- Приближается снежная буря.
Он снова посмотрел на циферблат часов, все еще не отпуская натянутых поводьев, так как лошади до сих пор не хотели стоять смирно, переступая копытами и потряхивая гривами. Затем он быстро взобрался на облучок, показывая этим, что мы слишком задержались с отправлением.
Я решил немного поупрямиться и не спешил занимать свое место в коляске.
- Скажи все-таки, куда ведет эта дорога, - попросил я настойчиво, махнув рукой в сторону долины.
Прежде чем что-либо ответить, он снова перекрестился и пробубнил молитву.
- Это страшное и злое место, - сказал он.
- Какое место?
-Деревня.
- Ага! Значит, там все-таки есть деревня?
- Нет, нет. Уже несколько веков там никто не живет.
Мое любопытство достигло высшей точки.
- Но ты сказал, что это деревня.
- Это была деревня.
- А что там есть сейчас? И куда подевалась она?
Он повел свой рассказ, густо перемешивая немецкие и английские слова, так что я едва-едва мог его понять. Но все-таки мне удалось выудить кое-что.
Давным-давно, несколько сотен лет назад, умерших хоронили прямо в деревне. Земля под могильными плитами шевелилась и из ее черных глубин до поверхности доносились стоны. Пришел час, и могилы отворились. Мертвые восстали из гробов, и на устах их была кровь. Некоторые, в поисках спасения своих душ (тут Иоганн несколько раз подряд осенил себя крестом), отправились туда, где жили живые. А другие остались в деревне мертвых и...
Он тяжело и прерывисто дышал, и страх петлей сжимал его горло, не давая произнести последние слова. По мере продолжения его рассказа, он становился все более возбужденным. Казалось, он уже полностью утерял контроль над своим взыгравшимся воображением. Закончил он, сотрясаясь в пароксизме ужаса: с бледным, словно полотно, лицом, весь покрытый испариной, дрожа и вглядываясь поминутно к себе за спину и по сторонам, словно ожидая появления около нас чего-то ужасного. Под конец, когда его отчаяние достигло высшей точки, он крикнул:
- Walpurgis Nacht!!!
Он нервно указал мне на коляску, настаивая на скорейшем отъезде. Когда меня начинают пугать, во мне закипает вся моя английская кровь. Поэтому я спокойно сказал ему:
- Ты трусоват, Иоганн, трусоват. Отправляйся домой, а я вернусь позже один. Прогулка мне на пользу, и я не собираюсь ее прерывать.
Дверца коляски была распахнута. Я вытащил прогулочную дубовую трость, с которой никогда не расставался во время выходных моционов, махнул ею в сторону Мюнхена и повторил:
- Отправляйся домой, Иоганн. Ваша Walpurgis Nacht не принесет вреда истинному англичанину.
Лошади не стояли на месте, и Иоганн, прилагая все усилия к тому, чтобы сдержать их, одновременно умолял меня не совершать задуманной глупости. Мне было искренне жаль беднягу, но все же, глядя на то, как страх преобразил его, я не мог удержаться от смеха. От его корявого английского к той минуте уже не осталось и следа. В приступе ужаса и отчаяния он совсем позабыл о том, что рассчитывать на понимание с моей стороны можно только, говоря на моем языке. Но он даже для вида уже не вставлял в свою речь английских слов. Наконец все это начало утомлять меня. Я в последний раз кивнул ему в сторону Мюнхена и велел идти, а сам стал спускаться по сбегавшей в долину запущенной дороге.
Видя, что ничего другого ему не остается, Иоганн безнадежно качнул головой и стал разворачивать лошадей в обратный путь. Я посмотрел ему вслед, опираясь на трость. Иоганн устроился на облучке и совсем почти не правил. Лошади, почувствовав, что возвращаются в спокойное тихое стойло, шли сами.
Вдруг на гребешке невысокого холма, что был недалеко от дороги, появился человек. Он был очень худощав и высокого роста. Мне было хорошо его видно. Он повернулся в сторону коляски, и в ту же секунду лошади словно взбесились. Стали лягаться и рваться в разные стороны. При этом они страдальчески ржали. Иоганн никак не мог справиться с ними, и наконец они сорвались с места и стрелой понеслись в сторону от дороги. Я провожал их взглядом, а потом попытался снова увидеть незнакомца. Однако мне это не удалось - он исчез.
Решил опять пойти в том направлении, против которого так горячо протестовал Иоганн. Я даже не мог понять толком, почему ему не нравилась эта дорога и эта долина.
Часа два я шагал, совершенно не чувствуя ни времени, ни расстояния и не встречая на своем пути ни дома, ни человека. Места были действительно заброшенные и пустынные. Наконец дорога сделала изгиб, и я оказался на опушке редкого леса. Мне даже нравилось, что я здесь совершенно один, наедине с природой.
Я присел отдохнуть и стал оглядываться окрест. Только сейчас я ощутил, как заметно похолодало. В воздухе над моей головой стоял приглушенный шум, словно бы кто-то тяжело вздыхал. Посмотрев вверх, я отметил быстрые передвижения грозовых облаков в направлении с севера на юг. Вообще не нужно было проявлять острую наблюдательность, чтобы понять, что надвигается буря. Я немного замерз и, решив, что это из-за моей остановки, возобновил движение по заросшей бурьяном дороге.
Вскоре окружавший меня ландшафт стал гораздо более живописным. Каких-то особенно ярких деталей, на которых останавливался бы глаз, не было, но общая, погруженная в молчание красота была несомненна.
Через некоторое время я заметил, что на долину опускаются сумерки, и уже стал подумывать о том, как бы не заблудиться при возвращении. Дневная яркость и свет постепенно и незаметно растворились в воздухе и облаках. Воздух стал очень холодный, и тучи, казалось, спустились ниже к земле. Приход вечера сопровождался отдаленным, но постоянным осязаемым шумом, сквозь который через определенные паузы прорывался мистический вой, который Иоганн отнес на счет волков. Я немного оробел. Но потом сказал себе, что непременно хотел увидеть заброшенную деревню и пошел дальше.
Скоро я оказался в широкой лощине, окруженной со всех сторон высокими холмами. Их склоны были покрыты деревьями, росшими большими группами в ложбинах. Я посмотрел, куда ведет моя дорога, и обнаружил, что она упирается в одну из таких рощиц и теряется в ней.
Пока я стоял и вглядывался вдаль, воздух заметно отяжелел, и вот уже повалил снег. Я подумал о том расстоянии, которое я преодолел, прежде чем добраться до этой лощины, и решил искать убежища от пурги где-нибудь поблизости. Размышляя так, я направился к густо растущим деревьям.