В один из таких дней, когда полуденное солнце заливало океан и от смоченной водой палубы поднимался колечками пар, а назойливые мысли о пережитом приобрели едва заметный привкус нереальности, Арчибальд Уэнделл возымел желание навестить узника.
Стоя в полутьме трюма, куда был переведен кальмар, он докуривал сигарету. Мысли его витали вокруг странного пришельца глубин, светившегося сейчас со дна бассейна молочноматовым, а местами опаловым светом. Теплые испарения трюма смешивались с ароматным табачным дымом. Замедленные движения кальмара в теплой воде бассейна, временами пробегавшие по его телу синеватые и желтоватые полосы привлекли внимание Уэнделла, и сигарета, которую он сжимал в пальцах, успела погаснуть. Он нащупал в кармане коробок, чиркнул спичкой и, чтобы не обжечься, прикуривая короткий окурок, извлек из нагрудного кармана легкой куртки маленькое зеркальце, которым пользовался при бритье. Краем глаза он уловил движение светлых пятен в водоеме, искаженных преломлением, и, затянувшись, бросил взгляд в их сторону. Он увидел, что кальмар медленно пересекает разделявшее их пространство и, остановившись у ближней стенки водоема, пристально всматривается, как показалось Уэнделлу, в его лицо.
Мистер Уэнделл выдохнул длинную струю дыма и, опустив руку с дымящимся окурком, придвинулся к самой воде. Теперь он мог лучше рассмотреть те участки кожи, которые светились более интенсивно. Но Уэнделл не простоял так и минуты. Тихо подобравшись к самому краю водоема, кальмар выставил из воды щупальце (было ли это случайным совпадением или вполне осознанным движением, этого Уэнделл так и не понял) и потянулся к дымившемуся окурку. Зоолог склонен был почему-то остановиться на второй версии.
Как бы то ни было, но Уэнделл совершенно непроизвольно отпрянул назад. Со странным, раздвоенным чувством он посмотрел на огонек сигареты, на повисшее в воздухе щупальце и ощутил, как странное оцепенение в теле и в мыслях медленно разливалось дюйм за дюймом, погружая в пустоту безразличия, безволия. Потребовалось значительное усилие, чтобы стронуться с места и уйти. Он нетвердо переступал одеревеневшими ногами. Потом в глубокой растерянности поднялся на палубу. Он поторопился рассказать об этой нелепости коллегам, внеся вполне понятное смятение в их представление о вкусах, запросах, инстинктах и сообразительности головоногих.
- Представьте себе,- сообщил Уэнделл жадно слушавшим коллегам,- мое, мягко говоря, удивление на феноменальную реакцию Кузена. Я стоял и, посматривая на него, курил. Казалось, он внимательно наблюдал за мной. Устремленные на меня стебельчатые глаза, как два бинокуляра, и какая-то не вполне ясная заинтересованность в поведении. Мне вдруг представилось, что кальмара взволновала моя сигарета. Его щупальце повисло в воздухе и потянулось к сигарете. На миг я мысленно увидел чудовищную картину: кальмар с зажатой в щупальце намокшей сигаретой, пробующий ее на вкус!.. Фантасмагоричность этого меня сразила, и я отпрянул.
- Не я был на вашем месте, Уэнделл,- хохотнул Марби Кэйл,- у меня он бы закурил! Клянусь вашей склонностью к метафизическим открытиям, Уэнделл, Кузен Бенедикт еще многим нас поразит. Я нахожу, что мы столкнулись с уникальным случаем парапсихологического, гипнотического воздействия животного на человека.
Остаток дня Арчибальд Уэнделл провел в размышлениях, которыми ни с кем не поделился. Среди ночи он поднялся с постели и до утра шелестел страницами книг.
Утром Уэнделл казался невыспавшимся и был более молчалив, чем обычно; позавтракав, он куда-то исчез, и его коллеги решили, что он провел это время в обществе кальмара. Действительно, он провел около получаса в сырости и духоте трюма возле большого неподвижно закрепленного канатами вместилища воды. Появившись в начале одиннадцатого с несколько разочарованным лицом, Уэнделл почти машинально справился о самочувствии мистера Лэроя и, не дожидаясь ответа, сообщил:
- Вчера в темноте я мог и ошибиться, хотя, припоминая все подробности, думаю, что ошибки быть не могло. Только что я снова предложил кальмару на выбор раскуренную сигарету и кусок сахара. Ни то ни другое на сей раз не вызвало у него никаких эмоций. Это, понятно, удивило меня, но, повторяю, вчера ошибиться я не мог. В литературе мне не удалось найти никаких указаний на этот счет. Вам тоже ничего такого не встречалось?
- Даже приблизительно похожего,- развел руками.- Вы просто не поняли его намерений,- смущенно посопев, проговорил он, взглядом ища поддержки у Кэйла.
- В этом кальмаре сидит сам черт,- отрезал Кэйл и, повернувшись к ним спиной, стал смотреть на всхолмленную равнину океана. Подумав, он добавил: Не удивлюсь, если выяснится, что кальмар наделен человеческим интеллектом.
Через три дня шхуна попала в небольшой шторм, который явился слабым отголоском прошедшего далеко от их курса тайфуна. "Аргонавт" не потерял даже лоскута парусины, и дальнейшее их плавание не было ничем омрачено. На большей части обратного пути им сопутствовала прекрасная погода.
Однако незадолго до прибытия на атолл настроение научных работников начало портиться. По просьбе Кэйла в радиограммах со шхуны Холт воздерживался от сообщений о конкретных результатах экспедиции. Предстояла малоприятная встреча с директором морской лаборатории на атолле мистером Брэдшоу, и последние ночи перед прибытием на станцию трое коллег провели в маловразумительных совещаниях. Им нечего было противопоставить вероятному раздражению профессора Брэдшоу, и впустую затраченные средства тяготили их, как невысказанное обвинение. Их прения в облаках сигарного дыма становились день ото дня все более громкими и все менее сдержанными. Даже обычно осторожный в суждениях Лэрой утратил присущий ему боязливый тон и перед грозившими неприятностями проявил в разгорающихся спорах несвойственное упрямство.
Чары Морфея спугнули исследователей. Вместо сбора научного материала зоологи обогатили себя только странными впечатлениями. А это был не тот груз, который мог по достоинству оценить Брэдшоу. Для этого педанта их груз будет слишком легковесен. Ему явно недоставало материальности... Один скромных размеров кальмар! Правда, редкий, глубоководный...