Разнообразны переходно-пространственные формулы, в которых сообщается о передвижении персонажа, о длительности его пути: «Мало ли прошло, много ли прошло времени», «Много ли ехал, мало ли ехал»; «Долго он ехал, сколько проехал, знал только он»; «Долго они ехали, долго скакали»; «Едет-скачет, идет-скачет». Эти формулы полифункциональны — они не только связывают отдельные эпизоды сказочного повествования, но и характеризуют длительность пути героя, время и пространство сказки.

Финальные формулы завершают сказку и выражают отношение сказочника к повествованию. Нередко в них подчеркивается его участие в сказочных событиях: «И я был на том джегу, вволю ел и пил». При этом, как правило, нет и намека на вознаграждение сказочника. Если же о таковом и говорится, то в ироническом плане: «И я на свадьбе был, бузу пил и халвой закусывал. В то время, когда хан награждал остальных братьев богатыми подарками, и мне достался хороший кинжал, но на обратном пути у меня его отняли абреки».

Поскольку в сказке даны обобщенные образы персонажей, для характеристики каждого из них существует свой комплекс традиционных формул. Женская красота, например, определяется такими формулами: «Она была самая красивая из тех, у кого есть глаза и брови»; «Одна половина ее волос — белого золота, другая — желтого золота»; «Есть ли на свете девушка, у которой тело такое же белое, как белые бока сороки, а волосы — черные, как ее черный хвост».

Ряд формул употребляется при рассказе о таких специфических для горской, и в частности для адыгской, сказкн эпизодах, как встреча героя с арбой, на которой везут девушку, отданную на съедение чудовищу, аробщик поет, девушка плачет. «Почему, дада, ты поешь, а девушка плачет?» — спросил джигит. «В нашем ауле горе. Бляго оцепил его и грозится съесть всех жителей, если мы не будем отдавать ему каждый день девушку на обед. Сегодня пришел черед этой девушке быть съеденной, и потому она плачет. Я останусь жив, и потому пою».

Традиционной формулой характеризуется и встреча героя со старухой-нагучицей, которая становится его «молочной» матерью после того, как он неслышно подкрался к ней и приложился к ее груди. «Ты моя мать, ты мой отец на том и на этом свете», — сказал джигит. «Пусть ослепнут глаза, что не увидели тебя, злосчастный юноша, откуда ты взялся?» — стала проклинать его нагучица.

Во время ссоры мальчишки упрекают сверстника, превосходящего их силой: «Если тебе некуда девать силу, то лучше узнай, где твой отец и что с ним произошло».

Многочисленны формулы описания богатырского коня, встречи героя с противником, храбрости героя, трудностей, встречающихся на его пути. Вместе с тем в адыгской сказке нет формул-приказаний, пожеланий (герой просто бросает гребешок, и он превращается в непроходимый лес, который задерживает преследователя). Мы не обнаружили также формул вызова верного коня или благодарного животного — герой поджигает волосинку, данную ему волком, лисой или чудесным конем, и животное приходит ему на помощь.

Разнообразимо по содержанию традиционные формулы сказки выполняют одну художественную функцию — подчеркивают условность сказочного действия.

Один из важных элементов поэтики волшебной сказки — ретардация, цель которой замедление действия и повествования. Чаще всего это либо пересказ того, что произошло с героем, либо посещение им помощника или дарителя, который говорит о том, что нужно сделать, а затем следует рассказ о том, как был выполнен совет дарители. Уже в первых записях адыгских сказок нередко обнаруживается тенденция к сокращению текста, когда повторение того или иного эпизода заменяется словами сказочника типа «и он рассказал, что с ним произошло». На современном этапе эта тенденция получила дальнейшее развитие.

Действие адыгской волшебной сказки, как и всякой другой, происходит в пределах сказочного пространства и времени[10]. Эти понятия не только строго отграничены от аналогичных реальных, но и во многом определяют такие существенные элементы сказки, как композиция, своеобразие художественного вымысла и поэтической системы.

В отличие от русской, например, сказки в адыгской действие никогда не происходит в условном царстве или месте. Как правило, ее герои живут «в одном ауле» по тем же законам и обычаям, каких придерживались в прошлом создатели адыгской сказки. И все-таки, несмотря на, казалось бы, максимальную приближенность сказочного мира к реальному, мир сказки — условный.

Пространство в сказке — необходимый компонент сюжетного повествования, и каждое место действия героя строго соотносится с его поступками, определяющими дальнейшее развитие сюжета.

Характерная черта адыгской волшебной сказки и в том, что «другой» мир или «подводное царство», куда попадает герой в поисках невесты иди из-за козней жестоких братьев, ничем не отличаются от реального мира, в котором он живет.

Значительное развитие в адыгском фольклоре получили бытовые и социально-бытовые сказки. В отличие от волшебных, где действие развивается в фантастической обстановке, а герой побеждает врага с помощью чудесных помощников и предметов, и в отличие от сказок о животных, где повествование тяготеет к поэтической условности, в бытовых и социально-бытовых сказках борьба полярных сил — добра и зла в различных их проявлениях — развертывается на фоне реальных и бытовых отношений, что обусловлено их максимальной связью с действительностью, с социальными и бытовыми проблемами, хотя адыгская волшебная и бытовая сказки нередко тесно соприкасаются.

Тематика этих сказок различна — социальные противоречия в обществе, быт, человеческие пороки и слабости; объединяют же их в одну жанровую разновидность принципы отражения действительности.

Герои бытовой сказки активно утверждают свои идеалы — трудолюбие, честность, верность в дружбе — и так же активно выражают свое неприятие не только социальной несправедливости, но и таких пороков, как предательство, лень, глупость.

Основу сюжетов и конфликтов бытовой сказки составляют реальные отношения людей. Естественна поэтому одна из характерных черт бытовой сказки — точность социальной характеристики персонажей; внимание уделяется их общественному положению, отношению к окружающим, соблюдению ими горского этикета (прежде всего таких народных обычаев, как гостеприимство, взаимопомощь и др.). Поляризация образов персонажей — непременная черта бытовой сказки: их, как правило, два, и они резко противопоставлены друг другу.

В образах положительных героев — старого крестьянина, его мудрой жены или маленького плешивца Куйжия-Куйцука — воплощены черты народного характера — трудолюбие, душевная щедрость и остроумие.

Герой бытовой сказки фактически один — это умный, смелый и находчивый крестьянин. Он всегда беден, но вместе с тем предприимчив и горазд на выдумки. Если же ему и помогают, то не чудесные помощники, а реальные люди — любимая дочь, невеста или жена, верный друг. Этот герой социально противостоит своим врагам и, как правило, побеждает их, и в этом проявляется превосходство «низкорожденного» героя над надменными и кичливыми князьями. Отрицательные персонажи бытовой сказки — жестокие и самодовольные князья и лживые и похотливые служители мусульманского культа, презирающие труд; объединяют их такие черты, как глупость, жадность, самодурство, из-за которых они попадают в самые нелепые и смешные ситуации.

В бытовой сказке наиболее ярко выражен растущий протест трудящихся против социальной несправедливости.

Поэтика бытовой сказки иная, чем волшебной. Своеобразие ее обусловлено прежде всего тем, что в ней разрабатывается Ограниченное по сравнению с волшебной число тем, которые варьируются в большом числе текстов на основе набора традиционных приемов. Сюжет в большинстве случаев односоставный, его развитие характеризуется краткостью и вместе с тем неожиданностью поворотов, обилием невероятных сюжетных ситуаций; в связи с этим поступки персонажей нередко отличаются алогизмом, все это придает обычным на первый взгляд жизненным конфликтам гротескную форму. Особенно выразительны в бытовой сказке диалоги персонажей.