Хан усмехнулся, как и Уокер. Всё налаживается.
– Каждую ночь я обновляю свою метку.
В конце концов, Хан остановил свой выбор на лилиях. Ему показалось, что они были милыми и выглядели красиво. Он не просил Уокера или того мужчину помочь ему, но купил Монике пару дюжин. А после он увидел небольшую фиалку. Оборотень наклонился, рассматривая мягкие бархатные листья, и подумал о её коже. Крошечные цветки напомнили ему о глазах его пары, что имели самый тёмный оттенок фиолетового, который Хан когда-либо видел. Он прикупил и одну из них.
Быстро перекусив, братья направились в торговый центр. Это место было огромным. Сделав пару остановок, они вызвали обратно лимузин, заполнив покупками багажник и большую часть сидения рядом с собой. И у него, и у Уокера на коленях были пакеты. Водитель сказал, что принесёт их, но Хан прихватил с собой одну сумку.
Когда они прибыли, Моника спала. Горничная сообщила мужчинам, что мистер Маршалл и мистер Президент уехали около двух часов утра, и что молодая мисс уснула сразу, как поднялась к себе. И это было около шести утра. А сейчас два часа дня.
Хан прошёл в комнату, куда заселилась девушка, и увидел, что цветы уже привезли. Взяв фиалку, мужчина положил её на тумбочку около кровати. Положив рядом на пол свою розовую сумку, он присел.
Её поздоровевшее лицо было красивым, и опухоль почти сошла. Когда он прикоснулся пальцем к коже Моники, то улыбнулся, понимая, что был прав на счёт цветка, который сравнил с ней. Когда его пара чуть пошевелилась, Хан отошёл к креслу, чтобы иметь возможность наблюдать за ней. И через пару минут девушка проснулась.
– Привет. Как ты себя чувствуешь?
Моника осмотрела комнату, но ничего не сказала.
– Я купил тебе цветы. Никогда не делал этого раньше.
Даже он сам понимал, что это звучало убого. Когда Моника потянулась, Хан заметил, как рубашка, которую она носила, обтянула её грудь, и отвернулся. Он приехал не для того, чтобы заняться с ней любовью, а для того, чтобы попросить у неё прощения.
– Пора вставать. Мне нужно, чтобы ты ушёл. И я даже не хочу спорить с тобой об этом, – натянув простынь на тело, девушка нахмурилась. – Как давно ты здесь?
– Недолго. Я хотел бы… Сначала мне нужно поговорить с тобой. Если ты не возражаешь. Мне нужно кое-что объяснить.
Она фыркнула.
– Если ты имеешь в виду привычку приказывать мне – то нет, спасибо. Мне достаточно того, что ты относился ко мне, как к недочеловеку. Я такая же, как и ты.
Хан подумал, что это прекрасная возможность.
– На самом деле, нет. Я имею в виду, что я не совсем человек. В любом случае, не такой, как ты. Я несколько больше.
Моника подняла бровь.
– О, правда? Ну, как чертовски прекрасно для тебя. Тогда ты не будешь возражать, если я скажу тебе держаться подальше от моей несовершенной персоны. Убирайся.
Он великолепно запорол это.
– Это не то, что я имел в виду. Я больше, чем ты, потому что… Я не совсем человек.
– Даже не буду с тобой спорить.
Впившись в неё взглядом, Хан попытался вновь.
– Я – пантера.
Он сказал ей. Не так, как планировал, но теперь она знала. Мужчина ждал, пока Моника задаст ему вопрос, но всё, что она сделала – это изумлённо посмотрела на него. Но стоило оборотню попытаться объяснить, что он подразумевал под этим, девушка заговорила:
– Я почти уверена, что их распустили в восьмидесятых. И не то, чтобы я ассоциировала какую-то группу с тобой. Тем более, что ты не так уж и политизирован.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, о чём говорит его пара. Хан подумал, что, если бы он изо всех сил не сдерживал свой темперамент, и не дал ей уйти от него – это было бы даже забавно. Мужчина был уверен, что, если рассмеётся – она попросту убьёт его. И сейчас оборотень подразумевал вовсе не ту женщину, на которой женился его брат.
– Не Чёрная пантера[4]. Настоящая пантера. Та, что ходит на четырёх лапах. И вся моя семья тоже. Как и Кэйтлинн.
Хан смотрел на неё, пытаясь уловить нотки страха, но Моника выглядела… Обескуражено.
– Хорошо. Полагаю, о… Не знаю, Президент – летучая мышь, а его помощник – дракон. Ты сумасшедший, если веришь в это.
– Нет. Это правда, и Президент – белый бенгальский тигр. Как и его помощник. Но, я думаю, что он золотистый, а не белый, – Хан поднялся на ноги, принявшись расстёгивать рубашку. – Хотела бы увидеть его?
Моника покачала головой, когда мужчина уже снял рубашку. Когда он сделал это, девушка ожидала увидеть татуировку или что-то типа того, но это было не так. Сняв ремень, Хан принялся расстёгивать джинсы. Но Престон попыталась остановить его:
– Слушай, если ты хочешь, чтобы я поверила, я серьёзно – я это сделаю. У тебя нет причин делать это, – девушка пристально посмотрела на него. – Сейчас ты пантера?
Боуэн рассмеялся над ней, и Моника почувствовала себя глупо.
– Нет, но думаю, ты поймёшь это, когда я обращусь в неё. И, Моника, пожалуйста, не кричи и не беги. Если ты сделаешь это – ты спровоцируешь меня преследовать тебя, и он любит это.
Девушка кивнула. Когда Хан снял свои брюки вместе с боксёрами, она уличила минутку насладиться его телом. Мужчина был красив. Когда он зарычал, девушка перевела взгляд на его лицо.
– Когда я покажу тебе свою кошку, если ты всё ещё будешь хотеть меня – я обращусь в человека, и мы займёмся любовью. С тобой всё в порядке?
Моника кивнула, не зная, что ещё ей сделать.
– Хорошо, потому что я чувствую твой запах, и всё, что я хочу – глубоко войти в тебя.
И так же внезапно, как он стоял обнажённый перед ней – Хан исчез. И на его месте оказалась огромная пантера. Моника вскарабкалась по кровати вверх, готовая убежать, но зверь вскочил на постель следом за ней. Престон взглянула на дверь, подумав, что у неё получится сбежать, когда Хан зарычал на неё.
– Хорошая пантера. Я просто хочу пойти и получить кое-какую помощь. Оставайся здесь, и я… – Его огромная лапа приземлилась на её ногу, и девушка вскрикнула. – Пожалуйста, не ешь меня.
Моника посмотрела на него, когда тот приблизился. Он не отпускал её, но и приближался к ней крайне медленно. И когда девушка уже хотела было закричать, Хан лизнул её ногу.
– Прекрати это. Что ты делаешь? Проверяешь достаточно ли я нежная для тебя? Прекрати это сейчас же.
Ей показалось, что он смеётся над ней. И когда зверь вновь лизнул её, Моника пошевелила пальцами ног. Это ощущение было достаточно неплохим. Его язык был жёстким, но мягким, и когда Хан сдвинул её ногу, Моника отодвинулась от него.
– Лизать – хорошо, но не кусаться.
Престон посмотрела на него, когда язык Хана задел рану на её ноге. Поняв, что боль ушла, она едва сдержала себя, чтобы не отстраниться.
– Ты исправил это, – Моника посмотрела на него. – Ты понимаешь меня? То, что я тебе говорю? – Пантера кивнула головой. – Я спятила. – Она оглядела комнату, заметив цветы. – Это розы? Ты купил мне розы? – На этот раз пантера покачала головой. – Это правда ты, не так ли? Ты действительно пантера, и я в постели с тобой. – Он кивнул, облизав её бедро. – Ты собираешься заняться со мной сексом в этом виде?
Хан замер. И Моника подумала, что его глаза потемнели. Всё её тело чувствовало его пристальный взгляд, будто мужчина прикасался к ней. Когда зверь убрал лапу с её ноги, переложив её на живот, уткнувшись носом в рубашку, не думая о том, что он может укусить её, Моника приподняла одежду, обнажив рёбра.
-Я сбежала через окно в гостинице. Я знаю, что это было глупо, но ты… Человек, сводивший меня с ума. Я не хочу, чтобы ты обращался со мной так, – язык пантеры прошёлся по царапинам и синякам на её рёбрах. И они больше не болели. – Ты исцеляешь меня.
Когда он закончил с тем участком, девушка уже было опустила рубашку, но Хан ударился головой о её грудь. Престон не была уверена на этот счёт, но расстегнула лифчик, обнажив для него обе груди. Посмотрев на неё, пантера прикоснулась языком к её соску, и Моника застонала. После, когда зверь повторил то же и с другой грудью, девушка запустила пальцы в его мех, заставляя приподнять голову.
4
афроамериканская леворадикальная организация, ставившая своей целью продвижение гражданских прав чернокожего населения