Мы с Биллом занялись резьбой по дереву, а конкретно – по нашим дзен-палкам. Как пещерные люди в эпоху палеолита, составляющие отчет о последней охоте на кусочке слоновой кости. Вагон-ресторан потихонечку заполнялся народом: собратья– попутчики приносили с собой свои запахи – кишечных газов, отрыжки и тухлой рыбы. У меня за спиной раздался глухой удар, за каковым воспоследовал продолжительный скорбный вопль. Я обернулся посмотреть, в чем дело: какой-то оборванный финн, пьяный в жопу, упал на пол. Ширинка у дядьки была расстегнута, и от него ощутимо веяло ароматом немытой пепельницы.

Народу мало: кроме нас, еще человека три-четыре. Сидят себе, потихонечку выпивают. Проходит какое-то время, и один из сидящих поодаль товарищей решает присоединиться к нам. На вид ему лет тридцать пять. Копна непослушных кудрявых волос иссиня-черного цвета и голос – слабое подражание Bluebottle из «The Goons» (если кто вдруг не знает, кто такой Bluebottle, то он, стало быть, и не поймет, как звучал голос у этого парня). Похоже, что он уже определился с программой на сегодняшний вечер: напиться вдрызг, – и методично ее выполняет.

Я отвернулся и продолжил вырезать на своей палке магические знаки и символы. К одному концу я прикрепил кожаную петельку, так что получилась очень даже модная рукоятка. Потом я просунул правую руку в петельку и с размаху ударил палкой по столу. Мне понравился звук: такой зловещий, с оттенком бессмысленного насилия – как будто кому– то пробили башку.

Грохот удара привлек одного в жопу пьяного кренделя, который поднялся со своего места, нетвердой походкой направился к нам и плюхнулся без приглашения за наш столик, обдав нас убойной волной своего зловонного дыхания. Стремясь завладеть нашим вниманием, он пролил все наше пиво и обратился к нам с невразумительной речью, причем голос у парня был, как клаксон. Хотя справедливости ради замечу, что, несмотря на эти настырные и свирепые децибелы, на окружавшее его облако бздушной пыли, на мерзкую рожу, изъеденную прыщами, и на эту его жутковатую афроприческу а-ля вождь людоедов, товарищ казался вполне безобидным.

Я угостил его водкой и предложил сигарету, которую он закурил не с того конца. Билл занял его светской беседой – кажется, о наркоте, хотя я не слишком вникал, потому что как раз углубился в изучение гимповых порнографических гримуаров. Я пытался понять скрытый эротический смысл, заключенный в этих копрофильских картинках, и только-только почувствовал слабое шевеление в штанах, как вдруг мою извращенную сосредоточенность сбил тихий голос, окутанный легким флером неброских и очень приятных духов. Я поспешно захлопнул грязный журнальчик, поднял глаза и взглянул в лицо белокурого ангела старшего школьного возраста.

– Простите, – проговорило это прелестное дитя, – меня зовут Клаудия. А это Наоми и Линда. – Она указала на своих подружек, таких же пленительно неземных созданий, как и она сама. – Мы наивные финские девочки, едем в школу топ-моделей. Мы увидели ваши дзенские палки… так вы дзен-мастера? – Божественных девочек окружал восхитительный аромат молока и живых цветов. Пахло летом и ухоженной благоуханной пиздой. У Билла под килтом уже стояло, а Гимпо, похоже, впал в экстатический ступор, завороженный их неземной красотой.

– Ну да, – ответил я через пару секунд, которые лично мне показались часами. – А в чем, собственно, дело? – Мой Циклоп вздрогнул в сладкой истоме. Что-то подсказывало ему – и мне тоже, – что сейчас должно произойти что-то очень хорошее.

– Дело в том, что мы девственницы, – почти беззвучно выдохнула Клаудия. Ну все, всем лежать; лысый и рьяный, наш чемпион уже выходит на ринг. – Мы еще не познали любовь, дзен-мастера, – продолжала она, и ее трепетные ресницы подрагивали, как у испуганного олененка Бэмби. Весь – исступленная ярость, чемпион уже сбросил халат и проводит разминку. – Мы ничего не умеем. Пожалуйста… – она облизала свои восхитительно розовые губки, – научите нас, дзен-мастера.

Как-то мне это не нравится. Ситуация явно выходит из-под контроля – первый тревожный звоночек уже прозвенел. Похоже, сейчас мне придется прервать эти записи. События разворачиваются стремительно и, насколько я понял, необратимо, и мне нужно направить всю свою энергию на банальное самосохранение.

Буме! Гимпо только что треснул меня по башке своей дзенской палкой.

Когда я расстегивал «молнию» у себя на штанах, она гремела, как гром. Я вывалил свою раздувшуюся колбасятину прямо на стол – рьяный орган в пульсации синих вен – рассвирепевший Циклоп с глицериновой слезинкой на единственном злобном глазу. Девочки тихо ойкнули и прикрыли ладошками рты. Их сияющие глаза загорелись испуганным возбуждением.

– Он такой большой, – прошептала Наоми, и ее невинные кружевные трусики вмиг промокли от возбужденных соков. Злобный Билл и Гимпо также высвободили свои приборы и гордо выложили их на стол.

Воздух вмиг зарядился дурным эротическим электричеством. Медленное синее пламя, как на рождественском пудинге с бренди, охватило головку моего члена, гудящего от напряжения. Животный жар разогрел воздух, так что тот пошел рябью – и особенно там, где стояли девчонки. Из члена Гимпо сочилась черная эктоплазма. Наконец, я сумел оторвать свой наждачный язык от неба, сдирая кожу, и мой голос был глубже подводной лодки при предельном погружении:

– Ладно, девочки…

Я чувствовал свое сердце под намокшей футболкой – далекий африканский барабан, отбивающий неспешные ритмы болот. Нежно и ласково я притянул голову Клаудии к своему члену. Разжиженный бархат.

– Сексуальное дзен-образование: урок первый, – громко объявил я.

Наоми и Линда поспешно склонились над кошмарными причиндалами Билла и Гимпо и взяли их в свои нежные девичьи ротики.

– Давайте, работайте язычками, девочки! – продолжал я голосом строгого норнотренера.

Мне не верилось, что Клаудия сосет хуй в первый раз – у меня было такое чувство, что мой член оказался в гнезде электрических угрей. Она очень профессионально работала языком, и уже очень скоро взвод моих ражих сперматозоидов выстроился в боевом порядке, готовый идти на прорыв. Клаудия так увлеклась, что мне пришлось положить руку ей на затылок, чтобы немного сдержать ее энергичный ритм.

– Да, – сказал я, искусно отсрочив критическое мгновение. – Искусство хорошего секса состоит, в частности, в том, чтобы, когда ты отсасываешь мужику, он почти кончил. И тут важно вовремя остановиться.

Девчонки смущенно потупились. Клаудия вытерла свой изумительный ротик.

– Но как нам понять, когда надо остановиться, дзен-мастера? – спросила она, широко распахнув глаза.

– Это чистая интуиция, – объявил я своим ревностным ученицам. – Уж вы мне поверьте.

Я уложил этого сладенького финского котенка на пол, на спину, и сорвал с нее трусики.

– А потом твой мужик сделает… вот что! – Я вставил Клаудии и кончил в нее почти сразу. Сгусток яростной спермы выстрелил у нее внутри – в свою извечную цель. В целях наглядной демонстрации Билл и Гимпо проделали то же самое со своими девчонками: синхронная ебля, древняя дзенская дисциплина. Я вынул свой влажный сверкающий член. Изысканный аромат порванной девственной плевры витал в воздухе над взъерошенным пушистым лобком моей девочки, словно последняя нежная летняя бабочка.

Я поднимаюсь на ноги, опрокидывая в процессе свою чашку с чаем. Чай течет по столу и проливается мне на килт. Потом на него проливается чье-то пиво. И вот я стою, размахивая дзен-палкой. А другой рукой прижимаю к груди блокнот.

Я вдруг заметил, что наш импровизированный секс-урок собрал благодарных зрителей – похотливых придурков, которые смотрели на нас и все дружно дрочили. Не обращая на них внимания, я завершил свою лекцию:

– Вот, дорогие мои топ-модели, это и есть секс.

Девочки тихо вздохнули, зрители бурно зааплодировали. Кое-кто даже спустил на пол. Впрочем, спустил как-то вяло и слабенько. Я убрал свой обессиленный, опустошенный член обратно в штаны и вдруг увидел, что у Гимпо стояк не прошел, и он все еще теребит свой заскорузлый дрын, который дрожал и пульсировал, как какая-нибудь зловредная «ужасть» из фильмов Джона Карпентера.