Мать вскочила из-за стола, уронив прозрачный бокал, звон стекла заглушил яростный вскрик.
– Ты разочаровала меня своей глупостью! Ты разрушила все мои надежды на твоё благополучное будущее! Приличному человеку предпочла неизвестного голодранца! Ибо кем ещё может оказаться студент или рабочий экспедиции…
Нинианна немного остыла и сбавила тон.
– Впрочем, если он родственник Мендосы, то всё может оказаться не так уж плохо. Вот когда найдёшь его, тогда и рассуждать будем. А пока нужен запасной вариант, нельзя отшивать богача, это неразумно – ставить всё на «тёмную лошадку». И не полагайся на Диану Павловну, она твой враг, запомни. А ты – наивный ребёнок, раз не хочешь понять это. Короче, возвращайся обратно и жди Романа Августовича, а там видно будет!
Переутомление сказывается на выдержке. Кадна закричала в ответ:
– Мама!!! Даже если я не найду этого человека! Даже если я всю жизнь буду искать его! За. Мендосу. Я. Не. Выйду.
Нинианна поморщилась.
– Не кричи, у меня давление подскакивает. Что-то ты чем дальше, тем глупее. Ещё пару лет назад мечтать мечтала, но вовсе не возражала против брака по расчёту. А как исполнился двадцать один, так словно с цепи сорвалась… Я на твоей стороне, ты же знаешь. Этот парень действительно силён, я допускаю мысль, что он и в жизни так же хорош, как на портрете, но…
Кадна открыла глаза, прижимая ладонь к сильно бьющемуся сердцу. Нарисованная воображением сцена ей не понравилась. Мать, по её же собственным, давним признаниям, вышла замуж по расчёту. Она уважала мужа, отца Кадны, но не любила его. Значит, рассказывать ей о портрете и Диане Павловне нельзя. Вот когда этот человек найдётся…
Девушка развернула унибук таким образом, чтобы матери был виден особняк у неё за спиной, и набрала адрес. Экран тут же засветился, Нинианна ждала звонка.
-Мам, привет. Ты как?
-Да что – я? Вот ты почему не в доме?
-Вышла позвонить, в доме нет связи, купол же.
-Выглядишь переутомлённой. Снова всю ночь читала и снова не по делу, фантазии всякие? Выбери, наконец, солидный вуз, поищи материалы для поступления, воспользуйся моментом. И не мечтай попусту, знаешь ведь, что с таким зрением на исторический и на многие другие не примут.
-Да знаю я, знаю.
-Вот и давай, потрать время с пользой, потом не до того будет.
-И сколько у меня времени? Когда вернётся Мендоса?
-Роман Августович вернётся через две недели, считая со дня своего звонка.
Обе помолчали. Кадна с облегчением вздохнула, она узнала, что хотела.
-Мне заехать домой?
-Не стоит. Не беспокойся… Ну ладно, крошка моя, будь умницей, займись делом. Питайся, высыпайся, учи билеты к экзаменам, про бассейн и тренажёры не забывай.
Нинианна помедлила и добавила строго, с нажимом:
-По-моему, тебе пора обратно. Надеюсь, ты не сбежала оттуда совсем? Какова бы ни была настоящая причина, а мы обещали не оставлять дом без присмотра.
Кадна рассеянно огляделась.
-Да-да, сейчас иду.
Значит, у неё есть максимум шестнадцать дней. Если, конечно, Мендоса не соврал. Надо успеть.
Девушка встала со скамейки.
Нинианна, одобрительно улыбаясь, смотрела с экрана, пока её дочь не захлопнула унибук…
14.
После разговора с матерью, воображаемого и действительного, Кадна так обессилела, что легла спать среди бела дня. Она вдруг поняла, что устала стеречься, устала бояться, устала искать и не находить информацию, да просто устала вообще. Она с размаху плюхнулась в широкую, мягкую, тёплую постель, не раздеваясь, даже не сняв рюкзак с плеч, и тут же отрубилась. Как будто её выключили.
И приснился ей эротический сон.
Она снова смотрела в прекрасные, светлые, почти серебряные глаза. Сильные, нежные руки ласково скользили по её обнажённой коже, сверху вниз, с головы до ног. Он двигался над ней, и это было похоже на танец, медленный, томительный, великолепный. Голова кружилась, тело словно бы наполнялось немыслимо сладостным сиропом из сахара и лепестков роз, а душа – ошеломительно-яркой радостью. Ощущения нарастали, захлёстывали, будто океанской волной, вот-вот что-то должно было произойти, невероятное, доселе неиспытанное, пугающее и восхитительное. И тут…
Она проснулась.
В забытых наушниках рядом, на подушке, пел тягучий, медовый, солнечный голос.
Кадна заплакала от избытка чувств, от внезапной оборванности, от иллюзорности того прекрасного, что переживала только что.
Поднялась, чувствуя себя разбитой, и побрела в зал с портретами. Тупые взгляды автоматических надзирателей сопровождали её на протяжении всего пути, она не обращала на них внимания.
В зале девушка остановилась перед портретом, готовая упасть на колени и поклоняться, словно неведомому божеству.
За спиной загорелся большой настенный экран.
Кадна вздрогнула и развернулась всем телом.
С экрана смотрел Мендоса. Он улыбался. Девушке внезапно показалось, что она стоит голая под этим снисходительным и отчего-то сожалеющим взглядом.
-Любуешься? Видео нашла?
Кадна похолодела. Ей подумалось, что старый экзо-археолог знает про неё нечто постыдное. Она очнулась в сбитой постели, наверное, извивалась во сне от страсти. А ведь в её комнате, скорей всего, тоже есть видео-камеры. Мендоса подглядывал? Сейчас будет насмехаться?
Да не страшно. Теперь ей ничто не страшно. Диана Павловна поможет, мать не станет препятствовать, и всё будет хорошо.
Девушка выпрямилась, гордо и спокойно.
-А хочешь посмотреть ещё кое на что?
Он преподнесёт собранный компромат? Такие люди, как Мендоса, постоянно выискивают сплетни обо всех окружающих. Только он просчитался. Она, Кадна, не поверит никакой, даже самой убедительной лжи.
-Иди за путеводным знаком. Это хранится в подвале, там у меня тоже есть материалы.
На полу засветился треугольник с чёрточкой. Кадна по-взрослому усмехнулась и сделала шаг. Сияющая стрелка заскользила по мраморным плитам, указывая дорогу. Девушка быстро вышла из зала.
Стрелка неслась понизу, голографический живой портрет, нависая над головой, следовал по пятам.
Лестница. Холл первого этажа. Спуск в подвал. Неизменные камеры с бледными, потусторонними глазами – по всем углам. Тяжёлая дверь распахнулась сама собой. Никаких стеллажей и шкафов, пустая комната, ни компьютера, ни унибука. У дальней стены стол или комод.
Кадна подошла вплотную. Подвальный мрак рассеивала только голограмма да слабые узкие лучи от видео-камер. Стол оказался саркофагом. Девушка остановилась, сердце пропустило удар.
-Ну-у? Что же ты застыла? Загляни, крышка прозрачная.
В саркофаге лежала мумия. Черты мёртвого лица были вполне узнаваемы. Ветхая одежда еле прикрывала почерневшее сморщенное тело, прекрасные светлые волосы сохранились лучше всего.
Со стены звучал спокойно-издевательский голос:
-Человек, который тебе так понравился, далеко не молод. Он умер несколько тысяч лет назад, за несколько тысяч парсеков отсюда. А портрет и видео – это реконструкция по останкам, по методу профессора Герасимова, усовершенствованному при помощи современной техники.
Кадна стояла перед каменным гробом, тупо молчала и смотрела на иссохшие останки, которыми обернулась её мечта. Не было мыслей, не было слов, не было слёз.
Потом она попятилась и, как в тумане, пошла обратно.
-Ты куда? В парк, поплакать наедине с собой? Правильно, никто не должен видеть твоё горе. Люди не умеют сочувствовать, только посмеются.
Точно, в парк, надо идти в парк.
-Будешь возвращаться, прихвати цветочки. На могилу полагается приносить цветочки.
Она больше не слушала, шла, словно сомнамбула. Забрела в гущу зарослей, рухнула на землю и завыла, как смертельно раненный зверь, раздирая криком горло. Она корчилась и каталась по земле, царапала её ногтями, выдирала пучки травы, разбивала кулаки в кровь о камни и сучья, и кричала, кричала, кричала… Пока не затихла в изнеможении.