Это может звучать как прописная истина, но, безусловно, все было не так до тех пор, пока «Apple» не представил на рынке свои компьютеры. Доминирующая в то время форма компьютеров базировалась на принципах, которые развивали инженеры, проводящие всю свою жизнь, работая на компьютерах. Естественно, они не имели ничего против всякого рода загадочных кодов и акронимов для внутреннего состояния компьютеров, так как именно сами компьютеры, а не то, для чего они были предназначены, интересовали этих инженеров.

А вот для всех остальных все как раз наоборот: конечно, компьютер может быть интересен сам по себе как игрушка или символ статуса, но нам важен не сам компьютер, а та польза, которую мы можем из него извлечь. Эти слова я пишу на «Apple Mac», который показывает слова на экране и несколько символов на полях, дающих пользователю возможность листать страницы. Но будучи пользователем, мы не имеем никакого представления о том, как именно эти слова хранятся в компьютере. Да нам это и неважно, раз слова появляются на экране тогда, когда нам этого хочется.

Конечно, целые толпы инженеров, программистов и дизайнеров оснастили компьютер кучей умных штучек, которые позволяют этим словам сохраниться — но пользователи об этом совершенно не волнуются — пока они справляются со своей работой.

В добрые старые дни — что применительно к компьютерам означает лишь несколько десятилетий назад — мы могли общаться с машинами, только если умели писать на языке, который объяснял машине, что именно ей нужно делать. Приходилось объяснять компьютеру, где что хранить. У вас в уме должна была быть картина того, как работает машина, чтобы заставить ее работать.

Огромный сдвиг от требовательных компьютеров к компьютерам-помощникам произошел, когда появился Smalltalk и его применение иллюзии пользователя. Это подразумевало радикальные изменения пользовательского интерфейса — той части компьютера, с помощью которой мы с ним общаемся: клавиатура, монитор и др. Инженеры, которые создавали первые компьютеры, уделяли не слишком много внимания пользовательскому интерфейсу, так как все пользователи компьютеров были профессионалами. И потому компьютеры выглядели загадочными и неуклюжими. Алан Кей пишет:

«Пользовательский интерфейс когда-то был последней частью, о которой заботились при создании систем. Теперь он находится на первом месте. Он считается первичным, так как и для профессионалов, и для новичков то, что должен ощущать человек — это свой компьютер. «Иллюзия пользователя», как мы с коллегами назвали это в Исследовательском центре Xerox Palo Alto — своего рода упрощенный миф, который выстраивается для объяснения (и предположения), какими будут действия системы и что нужно делать дальше».

Иллюзия пользователя, следовательно, это то, как пользователь видит машину. Кей и его коллеги осознали, что на самом деле неважно, будет ли эта картина точной или полной, если только она будет связной и соответствующей. Лучше иметь неполную и метафорическую картину того, как работает компьютер, нежели не иметь вообще никакой картины.

Таким образом, важно не объяснить пользователю, как работает компьютер, а создать миф, который будет подходящим и последовательным — и базироваться он будет на пользователе, а не на компьютере.

Компьютер, который сейчас записывает эти слова, представляет пользователю последовательность текстов, организованных в папках на рабочем столе. Неудачные главы перетаскиваются в корзину в правом нижнем углу. Когда пользователь хочет посмотреть, не слишком ли длинной получилась глава, он может воспользоваться калькулятором в «ящике стола».

Но внутри компьютера нет никаких папок, мусорных корзин или калькуляторов. Там есть только определенное количество нулей и единиц в определенной последовательности. Неописуемое их количество: в компьютере может содержаться много миллионов нулей и единиц. Но это совершенно не тревожит пользователя: все, что ему нужно сделать — это извлечь свою работу, когда он ее закончит. Пользователь может оставаться полностью индифферентным к этому огромному количеству нулей и единиц. Пользователь заинтересован только в том, что предлагает ему иллюзия пользователя: страницы глав, папки, куда складываются готовые главы, папки с рабочими материалами, корреспонденция, ошибочные предложения и неорганизованные мысли.

Иллюзия пользователя — это метафора, индифферентная по отношению к настоящим нулям и единицам, и заинтересованная лишь в конечном функционале.

Утверждение, следовательно, заключается в том, что иллюзия пользователя — это хорошая метафора сознания. Наше сознание — это наша иллюзия пользователя по отношению к себе и к миру.

Сознание — это не иллюзия пользователя для всего мира или всего человека. Сознание — это иллюзия пользователя, затрагивающая те аспекты мира, на которые может влиять этот человек, и часть человека, на которую может влиять сознание.

Иллюзия пользователя — это собственная личная карта самого человека и его возможностей взаимодействия с миром. Британский биолог Ричард Докинс пишет об этом так: «Возможно, сознание появляется, когда симуляция мира, создаваемая мозгом, становится настолько полной, что ей приходится включать и модель самого себя».

Если сознание — это моя иллюзия пользователя себя, оно должно настаивать, что пользователем является именно этот пользователь, оно должно отражать горизонты пользователя, за которые не стоит заходить. Следовательно, иллюзия пользователя имеет дело с пользователем по имени «я».

«я» воспринимает, что это «я» действую, «я» ощущаю, «я» думаю. Но все это делает «Я». «я» — это моя собственная иллюзия пользователя.

Подобно тому как компьютер содержит огромное количество бит информации, в которой пользователь не заинтересован, «Я» содержит огромное количество бит, которые не интересуют «я». «я» совершенно не заботится о том, чтобы знать, каким образом его сердце перекачивает кровь — во всяком случае, не все время. Точно также «я» не волнует и то, каким образом в «Я» возникают ассоциации — ему гораздо интереснее, что из них следует.

Но не только «я», воспринимаемое как наша собственная личностная идентичность и активный субъект, является иллюзией. Даже то, что мы на самом деле воспринимаем — это тоже иллюзия пользователя. Мир, который мы видим, ощущаем, оцениваем и воспринимаем — это иллюзия.

В мире нет цветов, звуков или запахов. Они — лишь то, что мы воспринимаем. Это не означает, что нет и мира — мир есть. Мир просто есть. У него нет никаких свойств до тех пор, пока его не начинают воспринимать. И в любом случае у него нет таких свойств, как запах, цвет и звук.

Я вижу панораму, поле зрения — но это не равнозначно тому, что поступает в мои органы чувств. Это реконструкция, симуляция, представление того, что получают мои органы чувств. Интерпретация, гипотеза.

Что если бы мы могли воспринимать мир непосредственно, без предварительной симуляции, без необходимости потратить полсекунды на усвоение знаний, которые затем будут представлены нам так, будто поступают одновременно с воспринимаемым материалом?

Олдос Хаксли описал подобный опыт в своей книге «Двери восприятия» (1954). Она стала своеобразным предзнаменованием массового переворота в восприятии реальности, который начал оказывать влияние на западную культуру в 60-е оды. Хаксли, который принимал мескалин, описывает это так:

«Я принял таблетку в 11. Через полтора часа я сидел в своей студии, целенаправленно уставившись на небольшую стеклянную вазу. В вазе было всего три цветка — полностью распустившаяся роза «Красавица Португалии», желтовато-розовая, с намеком на более горячий и яркий оттенок у основания каждого лепестка, большая пурпурно-кремовая гвоздика и бледно-фиолетовый у основания сломанного стебля гордый геральдический цветок ириса. Случайный и условный, этот небольшой букетик нарушал все традиционные правила хорошего вкуса. Во время завтрака этим утром я был поражен живым диссонансом цветов. Но это больше не имело значения. Я видел не то, насколько необычным было находящееся передо мной собрание цветов — я видел то, что видел Адам в утро своего создания: чудо, момент за моментом обнаженного бытия».

Хаксли продолжает: «Я продолжал смотреть на цветы, и в их живом свете я, казалось, находил некий качественный эквивалент дыхания — но дыхания без возврата в начальную точку, без постоянных отливов, а только повторяющийся поток движения от красоты к еще более возвышенной красоте, от глубокого к еще более глубокому значению. На ум мне пришли такие слова, как «грация» и «преображение», и это, конечно, было то, для чего они, помимо всего прочего, и предназначались».

Во время своего мескалинового турне Хаксли повторял снова и снова: «Вот как мы должны видеть», когда, к примеру, он смотрел на складки на своих брюках или корешки книг на полках. Этот опыт привел его к следующим комментариям того, что здесь называется сознанием и результатом отсеивания информации:

«Вспоминая свой опыт, я склонен согласиться с выдающимся кембриджским философом доктором С.Д. Броудом: «…нам стоит постараться более серьезно отнестись к тому, что до сих пор мы склонялись к теории, которую (французский философ Генри) Бергсон выдвинул относительно восприятия памяти и ощущений. Предполагается, что функция мозга, нервной системы и органов чувств носят преимущественно исключительный, а не продуктивный характер. Каждый человек в каждый момент времени способен вспомнить все, что когда-либо с ним случалось, и воспринимать все, что происходит в любом месте Вселенной. Функция мозга и нервной системы заключается в том, чтобы защитить нас от перегруженности и подавления массой бесполезных и ненужных знаний, исключив большую часть того, что в противном случае мы бы воспринимали или запоминали в каждый момент времени, и оставляя только очень небольшую специально отобранную ее часть, которая с высокой вероятностью может быть практически использована.» Согласно такой теории каждый из нас — это потенциальный «Свободный Разум». Но пока мы животные, всеми силами старающиеся выжить. Чтобы биологическое выживание было возможным, Свободный Разум должен пройти через уменьшающие поток информации клапаны мозга и нервной системы. И то, что мы получаем на выходе — это лишь мизерная струйка сознания, которая помогает нам остаться в живых на поверхности этой конкретной планеты».