Информационный контекст разговора всегда очевидный, выражаемый и явный. Но весь смысл этого выражения заключается в том, чтобы обратиться к чему-то еще — чему-то неочевидному и невыраженному. Не просто не присутствующему, но еще и не присутствующему явно.

Между информацией и эксформацией нет конфликта. Но нет и связи. Очень короткое сообщение может быть очень глубоким. Очень длинный разговор может быть очень глубоким. Но и короткие, и продолжительные сообщения с таким же успехом могут быть и весьма поверхностными.

Но тем не менее как понятия они связаны друг с другом. Эксформация — это история сообщения, информация — это результат данной истории. Друг без друга они не имеют смысла: информация без эксформации будет просто праздной болтовней, эксформация без информации будет не эксформацией, а просто ненужной информацией.

В большинстве контекстов бывает очень сложно решить, какая эксформация на самом деле содержится в той или иной части информации. В случае очень точных сообщений мы можем это знать: «Я знаю человека, у которого есть роторный культиватор». В этом случае автор сообщения, очевидно, имеет в виду выполнение земляных работ, которое будет более легким, если выполнять его с помощью механических устройств, и человека, который может быть готов предоставить свою машину. Не имеет смысла много говорить о человеке, который имеется в виду: если другой человек, заинтересованный в проведении работ, понимает, что это человек достаточно дружелюбный, чтобы одолжить свой культиватор — все нормально.

Но в случае большинства сообщений, которые мы слышим, у нас нет никакого представления об эксформации. Мы догадываемся, чувствуем и подозреваем — но мы не знаем. Судить о ком-то, кого мы не знаем, по телефону сложнее, чем в личном разговоре — но это возможно.

Разговор всегда несет с собой флер незнания и неуверенности, напоминающий о загадках, с которыми физики сталкиваются при определении глубины.

Термодинамическую глубину определить сложно, так как она содержит в себе историю всего процесса. Возможно, не имеет значения, что по пути было отброшено большое количество информации. Соответственно — что означает, когда кто-то говорит, что много думал об этом предмете? Мы можем это знать только в том случае, если знаем этого человека. Определить логическую глубины будет сложно, так как не ясно вычислительное время, потраченное на то, чтобы сообщение стало иметь смысл — и был ли изначальный «пункт отправления» самым понятным?

Нет ничего удивительного, что подобные трудности возникают и в том случае, если предметом рассмотрения является разговор. На самом деле именно это и делает разговоры столь занятными.

Если рассматривать их снаружи, как передаваемую информацию, они не кажутся слишком содержательными. Но если рассматривать их изнутри как эксформацию, это может быть исключительно забавно. Если не знать контекста, они могут быть скучными. Очень скучно слушать людей, говорящих о ком-то, кого вы не знаете. Подобные разговоры могут сообщить совсем немного. А вот говорить об известных вам людях, знаете ли вы их лично или они являются публичными персонами, очень забавно.

Информация не слишком интересна. Самое интересное в сообщении — это то, что произошло перед тем, как оно было сформулировано, и после того, как оно было получено, а не его информационное содержание.

Так что, возможно, в конце концов было не так уж глупо со стороны телефонного инженера Клода Шеннона в 1948 году дать определение информации, как чего-то полностью лишенного смысла, чего-то близко родственного беспорядку.

Кто-то может с раздражением и презрением отвергнуть понятие информации, данное Шенноном: в конце концов это понятие, которое имеет дело совсем не с тем, что все остальные понимают под повседневным словом «информация» — значение, содержание, анализ, порядок.

Если кто-то выберет эту точку зрения, он обнаружит, что за ней стоит множество философов. Десятки лет профессора гуманитарных наук и ученые в сфере социальных наук критиковали понятие Шеннона за его узость.

К примеру: «Классическая информационная теория на самом деле не совсем соотносится с информацией, — пишет в 1986 году немецкий философ Сибилл Крамер-Фридрих. — Информация — это не столько научная, сколько мифическая концепция».

И действительно, здесь имеется почва для теории заговора самого коварного свойства: дескать, понятие информации изобрели и развивают инженеры из больших частных корпораций, которые затем делают выгодный бизнес, заставляя всех нас говорить о красоте, истине, значении и мудрости — по телефону.

Теория информации не только была придумана инженером AT&T’s Bell Laboratories. Клод Шеннон первоначально опубликовал эту теорию в собственном научном периодическом издании корпорации — «Bell System Technical Journal» — в содружестве не с кем иным, как Уорреном Уивером, возможно, самым важным «серым кардиналом» науки этого столетия.

Уоррен Уивер работал на семью Рокфеллеров — самую известную из богатейших династий Америки. Уивер был физиком и советником Фонда Рокфеллера, который финансировал многочисленные интересные исследования. Одна из классических тем социальной истории науки — это влияние Уивера в биологии. В 30-е годы прошлого века Уивер решил, что ему хочется более «физической» биологии, такой, которая бы включала не систематическую классификацию видов бабочек, а молекулярные и другие физические величины. Молекулярная биология — это отрасль науки, которая ввела в игру биотехнологии и генную инженерию полстолетия спустя после решения Уивера, и была плотно сплетена с теорией информации. И действительно, современная молекулярная биология полностью базируется на концепциях, которые взяты из информационной и вычислительной теории.

Уоррен Уивер стоял и за теорией информации, которую разработал инженер из AT&T.

Так что действительно все это выглядит как захват власти индустрией, которая крадет у обычного человека с улицы повседневное слово «информация» и дает ему взамен полностью бессмысленное понятие о том, каким образом сигналы распространяются через электронные аппараты — и затем во имя этого понятия отправляется пересоздавать самую сущность живой природы — гены.

Однако, все это — не пустые разговоры. Теодор Рожак, американский историк культуры, один из самых одаренных критиков современной технологической цивилизации, пишет о практическом успехе информационной теории в сфере вычислительной техники и телекоммуникации: «Достижения удивительного уровня просто обязаны были передвинуть наше понимание информации от людей (в качестве источника или получателя) к волнующим новым техникам коммуникации».

От отправителей и получателей информации внимание переместилось на передатчики этой информации. В любом случае большинство из нас обычно склонны смешивать сообщение и посредника.

В 1876 году последний император Бразилии Педро второй отправился с визитом в Соединенные Штаты. В Филадельфии глава этой португалоязычной страны посетил большую выставку, на которой преподаватель для глухих Александер Грэхэм Белл продемонстрировал свое новое изобретение — телефон. Императору дали его опробовать. Считается, что он воскликнул: «Боже мой! Он говорит по-португальски!».

Концепция информации может показаться очень плохой, если принимать только ее номинальную ценность. Если предположить, что информация в информационной теории имеет дело со значением и смыслом, точно так же, как вы можете подумать, что энергия — это то, что мы привыкли подразумевать под энергией (а именно — это нечто, что мы используем, когда хотим согреться) — вас постигнет разочарование.

Но если вы будем готовы к тому, чтобы принять: то, что мы привыкли подразумевать под информацией, отличается от той информации, о которой говорит теория информации — то наградой вам будет множество озарений, которые можно будет получать от этой теории.

Наш предыдущий анализ разговора показывает: ничего хорошего не выйдет, если мы будем говорить, что наши слова содержат больше, чем может быть измерено в битах. Ведь и значение, и красота, и истина, которые есть в нашем каждодневном общении, содержатся не в том, что мы говорим друг другу каждый день. Они содержатся во всем том, о чем мы думаем, прежде чем начинаем говорить.

Возможно, мы можем считать: нам повезло — теория информации так ясно продемонстрировала тот факт, что информация не является особенно важной. Ведь нам поэтому становится ясно, что должно быть что-то еще, на что нужно обратить внимание — настоящий источник красоты, истины и мудрости.

И ирония заключается в том, что это «что-то еще» может быть описано как информация, от которой мы избавляемся: эксформация.

Значение — это информация, которая была отсеяна, информация, которая больше не присутствует и которой не нужно присутствовать.

Информация и значение — это примерно то же, что деньги и богатство. Настоящая ценность, настоящее богатство заключаются не в деньгах как таковых, а в деньгах, которые вы потратили, деньгах, которые у вас были — полезных вещах, которые вы приобрели за эти деньги. Только Скрудж МакДак может пользоваться самими деньгами, деньгами как конкретной величиной — когда плавает в деньгах в своем денежном хранилище. Все же остальные хотят денег потому, что затем мечтают снова от них избавиться.

Точно так же и информация: только когда мы получаем достаточно этой субстанции, мы понимаем — собственной ценностью она не обладает.

Независимо от того, как сильно может раздражать вас недостаточность концепции информации в теории информации, не стоит жаловаться по поводу недостатка интеллектуальной честности со стороны Клода Шеннона, Уоррена Уивера и других отцов-основателей теории информации. Они все изложили исключительно ясно.