруг отчетливо поняла, почему многие книги по истории изображают индейцев ленивыми. Невнимательному глазу мужчины шони представляются именно такими — смеющимися, слоняющимися без дела, болтающими друг с другом, в общем, бесцельно убивающими время. Но под их смехом и чуть не демонстративной расслабленностью таилась вечная настороженность. Под их внешней неторопливостью и спокойным видом жила постоянная готовность к действию. Они все примечали. Ко всему были готовы. Они ждали.

Да и женщины… Пока Серебряный Шип был на встрече, Никки посетила Конах и Мелассу с детьми. Ее родственницы были неестественно спокойны, в лицах чувствовалась некоторая подтянутость, они вообще отличались от того, какими Никки привыкла видеть их. Каждые несколько минут настороженно поглядывали в сторону совещательного вигвама. Время от времени то одна, то другая подавляла тяжелый вздох. После трех часов бесплодного ожидания Никки, наконец, решила прервать это странное молчание и вздохи:

— Просто смешно! Не понимаю, чего вы все так боитесь? Вам не кажется, что глупо трястись, не имея к тому никаких причин? Серебряный Шип обязательно предупредил бы нас, если бы нам действительно угрожала опасность. И потом, я читала о генерале Гаррисоне и знаю, что он добрый и порядочный человек, не то, что некоторые из его соратников по оружию.

Конах, выслушав ее, только пожала плечами. А Меласса, сидевшая напротив, обхватила руками свой уже довольно солидный животик, будто защищая от всех напастей еще не рожденное дитя, и сказала:

— Хорошо бы, чтобы ты оказалась права, Нейаки.

— Вчера же днем ничего плохого не случилось. И ночью тоже, — стояла на своем Никки.

— Мы не спали. Мы бодрствовали и были начеку, — проронила Конах.

— Но не так, как сейчас, вчера все были гораздо спокойнее…

Последнее замечание Никки было встречено новыми вздохами и молчанием, от чего ее опять объяла нервная дрожь, да такая сильная, что ей пришлось сцепить на колене пальцы, дабы не выказать их тряски. Два года прошло с тех пор, как она бросила курить, но сейчас много отдала бы за одну-единственную сигарету.

Наконец генерал Гаррисон и все остальные вышли из вигвама. Наблюдатели из деревни видели, что представители обеих сторон пожали друг другу руки, генерал улыбался вождям, и всеобщая напряженность племени заметно ослабла. На этот раз все перевели дыхание, и армейский командир, и вожди племени. Завтра или в следующем месяце все могло резко измениться. Но сейчас между американцами и миролюбивыми индейцами шони, отказавшимися следовать за Текумсехом, достигнуто перемирие.

Никки чуть не прыгала от радости. Она готова была крепко обнять и расцеловать всех и каждого — и вождей и генерала. Ее уверенность в способностях Серебряного Шипа, в том, что он предупредил бы их, если бы им действительно что-то угрожало, оправдала себя. Как и вера в благонамеренность генерала Гаррисона, который ее не подвел. Видно, это и в самом деле справедливый и мудрый человек, книги по истории не лгали.

Внезапная мысль заставила Никки вскочить и опрометью броситься к своему вигваму. Она отыскала в сумочке шариковую ручку, лист бумаги и набросала короткую записку такого содержания:

Генерал Гаррисон!

Развернув эту записку, вы найдете в ней ручку. Это нечто совсем новое. Больше вы таких нигде не увидите. Чернила уже внутри, в специальном стермене. Вам не нужно заправлять ее, чернил хватит надолго. К сожалению, должна заметить, что стержень иногда западает. В этом случае сделайте так: просто нажмите кнопочку на конце ручки, стержень появится вновь, и вы сможете писать дальше. Если вы используете эту ручку для достижения только добрых и справедливых целей, возможно, в ней хватит чернил до тех дней, когда вы станете президентом Соединенных Штатов. И мне доставляет большое удовольствие думать, что вы будете подписывать важные документы этой ручкой, подаренной вам мною в знак величайшей почтительности.

Искренне ваш друг.

Свернув послание и страшась передумать, Никки выскочила из вигвама. Едва дыша, с громко колотящимся сердцем, она задами пробралась к площадке, где стояла уже оседланная генеральская лошадь. Рядом, на земле, лежали его седельные сумки. Никки засунула записку с ручкой под кожаный клапан одной из них и спокойно вернулась к себе.

И только потом она вспомнила, что эту ручку заполучила на открытии нового банковского филиала. Интересно, что подумает Гаррисон, когда на ребрышке ручки увидит надпись: «5/3 банк»? Бог знает, что он подумает; она и сама, впервые столкнувшись с этим названием, была смущена. Это выглядело так странно: «Пять — третий»? Что это значит? «Пять третей»? Но пять третей чего? А может, «Пять в третьем ряду» или «Пять и еще кто-то третий»? Она живо представила себе, как бедный генерал тщетно ломает голову, столкнувшись со странностями американского правописания, которых в его времена еще не было.

На следующий день Серебряный Шип воздвиг для Никки очистительный вигвам, проще говоря, соорудил парилку. К большому своему удивлению и облегчению, она поняла, что пост ее ждал не такой уж строгий. Она позавтракала, хотя и достаточно легко, ведь париться ей предстояло впервые, и она волновалась, как-то ее тело отнесется к ранее не изведанному испытанию. Не хотелось бы превратиться в размякшую медузу, совершенно утратившую форму и содержание лишь потому, что накануне она переела. И еще, если мужчины парятся в набедренной повязке или совсем нагишом, она предпочла облачиться для этой цели в футболку — длинную, мягкую и достаточно свободную, чтобы не стеснять движений.

Серебряный Шип разогрел камни, окатил их водой и оставил рядом большой кувшин с водой для дальнейшего пользования. Он также брызнул на раскаленные камни настоем шалфея и кедровой хвои, и когда Никки вошла в вигвам, ее сразу же окутало облако душистого пара.