Обладатель столь могучего голоса, крадучись, приближался к застывшим в отчаянии жертвам в центре арены. Это был гигантский тигр, один из тех, что охотился на боса в дни, когда мир был еще юным. По сложению и окраске он походил на бенгальского тигра, но был намного крупнее и его расцветка просто поражала - Бело-желто-черные тона переливались на солнце.

Длинная и густая шерсть, как у ангорских коз, придавала необыкновенную красоту этому зверю. Но в первую очередь, он был свирепой и безжалостной машиной для уничтожения всего живого. Здесь, в Пеллюсидаре, подобные твари являются врагами не только человека: они готовы сожрать любое животное, чтобы поддерживать жизнь и энергию в своих могучих телах.

Итак, с одной стороны на несчастную парочку наступал могучий таг, а с другой - подкрадывался еще более могучий и опасный тараг с оскаленными клыками.

Нагнувшись, мужчина поднял оба копья и вручил одно из них женщине. С появлением на арене грозно рычащего тарага, рев тага стал заметно громче. Никогда в жизни я не слыхал подобной "симфонии". И только целая трибуна махар не в состоянии была оценить производимого этими двумя тварями шумового эффекта.

Стоящие между двумя нападавшими чудовищами люди, казалось, уже потеряли всякую надежду, но в тот самый момент, когда оба зверя были уже совсем рядом, мужчина резко дернул женщину за руку и вместе с ней оказался в стороне от наступающих противников. Таг и тараг столкнулись лоб в лоб, как два курьерских поезда, и занялись выяснением собственных отношений. Последовавшая за этим битва была свирепой и ожесточенной. Это невозможно описать. Снова и снова подхваченный рогами тараг взлетал в воздух, но каждый раз эта огромная кошка, ничуть не обескураженная, приземлялась на все четыре лапы и возобновляла атаки.

Тем временем мужчина и женщина старались держаться в стороне от опьяненных схваткой зверей. Каждый из них, крадучись, занял позицию вблизи одного из соперников. В этот момент тигр, или тараг, сумел вспрыгнуть на спину тага и впился ему в шею своими острыми клыками, одновременно когтями превращая шкуру последнего в клочья. На секунду таг застыл в неподвижности, издав отчаянный рев от боли и ярости, а затем пустился вскачь по арене, брыкаясь и пытаясь сбросить тарага. Девушка с большим трудом сумела увернуться из-под его копыт.

Все попытки тага избавиться от оседлавшего его противника оказались тщетными. Наконец, он в отчаянии бросился на землю и начал крутиться на спине. Это очень не понравилось тарагу. Оказавшись под огромной тушей, он сразу же ослабил хватку. В мгновение ока таг вскочил на ноги и пригвоздил своими рогами распростертого тарага к земле.

Однако огромная кошка еще продолжала сопротивляться. Ее передние лапы с острыми, как бритва, когтями, продолжали рвать морду тага, пока на черепе последнего не осталось ни ушей, ни глаз. Покуда тараг в последних судорогах наносил эти ужасные раны тагу, тот недвижимо стоял над распростертым телом своего соперника. Но вот в битву вмешался мужчина. Посчитав, что слепой таг будет представлять наименьшую угрозу, он изо всех сил вонзил свое копье в сердце тарага.

Почувствовав, что его противник затих, таг вырвал из тела тарага окровавленные рога и с ревом устремился вдоль арены. Брыкаясь и подпрыгивая, он едва не столкнулся с барьером и застыл, осев на задние ноги. Но тут в него словно вселился дьявол: могучим прыжком таг преодолел барьер и очутился среди рабов и саготов, занимавших первые ряды амфитеатра.

Бодая направо и налево своими окровавленными рогами, таг проложил себе широкий путь сквозь толпу зрителей и был уже совсем близко от наших мест. Люди-гориллы, не щадя соплеменников, отчаянно дрались за возможность увернуться от охваченного агонией тага. Позабыв о рабах, охранники толпой ринулись к выходу. В суматохе Перри, Гак и я оказались отделенными друг от друга. Я видел, как толпы рабов и саготов, давя друг друга, пытаются протиснуться в узкие выходы, чтобы убежать не от одного слепого, умирающего тага, а по крайней мере от целого стада их. Ну что тут можно сказать - таков уж эффект людской паники.

Оказавшись в стороне от мечущегося животного, я перестал обращать на него внимание. Я решил воспользоваться неразберихой и улизнуть.

Не скрою, что мысль о Перри чуть было не остановила меня, но я рассудил, что, оказавшись на свободе, смогу скорее способствовать его освобождению. Поэтому и принялся за поиски выхода, стараясь найти такой, где поблизости не было бы саготов. Вскоре я обнаружил то, что было нужно, - неприметное низкое отверстие в стене трибуны, ведущее в темный коридор.

Не думая о последствиях, я юркнул во мрак туннеля. Первое время мне пришлось пробираться наощупь. Шум амфитеатра доносился все слабее и слабее, пока не затих совсем. Меня окружала теперь могильная тишина. Слабый свет, просачивающийся сверху через редкие вентиляционные колодцы, почти не освещал дороги, и мне приходилось все время двигаться с предельной осторожностью, держась за стену и тщательно выверяя каждый следующий шаг.

Вскоре стало светлее, а еще несколько секунд спустя я с радостью увидел прямо перед собой ведущие наверх ступени и льющийся яркий дневной свет.

Осторожно я поднялся по ступеням и выглянул наружу. Прямо передо мной простиралась долина Футры с многочисленными сторожевыми башнями, сзади меня ровная местность с близлежащей грядой холмов. Мне здорово повезло -я попал на самую окраину города, и мои шансы на удачное бегство теперь выглядели совсем неплохо.

Первым моим намерением было спрятаться в туннеле и дождаться ночи, таков уж стереотип человеческого мышления. Но я вовремя вспомнил, что нахожусь в стране вечного полудня, и с улыбкой вышел на поверхность.

Вся долина Футры была покрыта высокой, до пояса, травой - замечательной цветущей травой Пеллюсидара. Каждая травинка заканчивалась миниатюрным пятилепестковым цветком, чьи разноцветные звездочки среди моря зелени придавали своеобразное очарование окружающему ландшафту. Но меня все же сильнее привлекали близлежащие холмы, к ним я и поспешил, варварски топча при этом столь редкостную красоту.

Перри утверждает, что сила тяжести во внутреннем мире меньше, чем во внешнем. Он даже как-то объяснял мне, почему, но я в таких делах никогда особенно не разбирался и большую часть его пояснений забыл. Помню только, что эта разница зависит в какой-то степени от силы притяжения со стороны внешней части земной коры, находящейся прямо напротив наблюдателя на другой стороне внутренней сферы. Но как бы то ни было, я всегда двигался с большей ловкостью во внутреннем мире, чем во внешнем, испытывая при этом божественное чувство легкости и безупречного владения всем телом. Нечто подобное иногда бывает во сне. Поэтому, мчась по долине Футры, я не просто бежал, а скорее летел. И все же, с каждым шагом к свободе, мысль о Перри все больше лишала привлекательности эту самую, едва обретенную волю. Я знал, что смогу считать себя свободным лишь в том случае, если выручу из беды и старика. Лишь надежда на то, что я принесу ему большую пользу, оказавшись на свободе, удержала меня от возвращения в Футру.

Чем можно было помочь Перри, я пока не представлял, но рассчитывал, что в будущем могут возникнуть какие-нибудь благоприятные обстоятельства для этого. Впрочем, уже тогда было очевидно, что ждать можно только чуда. Ну что я, голый и безоружный, мог предпринять в этом чужом мире? Я сомневался даже, что сумею вернуться в Футру, покинув равнину, а если и найду обратную дорогу, все равно не смогу прийти на помощь Перри.

Чем дольше я размышлял, тем безнадежнее казалось мне мое положение, но я упрямо двигался в направлении окружавших равнину холмов. Признаков погони у меня за спиной пока не наблюдалось, впереди тоже не было видно ни единого живого существа. Я шел словно по вымершей пустыне.

Само собой разумеется, я не имел представления, как долго брел по равнине, но наконец достиг холмов и углубился в них, следуя по красивейшему каньону, ведущему в сторону гор. По соседству журчал и веселился быстрый ручей. В его заводях я обнаружил множество рыб, на глаз четырех-пяти фунтов веса каждая. Наружностью они на удивление напоминали наших китов, отличаясь от них только расцветкой и размерами. Наблюдая за их повадками, я заметил, что они время от времени поднимаются на поверхность подышать воздухом и утолить голод местными водорослями и лишайником непривычной алой окраски, покрывавшим в изобилии камни над водой. Это позволило мне изловить одного из травоядных китообразных и с аппетитом утолить голод сырым, теплым мясом. К тому времени я уже привык питаться мясом в его естественном виде, брезгуя только внутренностями и глазами, к удовольствию Гака, которому я всегда отдавал подобные "деликатесы".