От его тона мурашки по коже, и я растерянно наблюдаю за тем, как он изящно выходит из машины, огибает ее и смело идет вперед, даже не оглядываясь и тем самым заставляя меня покинуть салон и послушно последовать за ним. Я едва успеваю, придерживая длинный подол платья и стараясь не свалиться с высоких каблуков, и только когда до входа остается несколько шагов, он снижает скорость и дожидается, когда я встану чуть позади его.

— Не отставай.

Мы вместе входим в ослепительно-освещенную залу, и я непроизвольно ахаю от той роскоши, что поглощает нас, от шума голосов, нахлынувших отовсюду, от сладких запахов духов, щекочущих ноздри, от пестроты нарядов женщин и мужчин, которые, как только замечают Хозяина, почтительно склоняют головы и уступают ему дорогу, позволяя нам пройти в другой зал, где народа еще больше, и все они напоминает мне разворошенный пчелиный улей, гудящий и возбужденный. Я даже не сразу слышу Рэми, когда он приказывает мне опустить взгляд и встать ровно за его левым плечом.

— Дамиан, да неужели, я думала не дождусь тебя. — Сначала я вижу подол ее черного кружевного платья, столь искусной работы, что не могу удержаться, чтобы не посмотреть на его верх, а, тем более, на обладательницу такого плавного неторопливого голоса. Она говорит будто нараспев, протягивая каждый гласный, и своими столь же плавными движениями рук напоминает мне ленивую кошку. Ярко-алые ногти; бледная, пугающе бледная кожа, напомнившая мне об обнаженном теле, распростертом на алых простынях; хищная улыбка и прищуренные зеленые глаза, словно она всегда всех в чем-то подозревает. Черные блестящие волосы и идеально красивое лицо — мои догадки не могут быть неверными — эта та самая девушка, что была с Рэми.

Наверное, именно поэтому она позволяет себе обнять его и на мгновение повиснуть на его плечах.

— Mmm, c'est ton nouveau jouet, Damien?  (Ммм, это и есть твоя новая игрушка, Дамьен?) — Она томно тянет его имя и выпускает из своих объятий, подходя ближе ко мне и придирчиво рассматривая, в то время как я не могу оторваться от изучения ее красивого лица.

Она действительно красива, красива настолько, что я не обращаю внимания на стоящего за ее спиной Господина, пристально следящего за моей реакцией.

— Mon Dieu, as-tu jamais vu ses yeux, quels yeux! (Мой Бог, ты только посмотри какие у нее глаза!) — на этих словах она прикасается к моему подбородку указательным пальцем и, проникновенно вглядываясь в мои глаза, склоняется чуть ниже, отчего я чувствую фруктовый аромат ее губ, ярко-алых, как и ее ногти, как и те чертовы простыни, въевшиеся в мою память. Она так долго изучает меня, что я ощущаю постепенно нарастающее смущение, от которого начинают гореть щеки. — Tu as raison, il y a quelque chose dans son regard. Très bien, parfaitement... Pauvre enfant, est-ce qu'elle ne sait pas qui es-tu? (Ты прав, в ее взгляде что-то есть. Прекрасно, великолепно... Бедное дитя, она хотя бы знает, кто ты?)

Не понимаю ни слова из того, что она говорит, но отчего-то точно уверена, что речь идет именно обо мне. Наконец, она отпускает мой подбородок и оборачивается к Рэми, скорее всего ожидая от него ответа.

— Нет еще. Этот вечер откроет карты.

— J'espère qu'elle est plus forte qu'on ne croit. (Надеюсь, она сильнее, чем кажется.) Ужин сегодня поздно, мы успеем поболтать.

Они обмениваются понимающими улыбками, и Хозяин берет ее под руку, уводя вглубь залы и не проверяя, следую ли я за ними. Но мне не нужно напоминать, стараясь держать их в поле зрения, я иду за ними. Иногда сбиваюсь из-за снующих туда-сюда людей, которые бросают на меня не менее жадные взгляды, как когда-то посетители кафе, вот только в них нет животной похоти или желания, скорее что-то иное, что-то необъяснимое, куда более пугающее. В такие моменты я опускаю голову и смотрю на свои туфли, всем сердцем желая уйти отсюда. Здесь все чужое, непонятное, враждебное.

— Простите, — виновато улыбаюсь, поднимая голову и извиняюще смотря на мужчину, с которым только что столкнулась. Наверное, если бы я ничего не сказала, он бы даже не обратил на меня внимания, просто прошел мимо, минуя очередную неприметную помеху в виде обыкновенной рабыни, но, сделав всего один шаг, он останавливается и уже с интересом рассматривает посмевшую заговорить с ним.

— Нужно быть осторожнее, — он не улыбается, нет, только наклоняет голову чуть набок, с каким-то странным интересом прощупывая меня взглядом. У него тонкие губы и острые скулы, светлые волосы, уложенные гелем, тонкий нос. Худощавый и высокий, чуть сутулый, он напоминает мне хищную птицу, нашедшую очередную жертву. Незнакомец медленно оглядывает меня с ног до головы серыми, как сталь, глазами, а потом вновь зависает на лице, а я не знаю, что делать: либо уйти, чтобы найти Хозяина, либо дождаться, когда он прекратит глазеть на меня.

— Вацлав, ты позволишь? — прохладная ладонь ложится на мое предплечье, и Рэми появляется будто из ниоткуда, наконец заканчивая нашу зрительную баталию. Его челюсти едва заметно сжимаются, когда незнакомец слишком наигранно кланяется и делает шаг назад, уступая нам дорогу.

— Конечно, Дамиан. Она твоя... — он делает галантный жест рукой, делая ударение на слове "твоя", а Господин сильнее сжимает пальцы, уводя меня прочь от него.

— Я просил тебе не отставать.

— Простите, я не успевала, — впрочем, и сейчас это у меня плохо получается, поэтому Хозяин до сих пор не отпускает моей руки и с грациозной легкостью пересекает залу, чтобы подтолкнуть меня к стене, в относительно тихий угол, где стоит столик с напитками и кое-какой закуской.

Он не говорит больше ни слова, просто останавливает мои извинения одним лишь предостерегающим взглядом, и, наконец, отпускает руку, на которой наверняка останутся синяки. Единственное, что я могу сделать, так это виновато замолчать и нервно сцепить пальцы, ожидая чего угодно.

— Жди меня здесь, ты понадобишься во время ужина, и постарайся ни во что не вляпаться, — в его голосе слышится раздражение, он нетерпелив и даже чуточку взбешен — я замечаю это по потемневшему взгляду и напряженным скулам— и прихожу к выводу, что он торопится к ожидающей его любовнице. Лишь дождавшись моего кивка, Рэми уходит, оставляя меня одну в незнакомом обществе. Впрочем, стоя в неприметном углу, в стороне от всех, я мало кого интересую и, наконец, могу как следует осмотреться.

Люди здесь совершенно разномастные — от утонченных дам до безобразных мужчин с огромными животами, от юных девушек до пожилых женщин.

И самое печальное из всего этого, что мне даже не нужно приглядываться, чтобы различить таких, как я. В основном это красивые девушки, одетые вполне прилично, хоть и не с тем шиком, что их хозяева. Но дело даже не в одежде, а в манере поведения, ведь они не могут себе позволить так достойно держать голову, так открыто смотреть вперед, так раскрепощенно общаться. Их взгляды затравленны и бездушны, их улыбки стерты унизительным обращением, от их гордости не осталось и следа. Радует одно: нас здесь не так уж и много, большинство гостей не посчитали нужным притащить с собой балласт в виде рабов, а это значит одно из двух: либо на таких вечерах они обходятся без них, либо попросту не имеют средств для их приобретения.