Никки присела на край стола и уставилась на башни из учебников, воздвигнутые вдоль стены классной комнаты. Сто пятьдесят пять учебников истории, готовых к передаче такому же количеству весьма нелюбопытных студентов. Учебный год начинается через три дня, и Никки решила пустить часть своего уик-энда на то, чтобы покончить с бедламом подготовительных мероприятий. Впрочем, что ни делай, а первые дни учебы все равно будут захлестнуты сумятицей и беспорядком. Хаос первой недели занятий неизбежен.

Своим восстановлением в должности Никки была обязана бульдожьей хватке подруги. Правда, и ее собственные положительные качества тоже кое-что значили. Она считалась хорошим учителем, и к ее возвращению руководство отнеслось положительно. Ее появление произвело среди коллег нечто вроде фурора, но сейчас страсти уже улеглись, объяснения были приняты, народ поуспокоился, и Никки почувствовала себя увереннее.

Однако впервые по возвращении домой дни пришлось пережить немало досадных минут, воспоминания о которых до сих пор повергают ее в дрожь. Не легко ей пришлось и с людьми близкими.

Но Шери была просто великолепна! Когда они, Покинув пещеры, возвращались домой, она не забыла о покупке обручального кольца. Они остановились возле оживленной Коламбас-Мэлл. Никки здесь была таким же анонимным существом, что и множество других субботних покупателей, а потому вряд ли кто-нибудь ее запомнит. Обойдя ряд ювелирных лавок, Никки остановила свой выбор на симпатичном золотом кольце без камня, но с гравировкой, которое обошлось ей всего в сотню долларов. На это, правда, ушел почти весь остаток ее отпускных денег, но она не жалела. Ее имя даже не было указано в счете, так что если кто и захочет проверить сфабрикованную подругами историю, зацепиться ему будет не за что.

После этой небольшой задержки в пути Шери решила, что им надо ехать прямо на ферму к родителям Никки. Они прибыли днем, когда супруги Сван вкушали полуденную трапезу. Чтобы не довести стариков до сердечного приступа, Шери оставила Никки снаружи, а сама вошла в дом с тем, чтобы как можно осторожнее подготовить их к радостной встрече с дочерью. Спустя несколько минут родители Никки и младший из ее старших братьев появились в дверях и бурно приветствовали блудную дочь возгласами неподдельной радости и пылкими объятиями.

Последовавшие за первым переполохом необходимые объяснения, как и ожидалось, вызвали недоверие, постепенно развеянное проведенной Никки демонстрацией вещественных доказательств, подтверждающих невероятное ее приключение, а йотом все дружно согласились с тем, что версия о безумной любви и скоропалительном браке с археологом предпочтительнее правды. Решено было посвятить в эту историю двух старших братьев Никки и их жен, после чего всей семьей хранить тайну.

Но ликование семейства вскоре было прервано. Как только в офисе местного шерифа пронюхал о возвращении Никки, ферму Сванов атаковали детективы и представители всех видов средств массовой информации. Начался сущий кавардак, все пытались говорить сразу, и вопросы сыпались справа и слева. Наконец толпа схлынула, но лишь временно. Назавтра все повторилось, сначала явились детективы — «нам бы только связать концы с концами». Затем накатилась новая волна репортеров, примчавшихся из самых отдаленных уголков штата. Проснувшись, Никки обнаружила свой портрет на первых страницах газет, где история ее жизни описывалась практически от и до. В довершение всех бед писаки позволили себе разглагольствовать об излишнем великодушии школьного совета, которому следовало серьезнее отнестись к делу, и задавали более острые вопросы. Словом, пришлось пережить не самые приятные дни.

Затем явились заботы финансового характера, накопились кое-какие счета — в том числе за кабельное телевидение, которые ее отец не успел оплатить; пришлось сменить номер телефона, дабы пресечь бесчисленные звонки репортеров и любопытствующих знакомых; сменить водительские права и карточку социального страхования — все это уже на новое имя; нанести визит гинекологу, который, кстати, подтвердил беременность. Проходя сквозь строй всех этих вопрошающих, сквозь тяготы канцелярской волокиты, Никки чувствовала себя так, будто ее волокут сквозь инквизицию, откуда едва ли ей удастся вырваться в целости и сохранности. Единственное, что радовало, так это подтверждение факта беременности. Доктор заверил ее, что все идет нормально и рождения ребенка надо ожидать в марте — как и предсказывал Сильвер Торн.

Спасительное облегчение приносило погружение в суету подготовки к учебному году, а потом — в рутину каждодневных школьных дел. Там, в классной комнате, Никки забывала о личных неурядицах, целиком отдаваясь работе, решая тривиальные проблемы расписания уроков, замены Устаревших или пришедших в негодность учебников и посещая учительские совещания.

Но как бы благотворно ни действовало на нее возвращение в привычную колею жизни, работа не занимала ее времени и внимания настолько полно, чтобы она не страдала от одиночества, бесплодного ожидания и сердечной муки. По ночам было хуже всего. Она просыпалась и долгие часы лежала без сна, вспоминая короткое время, проведенное с Сильвером Торном, и молясь о его безопасности и появлении здесь, рядом с ней, хотя и понимала, что, вряд ли он успел справиться со всеми своими делами и что время для встречи еще не настало. Когда, наконец, она засыпала, он являлся ей в сновидениях, которые подчас были настолько реальны, что она чувствовала, как его волосы скользят меж ее пальцев, обоняла запах его пропитанной солнцем кожи, ощущала на своих губах вкус его поцелуя. Затем, просыпаясь и видя, что она одна, еще сильнее тосковала о муже и плакала, уткнувшись в подушку.

Из задумчивости Никки вывела Шери, просунувшая голову в приоткрытую классную дверь.

— Хэй! Ты так и будешь торчать здесь? А ну-ка пойдем отсюда! Нам целых девять месяцев предстоит корпеть в этих стенах, надоест еще. Так что нечего расточать на них время законного отдыха.

Никки встала и стянула со стола свою сумочку.

— Да, ты права, подружка, — взбодрившись, ответила она. — И вправду пора подышать свежим воздухом!

— А я тебе кое-что принесла, — сказала Шери, передавая Никки небольшой сверток. Это подарочек. Прости, но не было времени завернуть его в красивую бумагу.

— Шери, ты и так для меня очень много сделала, — сказала Никки. — Зачем еще что-то покупать?

Шери пожала плечами:

— Слишком поздно, обратно' продавать не пойду. Давай разворачивай.

Никки развернула бумагу и увидела дубовую подставку с медной пластинкой, на которой было выгравировано ее имя. Ее новое имя. Миссис Николь Сильвер.

— Поставишь на стол. Пусть деточки поскорее запоминают твое теперешнее имя и не называют тебя больше девичьим.

— Ох, Шери! Спасибо тебе! Какая прелесть! Знаешь, я одного опасаюсь, как бы Торн не рассердился на меня за то, что я перевернула его имя. Что ни говори, а имя собственное — нечто такое же неприкосновенное, как личная территория.

— Думаю, по прибытии сюда он слишком будет занят, особенно по части спальни, так что вряд ли его особенно озаботит перемена имени, если он вообще это заметит, — смеясь, проговорила Шери. — Ну а потом, когда он отдышится, ты ему объяснишь, что сделала так ради сохранения своей монограммы — «эн-эс», иначе пришлось бы здорово потратиться, чтобы заменить метки на всех скатертях, полотенцах и простынях.

Подруги вышли из школы и направились к автостоянке.

— Что ты запланировала на уик-энд? — спросила Шери.

— Хотела поехать к маме и папе, а заодно и дерево проверить.

Через несколько дней после возвращения Никки домой, когда шумиха вокруг этого события немного улеглась, она вспомнила о послании родителям, закопанном ею в прошлом веке возле реки, под небольшим дубком, теперь не только выросшим, но и поваленным бурей. Не очень-то веря в возможность находки, она все же отправилась на берег речки-ручья и предприняла кое-какие раскопки, так, на всякий случай. К ее радости, завернутое в кожу послание действительно находилось здесь! Упаковка почернела, обветшала, но письмо все-таки сохранила.