— Тогда нужно сделать так, чтобы он вернулся за тобой, — совершенно спокойным голосом произносит Виктор. Вглядываюсь в его глаза, различая там что-то неминуемо страшное, и судорожно соображаю, как он может заставить его вернуться. — Доверь это дело мне, Джиллиан, а сейчас слушай меня внимательно: его убийство станет главной целью твоей жалкой и никчемной жизни. Хочешь ты того или нет, но тебе придется это сделать,— тонкие нити внушения оплетают разум, и я затихаю, завороженная плавным голосом и приторной лаской, когда он начинает гладить меня по волосам. Он продолжает шептать даже тогда, когда я закрываю глаза и полностью расслабляюсь, доверившись его сильным объятиям. Он забивает сознание вкрадчивыми речами, а потом исчезает, оставляя после себя аромат проклятых пряностей и полную пустоту.

Я просыпаюсь утром, уже не помня о нашей встрече, но с четкой целью убить Господина, который обязательно вернется, потому что того, кому он меня доверил, не станет.

Глава 28

Я почти ненавижу осень — она вспыхивает яркими красками, бьет буйством цвета, а потом заменяется на мрачную серость и убивает все живое, превращаясь в безжизненную картину. От нее веет холодом и сыростью, она ввергает в уныние и возрождает пессимистичные мысли, она приносит разочарование и перемены, которых я ужасно боюсь, но, как не стараюсь, не могу избежать. Они настигают меня внезапно: смертью Юджина и новым домом, в который привез меня Леви на следующий же день после убийства, ужасного бесчеловечного убийства, до сих пор вызывающего недоумение. Ведь буквально накануне Юджин заходил в мою комнату, разговаривал со мной и сидел рядом-рядом, так, что я чувствовала его аромат. Он был живым, уставшим и близким. Сейчас же он превратился в воспоминание — случайная жертва безжалостного убийцы.

И мне искренне жаль его, несмотря на то, кем он был и чем занимался, так же, как жаль Хозяина, потерявшего быть может единственного друга. Если честно, за эту неделю я ни разу не видела Рэми и не слышала о нем, потому что присматривающий за мной Леви настолько же немногословен насколько и безэмоционален. Прекрасно помню его непроницаемое лицо, когда он, внезапно нарушив мое одиночество, появился в комнате и сухо сообщил, что мы уезжаем. Больше ни слова, ни объяснений, проницательный взгляд и резкие движения, будто бы произошло что-то из ряда вон выходящее. Лишь по столпотворению полицейских в холле я поняла, что действительно произошло — страшное, отвратительно уродливое и скрытое от моих глаз пропитавшимися кровью простынями.

Юджин был распят.

Посередине пустоты, в проклятой тишине, оставшейся после зачистки. Вот так просто, будто бы он не обладал силой, скоростью и ловкостью вампира, будто бы он и не был лучшим другом самого Дамиана Рэми, будто бы он и не дышал двенадцать часов назад. Жизнь слишком непредсказуема, чтобы верить в стабильность, строить планы, надеяться на будущее, может поэтому я с каким-то тихим послушанием, шокированная и растерянная, следовала за Леви, совершенно не зная, куда он меня везет, и откуда взялся острый кинжал, спрятанный в моей сумке. Но даже не это самое страшное, а то, что этот кинжал предназначен для Господина, ни для кого другого. Это будто въелось в меня, проникло глубоко в сознание и пустило корни, так, что теперь я не могу думать ни о чем другом, кроме как о смерти Рэми. Мне даже кажется, что я слышу чей-то шепот — он напоминает о смерти Элисон, Айрин, мамы, он рассказывает о свободе, которую я потеряла, он говорит о несовершенстве мира, проглотившем миллионы таких, как я. Он живет отдельно от меня, но тем не менее является частью меня, неотъемлемой и родной, одновременно пугающей и вызывающей непреодолимое желание последовать за ним. Просто взять кинжал и, усыпив бдительность Хозяина, избавиться от настырных слов, выкинуть их из головы и вновь стать прежней Джиллиан Холл — не убийцей, не палачом, а тихой девочкой из Изоляции.

Господи, мне так страшно, потому что мысли об убийстве чуждые мне. Это не я, я не могу, не хочу никого убивать.

— Не хочу... — тихо шепчу, встряхивая головой и, наконец, отвлекаясь от собственных терзаний. Непонимающе смотрю перед собой, пока не осознаю, где нахожусь — в том самом доме, куда привез меня Леви неделю назад. Он небольшой и уютный, с маленькой светлой кухней, отделенной от гостиной вытянутой столешницей; полированной лестницей, ведущей наверх, и чередой комнат, расположенных по обе стороны коридора. В одной из них я нашла свой кров, в одной из них я предаюсь омерзительным мыслям и со слезами на глазах продумываю план убийства, в одной из них я с замирающим сердцем жду приезда Хозяина, но тут же молю его не приходить, потому что я не смогу удержаться — этот шепот сильнее меня.

— Что не хочешь? — Вздрагиваю, слыша голос Леви, вынырнувшего будто из ниоткуда, и молча наблюдаю за тем, как он неторопливо пересекает комнату и подходит ближе, испытующе вглядываясь в мое лицо. Становится откровенно неуютно, словно он сейчас сканирует мою душу и может с легкостью увидеть то, на что ему смотреть нельзя.

— Не хочу оставаться здесь, — отвечаю первое, что приходит на ум, и опускаю глаза, думая о том, что Леви будто следит за мной. А ведь и правда, все это время, что мы находимся под одной крышей, он всегда оказывается рядом, и стоит мне обернуться, как я обязательно увижу его тень. — Ты следишь за мной? — спрашиваю как можно более равнодушным тоном, на самом деле не столько ожидая ответа, сколько желая разговорить его и хоть как-то отделаться от навязчивых мыслей.

Если честно, я хочу забыть о них.

Если честно, я предпочла бы умереть, чем замарать свои руки в крови.

Но я не могу иначе.

— Слежу.

— Почему?

— Потому что я не знаю, в кого ты превратилась за то время, что не была под моим присмотром, — он отвечает откровенно, нисколько не задумываясь о том, что может задеть меня, а я поджимаю губы, силясь не расплакаться, потому что я и сама не знаю, кем стала. Наступившую паузу наполняет шум непогоды и барабанящего по окнам дождя, и наш маленький дом гудит, когда сильные порывы ветра упираются в его стены и пытаются подчинить себе. Кажется, еще немного и он сложится как картонная коробка, а нас с Леви разбросает по разные стороны. По крайней мере, мне не пришлось бы терпеть тяжелого проницательного взгляда. — Знаешь, на самом деле мое место рядом с Хозяином, но мне приходится торчать здесь, пока где-то там, — Леви показывает пальцем на дверь, — ему угрожает опасность.

Ты не прав, Леви, потому что там, за дверью, ему ничто не угрожает.

Судорожно вдыхаю, переплетая пальцы и сжимая их сильно-сильно, чтобы душевная боль ушла и заменилась на физическую — пусть меня будет ломать, рвать на куски, перетирать в порошок, но неконтролируемое желание убить Господина исчезнет. Боже, просто пусть оно исчезнет. Разве я многого прошу?