Лейтенант испуганно потянулся к телефону, но вербовщик улыбнулся и отодвинул аппарат.

– Итак, вы – Митчел Кортней? – вкрадчивым голосом спросил он, и, достав еще какую-то пленку, вставил ее в проектор. – Читайте. – Он настроил аппарат.

Вместе с лейтенантом я взглянул в проектор.

Передо мной была первая страница газеты «Нью-Йорк таймс», и на самом видном месте – некролог Митчелу Кортнею, заведующему Отделом Венеры рекламного агентства «Фаулер Шокен». Меня нашли замерзшим на леднике Старзелиус неподалеку от Литтл-Америки. Оказывается, я вздумал ковыряться в батарейке, и она вышла из строя. Лейтенант давно уже с равнодушным видом отвернулся от проектора, а я все читал. Я узнал, что Отдел Венеры возглавляет теперь Мэтт Ренстед, что моя смерть была тяжкой утратой для мира рекламы, что моя жена, доктор Нэвин, отказалась дать интервью газетам, а Фаулер Шокен произнес прочувственную речь и высоко оценил мои заслуги. Я выяснил, что был личным другом Джека О'Ши, первого человека, побывавшего на Венере, который выразил глубокую печаль по поводу моей безвременной кончины.

– Я купил газету в Кейптауне. Можете преспокойно отправить этого проходимца обратно в трюм, лейтенант, – произнес вербовщик.

Вызвали часового. Всю дорогу он не переставал награждать меня пинками и с такой силой втолкнул в красноватый полумрак трюма, что я с размаху сшиб кого-то с ног. После сравнительно свежего воздуха в коридоре зловонье в трюме показалось мне невыносимым.

– Чего ты там натворил, приятель? – поднимаясь на ноги, добродушно спросил человек, послуживший чем-то вроде амортизатора.

– Хотел только им объяснить, кто я такой… – но, сообразив, что рассказывать об этом бесполезно, просто спросил: – Что с нами будет дальше?

– Высадят в порту, разместят по баракам, определят на работу. По какой форме у тебя контракт?

– Сказали, по форме Б.

Он присвистнул.

– Ловко же тебя одурачили.

– Что ты хочешь сказать?

– Да где были твои глаза? Дело дрянь. Контракт по форме Б – пять лет работы. Им удается подбить на это лишь беженцев да законченных идиотов, редко кого другого. В контракте есть пункт о поведении. Когда мне предложили форму Б, я сказал, что, пожалуй, выгодней податься к ребятам из сыскного агентства Бринка. Тогда мне предложили форму Д. Должно быть, им здорово нужна рабочая сила. У меня контракт на один год, могу свободно покупать продукты не только в лавках компании, есть и другие поблажки.

Я стиснул голову руками, словно боялся, что она разорвется от отчаяния.

– Неужели все так плохо? А деревенский образ жизни, работа на свежем воздухе, солнце?…

– Да-а, – смущенно протянул мой собеседник. – Конечно, это лучше, чем работа на химических заводах, хотя, пожалуй, похуже, чем в шахтах.

Он ушел, а я, разбитый и опустошенный, начал обдумывать, что делать дальше, и не заметил, как задремал.

Сигнала высадки не было. Просто судно с силой ударилось о причал. Открылись люки трюмов, и в них ворвалось слепящее тропическое солнце. Яркий свет больно полоснул по глазам, привыкшим к темноте. Вместе с солнцем в трюмы проник не свежий деревенский воздух, а едкий запах дезинфицирующих составов. Я кое-как выбрался из толпы бранящихся и толкающихся потребителей и стал протискиваться к выходу.

– Подожди, олух! – грубо остановил меня человек с недобрым лицом; на груди у него была бляха надсмотрщика. Он накинул мне на шею шнурок с биркой, на которой был проставлен номер. Такую же бирку получил каждый из нас, и все мы выстроились в длинную очередь, перед столом, стоявшим прямо на причале у стены высокого восьмидесятиэтажного здания компании «Хлорелла». Оно напоминало проволочные конторские корзинки для входящих и исходящих бумаг, поставленные одна на другую до самого неба. На каждом ярусе сверкали зеркала, и вокруг этой громадины на земле тоже было обжигающее глаза безбрежное море света. Я понял, что здесь еще больше зеркал – они улавливали солнечные лучи и направляли их на зеркала в разных ярусах. Оттуда солнечный свет отражался в чаны фотосинтеза.

С воздуха все это могло показаться красивым, хотя и довольно обычным зрелищем. На земле же это был сущий ад. Я должен придумать, как выбраться отсюда. Но в мозгу назойливо вертелось, мешая сосредоточиться: «С солнечных плантаций Коста-Рики, обрабатываемых умелыми руками гордых своим трудом свободных фермеров, к нам поступают свежие, вкусные, питательные продукты из белка хлореллы…»

Да, я сам когда-то написал эти строки.

– А ну, пошевеливайся! – заорал надсмотрщик. – Пошевеливайся, дьявол бы вас побрал, чертовы черпальщики!

Я прикрыл руками слезящиеся от света глаза и вслед за остальными приблизился к столу.

Сидевший, за столом человек в темных защитных очках спросил:

– Имя, фамилия.

– Митчел Корт…

– Это тот самый, – услышал я голос вербовщика.

– Ага, понятно, – ответил человек в темных очках и, обращаясь ко мне, произнес:

– Гроуби, у нас и до тебя находились охотники нарушать контракт по форме Б. И все они потом горько жалели об этом. Кстати, тебе известен годовой бюджет Коста-Рики?

– Нет, – пробормотал я.

– Почти сто восемьдесят три миллиарда долларов. А, может, ты знаешь, сколько налога платит в год корпорация «Хлорелла?»

– Нет, черт побери…

Тут он совсем вышел из себя.

– Почти сто восемьдесят миллиардов долларов! Такой сообразительный парень, как ты, легко может понять из этого, что правительство Коста-Рики и ее суд делают только то, что прикажет «Хлорелла». И если понадобится проучить какого-нибудь нарушителя контракта, они охотно окажут нам эту услугу. Можешь не сомневаться. Итак, твоя фамилия?…

– Гроуби, – ответил я сдавленным голосом.

– Имя? Образование?

– Не помню. Если вы запишете мне это на клочке бумаги, я выучу наизусть.

Я услышал, как вербовщик засмеялся и сказал:

– Этот одумается.

– Что ж, ладно, Гроуби, – милостиво произнес человек в темных очках. – Худого мы тебе не желаем. Вот твой пропуск и направление. Будешь работать черпальщиком. Проходи.

Я отошел. Надсмотрщик, выхватив у меня направление, рявкнул:

– Черпальщики, сюда.

«Сюда» означало спуститься под нижний ярус здания, где свет был еще более слепящим, затем пройти по узкому проходу между низкими зловонными чанами в центральную часть здания. Помещение, куда я попал, было довольно хорошо освещено, но после трижды отраженного зеркалами тропического солнца здесь, казалось, царил полумрак.

– Черпальщик? – спросил меня какой-то человек. Щурясь и моргая, я кивнул.

– Я – Мюллейн, направляю на участки. Ну вот, решай сам, Гроуби, – произнес он, заглянув в мой пропуск. – Черпальщик нам нужен на шестьдесят седьмом ярусе и на сорок первом. Спать ты будешь на сорок третьем. Выбирай, где тебе лучше работать. Предупреждаю, лифта для рабочих второго класса у нас нет.

– На сорок первом, – незамедлительно ответил я, стараясь что-либо прочесть на его лице.

– Разумное решение, – одобрил Мюллейн. – Очень разумное. – Приятно иметь дело с разумным человеком, – снова повторил он и опять надолго замолчал.

– У меня нет при себе денег, – наконец сообразил я.

– Ладно, – могу дать взаймы, – сказал он. – Подпиши-ка вот эту бумажку, а в получку сочтемся. Сумма невелика – всего пять долларов.

Я прочел и подписался, для чего мне пришлось снова взглянуть на пропуск – фамилию я помнил, а имя забыл. Мюллейн быстро нацарапал на пропуске цифру 41 и свои инициалы и тут же убежал. Разумеется, никаких пяти долларов я и в глаза не видел, но не стал его догонять.

– Я – миссис Хорокс, консьержка, – вкрадчивым голосом представилась мне какая-то матрона. – Добро пожаловать в нашу семью, мистер Гроуби. Я уверена, что вы проведете с нами немало счастливых лет. А теперь поговорим о деле. Мистер Мюллейн уже, наверное, сказал вам, что нынешнее пополнение оборванцев – то бишь законтрактованных рабочих – размещается на сорок третьем ярусе, если не ошибаюсь. В мою задачу входит помочь вам подобрать подходящих соседей по койке.