Я не повторю ее ошибки и не предам Господина. Никогда, ведь я не собираюсь за него бороться.

Его губы, прохладные и требовательные, с легкостью подчиняют, вызывают отклик и, когда я закрываю глаза, возвращают в прошлое, в котором я была наложницей Дамиана Рэми. Мне приятно находиться в темноте и жить лишь ощущениями, наслаждением, мыслями о том, что ничего не изменилось, а произошедшие за четыре месяца события — сон, который наконец закончился, ведь Господин рядом, со мной, как и должно быть. Он перестает удерживать меня за челюсть и дарит мнимую свободу, потому что тут же обхватывает за затылок и, углубляя поцелуй, не дает мне отстраниться. Но я не собираюсь, с самозабвением отвечая на поцелуй и оплетая руками его плечи.

Потом мне будет стыдно — знаю, я буду корить и ненавидеть себя, а пока, задыхаясь от желания, поднимаюсь с колен и трясущимися от нетерпения руками расстегиваю джинсы. Рэми откидывается на спинку кресла и, глубоко дыша, смотрит на мои нелепые телодвижения, когда я виляю бедрами, чтобы снять обтянувшую их ткань. Замечаю, как подрагивают его пальцы, когда он кладет руки на подлокотники и прожигает меня горящим взглядом, и не могу не улыбнуться, прекрасно зная, что он означает, — желание обладать мной. Мной, а не той искусственной женщиной, что улыбается нам с газеты.

Совершенно распутно сажусь на него верхом и тянусь к его губам, чувствуя как между ног становится влажно. Хочу ощутить его в себе и несдержанно двигаю бедрами, чуть ли не вскрикивая, когда он обнимает — крепко, почти до боли, сминая в надежных объятиях и впечатывая в свое тело. Ребра начинают болеть по мере того, как он сжимает меня, и я протестующе останавливаюсь, смотря на него сверху вниз. Мои губы припухли от поцелуев, их саднит, когда я облизываю их, и Господин, издавая глухой рык, вновь припадает к ним. Наконец, он разжимает объятия, но только для того, чтобы приподнять меня и, пока я стою на коленях упираясь в его плечи, расстегивает свои брюки. Одним движением снимает с меня футболку и, накрывая ладонью обнаженную грудь, на удивление медленно заполняет собой.

Наверное, это называется зависимостью, безумием, одержимостью, но только сейчас, в его объятиях и с его членом внутри, я ощущаю себя живой, настоящей, прежней. Тихо стону, медленно приподнимаясь и опускаясь обратно. Мои пальцы впиваются в его плечи, и я закрываю глаза, запрокидывая голову назад и млея от ласк, которыми он осыпает мою грудь. Внутри зарождается волна наслаждения, и я ускорю темп, торопясь прийти к разрядке и чувствуя, как воздух становится тяжелым и горячим. Он сковывает легкие, срывает дыхание, опаляет жаром, отчего лоб покрывается бисеринками пота.

Я сгораю.

— Не торопись, ma petite, — шепчет Рэми, когда я ускоряюсь и, слишком высоко приподнявшись, по неаккуратности выпускаю его член из себя. Он придерживает меня за талию, пока я послушно притормаживаю и, рвано дыша, смотрю на него широко распахнутыми глазами, словно не понимая, где я. Но я действительно не понимаю, как я могла оказаться в чужой комнате — так далеко от дома Господина. Не добежать и не найти дорогу назад. — Не торопись, — повторяет он и уже сам насаживает на себя, совершая аккуратно глубокие толчки. Сковывает кольцом из своих рук и двигается навстречу, подаваясь бедрами вверх. Вновь и вновь, пока наслаждение не перерастает в лавину, окончательно лишающую меня сил. — У нас впереди целая ночь...

Я лежу на кровати, на животе, блаженно вытянувшись и обхватив подушку руками. Влажные после душа волосы липнут к спине, и от прохладного воздуха вся я покрываюсь мурашками, вызывающими неприятный озноб, на который, впрочем, не обращаю никакого внимания, потому что "целая ночь" заканчивается, и сейчас, измотанная и уставшая, я с грустью вглядываюсь в окно, проклиная зарождающийся рассвет, несущий в себе расставание. Ведь Хозяин уйдет, встанет, наденет свой идеальный костюм-тройку, отточенным движением поправит волосы и оставит меня на растерзание одиночества и ненужности, которые поглотят как только он закроет за собой дверь.

Я обещала себе не плакать, но, по мере того, как на улице выцветают краски, в горле скапливаются слезы, и мне приходится закусить губу, чтобы сдержаться. Оказывается, отпускать очень больно, намного больнее чем уходить самой. И, если честно, я не хочу отпускать, не хочу говорить "прощайте" и вновь покрываться панцирем, пряча надежду о новой встрече в израненном сердце. И будет ли эта встреча? — ведь, как выразился Рэми, петля затягивается. Еще сильнее сжимаю подушку, когда матрац подо мной дрожит, и он встает с кровати, окончательно лишая меня своей близости. Признаться, эта ночь одна из лучших ночей в моей жизни, потому что она подарила мне шанс познакомиться с совершенно другим Дамианом Рэми — не Хозяином, нет, а обыкновенным мужчиной.

Предательские слезы все-таки скатываются вниз, на подушку, и я зажмуриваю глаза, стараясь ровно дышать и не выдать себя. Наверное, было бы лучше, если бы я уснула, пропустила момент его ухода и, не стыдясь своей слабости, смогла по-хорошему выплакаться. Но, будто назло, каждая пролетающая секунда воспринимается слишком болезненно, и вся я превращаюсь в натянутую тетиву, готовую вот-вот сорваться.

— Я знаю, что ты не спишь, — почти неслышно произносит Рэми, откуда-то сбоку, наверняка надевая рубашку, медленно и не торопясь застегивая каждую пуговицу, поправляя манжеты, воротничок, одергивая ее вниз. Сейчас он возьмет брюки, ремень которых характерно звякнет пряжкой, затем жилетку, сядет на кровать, чтобы надеть носки и обувь. Галстук и пиджак напоследок.

— Не сплю, — на удивление твердым голосом отвечаю я, но не тороплюсь повернуться, с каким-то маниакальным упрямством продолжая зажмуривать глаза, будто бы это спасет меня от горечи расставания. Не спасет — знаю. От криков сердца не спрячешься. — Вы так и не ответили на вопрос.

— Какой? — пряжка ремня действительно щелкает, и я делаю глубокий вдох, потому что осталось совсем немного. Чуть-чуть.

— Зачем вы приходили? Ведь не потому, что вам захотелось разнообразия?

— Нет.

— Тогда зачем?

Ну же, ответьте, мой Господин, обманите, соврите, скажите, что просто проезжали мимо и решили развлечься, что вам захотелось поиграть со мной, насладиться моей болью, посмеяться над моей преданностью и вновь растоптать. Ведь это так весело, правда? Скажите что угодно, только не то, о чем я думаю. Нет, нет и нет.

— Ответ за ответ.

— Что? — резко распахиваю глаза, напрягаясь и судорожно соображая, что могло заинтересовать его, если учесть то, что он знает каждый уголок моей души.