— Я и сама вижу, Бад, какая зыбкая получается картина. Но всё, что я тебе говорю, — истинная правда. Янг сделал это. Вы должны копать глубже.

— Каким образом?! Послушай, Рут, я сделал то, о чём ты меня просила. Я принял на веру твою догадку и начал расследование. Теперь у меня на руках нераскрытое убийство. Вот и всё. Мы потратили кучу твоих денег и много времени Карлоса и вот к чему пришли: у меня не хватает улик даже для того, чтобы вызвать Янга на допрос. Как только я это сделаю, он тут же позовёт своего адвоката, и тот явится ко мне и съест меня с потрохами. Ты и сама это прекрасно понимаешь.

— Да, пожалуй. Слушай, Бад, а если я дам деньги...

— Нет!

Рут в изумлении уставилась на него. Затем опустила глаза. На мгновение в голову Джуна закралась мысль, что сейчас Рут заплачет снова. Конечно, он не хотел этого, но решил быть твёрдым до конца. Бад со своего места лучше любого другого видел, что задача абсолютно неразрешима, пока Рут не скажет всего, что знает.

— Хорошо, Бад.

— Хорошо что?

— Хорошо... Приготовься к шоку. Информатор — это мой пасынок, Адам.

— Что?! — теперь причина, почему Рут не желала вдаваться в подробности, была как на ладони. Бад даже ощутил дурноту при мысли, на что он толкнул бедную женщину.

— Д-да... И это ещё не всё, Бад. Я боюсь говорить тебе остальное. Ты не поверишь мне, когда узнаешь, каким образом Адам выяснил детали преступления.

— В своей жизни, Рут, я слышал множество самых диких историй. Я буду очень стараться поверить.

— Уж постарайся... Адам узнал об убийстве, потому что... Потому...

— Ну-ну, Рут, продолжай. Потому что — что? — Зайдя так далеко, Джун решил придать разговору более формальный характер.

— Адам — телепат. Он прочитал всё в мозгу Янга.

Джун окаменел. Он сидел в кресле прямо, держась за край стола с такой силой, что побелели пальцы. Кровь прилила к голове. Какое-то время он сидел с совершенно нелепым видом — лицо пунцовое, рот полураскрыт. Неужели Рут действительно произнесла «телепат»?

Когда Бад снова обрёл дар речи, голос его сел:

— Рут, если бы на твоём месте был кто другой, я тут же послал бы за полицейской машиной. Потому что такие речи означают — либо человек спятил, либо наглотался какой-нибудь дури. Но ты же в это веришь, так?

— Верю. Это факт, Бад. Я представляю, что ты сейчас чувствуешь. В своё время я тоже прошла через такой шок. Мне прямо в лицо бросили доказательство. Я не могла игнорировать его, не сможешь и ты. Это доказательство ждёт, чтобы ты увидел его и оценил. Помоему, теперь ты понимаешь, почему мне так не хотелось говорить что бы то ни было на эту тему.

— Да-а-а... — проговорил Джун, буквально выдавливая из себя слова. — Ты была права.

— Я знаю, Бад, это звучит нелепо. Но, с другой стороны, само существование Адама когда-то казалось людям абсурдным. И мне тоже... когда-то. Но уверяю тебя — его способность более чем реальна, и мы с Делмаром готовы предъявить тебе строгие доказательства. Единственное, к чему мы не готовы, это к тому, чтобы пропустить Адама через соковыжималку американской системы правосудия, если этому есть хоть какая-нибудь разумная альтернатива.

— И всё-таки, Рут, этот номер не пройдёт. Конечно, я знаю, что множество людей поверят тебе. Но это же самое множество людей верит в неопознанные летающие объекты и сидящих в них зелёных человечков. И у меня есть чёткое ощущение, что у подавляющего большинства из них шарики заехали за ролики. Я готов прозакладывать целое ранчо, что средний присяжный ощущает то же самое, и если ты будешь честной сама с собой, то согласишься с моими доводами.

— Ну что же, Бад, в таком случае я выполнила свой долг. — В голосе Рут звучало смирение. Она поднялась со стула и повернулась, чтобы уйти.

— Подожди, Рут. Не уходи.

— Какой смысл оставаться?

— Дело в том, Рут, что как официальное лицо я обязан быть скептиком, но чисто по-человечески я прошу тебя рассказать всё в подробностях. Кто знает, может быть, окружной прокурор способен изменить своё мнение.

— Мои слова не будут записаны?

— Не будут, Рут, если ты не хочешь этого.

Рут вернулась к стулу и села.

— С чего начать?

— Давай с конца. Объясни мне, почему ты считаешь, будто Адам может читать мысли.

— Хорошо. Полагаю, это удачное начало. Я вышла замуж за Делмара спустя три месяца после суда, тогда же я переехала в его дом, где Делмар жил с Адамом. Узнать человека можно, только живя с ним бок о бок, так получилось и с Адамом. Поначалу я понимала его с огромным трудом — ведь он так странно разговаривал. Мне приходилось слушать с большим напряжением, чтобы разобраться, что же такое он пытается сказать. Когда я стала ему мачехой и смогла проводить с ним больше времени, я поняла, что мой долг — помочь ему справиться с трудностями. И я стала тренировать голос Адама, чтобы он мог говорить более отчётливо. Я занималась с ним каждый день и начала записывать наши беседы на магнитофон. Потом мы возвращались к этим записям, чтобы понять, насколько продвинулись вперёд. И, конечно же, дело двигалось. Наконец, настало время, когда я смогла без труда понимать Адама. Тогда я заметила одну странную вещь. Хотя наш контакт заметно улучшился, окружающие не находили никаких сдвигов, особенно те, кого Адам знал не очень хорошо. Я обратила на это внимание Делмара.

Однажды поздно вечером, когда Адам уже лёг спать, а у Делмара было немного свободного времени, я вытащила плёнки и прокрутила их мужу. Мы были в шоке. На нескольких начальных плёнках звучал мой голос и раздавалось неразборчивое бормотанье. О, всё было ясно — эти звуки издавал Адам. Слова — я употребляю этот термин в широком смысле — были перепутаны, порядок отсутствовал вовсе. Порой Адам пропускал отдельные звуки, порой их плотно спрессовывал. Конечно, все плёнки были помечены, там стояли даты, и в общих чертах я знала, о чём мы говорили в каждом конкретном случае. С техническими проблемами мы смогли справиться, потому что мой голос и все посторонние шумы звучали громко и явственно.

Мы начали с самой старой плёнки и прокручивали их по порядку, одну за другой. Бормотание оставалось бормотанием, но на более поздних плёнках его было всё меньше и меньше. Постепенно голос Адама напрочь исчез из записей, и, если не считать моего голоса, они были совершенно чисты. Мы не могли понять этого.

Позднее Делмар заявил, что гипотеза о телепатии возникла у него сразу же, как только он осознал эффект, но мне пришлось дождаться пробуждения Адама на следующее утро, прежде чем я смогла убедить себя, что всё это происходит на самом деле.

Мы все уселись за кухонный стол, магнитофон стоял посередине. Все плёнки, которые мы прокручивали, были предельно понятны — в том числе и чистые, которые больше не были чистыми. Голос Адама звучал звонко, как колокольчик, — именно этот голос я слышала во время наших бесед. Но и тогда мы ничего не сказали Адаму. Опять дождались, когда он ляжет спать, и повторили эксперимент. Снова мы слышали либо бормотанье, либо тишину.

Я по-прежнему храню эти плёнки, Бад. Если хочешь, могу повторить эксперимент при тебе.

— Конечно, хочу. Но ты ведь не всё сказала. Продолжай.

— Разумеется, не всё. Понимаешь, Адам тогда был совсем ребёнком. Он и сейчас дитя. Могли ли мы ожидать, что он поможет нам? Теперь мы знаем, что в то время он не считал свою способность чем-то ненормальным, не осознавал, будто ведёт себя необычно. Он полагал, что все устроены точно таким же образом — ведь у Адама не было возможности сравнивать собственный сенсорный аппарат с системой чувств обыкновенного человека. Мы пробовали объяснить ему, но это было бы всё равно, что объяснять слепому, что такое зрение, или пытаться доказать, что цвет, который ты называешь голубым, представляется мне точно таким же, как и тебе. Вот как сформулировал это Делмар. Он говорил, что две разные системы дают сравнимые результаты, но в способах их работы существуют настолько фундаментальные отличия, что любое сопоставление теряет смысл.