И Іисусъ отвѣчалъ ему: пойми ты, если человѣкъ зачатъ съ неба, то въ немъ должно быть небесное. (Ін. III, 3).
Никодимъ не понялъ этого и сказалъ: какъ же можетъ человѣкъ, если онъ зачатъ отъ плоти отца и состарѣлся, опять влѣзть въ утробу матери и сначала зачаться (Ін. III, 4)
И Іисусъ отвѣчалъ ему: пойми ты, что говорю: я говорю, что человѣкъ, кромѣ плоти, зачатъ еще отъ духа, и потому всякій человѣкъ зачатъ отъ плоти и духа, п потому въ немъ можетъ быть царство небесное (Ін. III, 5). Отъ плоти — плоть. Отъ плоти не можетъ родиться духъ; только отъ духа можетъ быть духъ (Ін. III, 6). Духъ, это то, что живетъ въ тебѣ, и живетъ свободно и разумно; то, чему ты не знаешь ни начала, ни конца, и что чувствуетъ въ себѣ каждый человѣкъ (Ін. III, 8). И потому чему же ты удивляешься, что я сказалъ тебѣ, что мы должны быть зачаты съ неба? (Ін. III, 7).
Никодимъ свазалъ: все-таки не вѣрю, чтобы это могло быть такъ (Ін. III, 9).
Тогда Іисусъ сказалъ ему: какой не ты учитель, если не понимаешь этого! (Ін. III, 10). Пойми ты, что не мудрости какія-нибудь толкую я; я толкую то, что мы всѣ знаемъ, увѣряю въ томъ, что мы всѣ видимъ (Ін. III, 11). Какъ же ты будешь вѣрить въ то, что на небѣ, если ты не вѣришь въ то, что на землѣ, что въ тебѣ самомъ? (Ін. III, 12).
На небѣ вѣдь никто не былъ, а есть только на землѣ человѣк, сошедшій съ неба, и самъ небесный (Ін. III, 13).
Вотъ этого-то самаго небеснаго сына въ человѣкѣ и надо возвысить, чтобы всякій вѣрилъ въ него и не погибалъ, но имѣлъ бы жизнь небесную (Ін. III, 15). Вѣдь не для погибели людей, а для блага ихъ далъ Богъ людямъ сына своего, такого же, какъ онъ. Онъ далъ вѣдь его для того, чтобы всякій вѣрилъ въ него и не погибалъ, а имѣлъ бы жизнь безконечную (Ін. III, 16). Вѣдь не затѣмъ же онъ произвелъ сына своего—жизнь—въ міръ людей, чтобы уничтожить міръ людей, но онъ затѣмъ произвелъ сына своего—жизнь, чтобы міръ людей былъ живъ имъ (Ін. III, 17).
Кто въ немъ полагаетъ жизнь, тотъ не умираетъ; а кто не полагаетъ въ немъ жизни, тотъ самъ себя уничтожаетъ тѣмъ, что не положился на то, что есть жизнь (Ін. III, 18). Раздѣленіе (смерть) въ томъ и состоитъ, что жизнь пришла въ міръ, но люди сами идутъ прочь отъ жизни.
Свѣтъ есть жизнь людей, свѣтъ пришелъ въ міръ, но люди предпочли тьму свѣту и не идутъ кѣ, свѣту (Ін. III, 19). И потому кто дурно дѣдаетъ, тотъ не идетъ къ свѣту, такъ что не видны его дѣла, тотъ лишаетъ себя жизни (Ін. III, 20). А кто въ истинѣ живетъ, тотъ идетъ къ свѣту, такъ что дѣла его видны, и тотъ имѣетъ жизнь и соединяется съ Богомъ.
Царство Бога надо понимать не такь, какъ вы думаете, что для всѣхъ людей въ какое-нибудь время и въ какомъ-нибудь мѣстѣ придетъ царство Бога, а такъ, что во всемъ мірѣ всегда одни люди, тѣ, которые полагаются на небеснаго сына человѣческаго, дѣлаются сынами царства, а другіе, которые не полагаются на него, уничтожаются. Отецъ того духа который въ человѣкѣ, есть Отецъ только тѣхъ, которые признаютъ себя его сынами. И потому для него существуютъ только тѣ, которые удержали въ себѣ то, что онъ далъ имъ. (Ін. III, 21).
И послѣ этого сталъ Іисусъ толковать народу про то, что есть царство Бога, и толковалъ онъ это притчами.
Онъ сказалъ: Отецъ, духъ, сѣетъ въ мірѣ жизнь разумѣнія все равно, какъ хозяинъ сѣетъ сѣмена на своемъ полѣ (Мѳ. ХIII, 3). Онъ сѣетъ по всему полю, не разбирая, какое куда попадетъ. И вотъ попадаютъ одни зерна на дорогу, и прилетятъ птицы и поклюютъ (Мѳ. ХIII, 4). А другія— на камни, и на камняхъ хотя и проростутъ, да повянутъ, потому что негдѣ укорениться (Мѳ. XIII, 5). А еще иныя попадаютъ, въ полынь и полынь задавитъ хлѣбъ, и взойдетъ колосъ, да не нальется (Мѳ. XIII, 7). А иныя попадаютъ на хорошую землю, всходятъ и наверстываютъ за пропащія зерна и выколашиваются, и наливаются, и какой колосъ дастъ самъ 100, какой самъ 60, какой самъ 30. Такъ-то и Богъ разсѣялъ духъ въ людяхъ; въ иныхъ Онъ пропадаетъ, а въ иныхъ родитъ сторицею. Эти-то люди и составляютъ царство Бога (Мѳ. XIII, 8).
Такъ царство Бога не такое, какъ вы думаете, что придетъ Богъ царить надъ вами. Богъ только посѣялъ духъ, и царство Божіе будетъ въ тѣхъ, которые хранятъ его. (Мр. ІV, 26).
Богъ не правитъ людьми, а, какъ хозяинъ, броситъ сѣмена въ землю и самъ не думаетъ о нихъ. (Мр. ІV, 27). Сѣмена сами бухнутъ, проростаютъ, выходятъ въ зелень, въ трубку, въ колосъ и явливаютъ зерно. (Мр. IV, 28). И только когда поспѣло, хозяинъ посылаетъ серпы, чтобы сжать ниву. Такъ и Богъ далъ сына своего — духъ — міру, и духъ самъ растетъ въ мірѣ, и сыны духа составляютъ царство Бога. (Мр. IV, 29).
Какъ баба пуститъ въ дежу закваску и смѣшаетъ съ мукой, она уже не ворочаетъ ея, а даетъ, чтобы она сама закисла и поднялась. Пока люди живутъ, Богъ не вступаетъ въ ихъ жизнь. Онъ далъ въ міръ духъ, и духъ самъ живетъ въ людяхъ, и живущіе духомъ люди составляютъ царство Бога. Для духа нѣтъ ни смерти, ни зла. Смерть и зло есть для плоти, а не для духа. (Мѳ. XIII, 33).
Царство Бога вотъ къ чему примѣнить: хозяинъ посѣялъ хорошія сѣмена на полѣ своемъ. Хозяинъ, это—духъ, Отецъ; поле, это—міръ; сѣмена хорошія,— это сыны царства Бога. (Мѳ. XIII, 24). Вотъ легъ хозяинъ спать, и пришелъ врагъ и посѣялъ на полѣ костерь. Врагъ,— это соблазнъ; костерь, это—сыны соблазна. (Мѳ. XIII, 25). Вотъ пришли къ хозяену работники и говорятъ или ты плохія сѣмена сѣялъ? У тебя на полѣ много костерю вышло. Пошли насъ,— мы выполемъ. (Мѳ- XIII, 27, 28). А хозяинъ говоритъ: не надо, а то вы станете полоть костерь, и потопчете пшеницу. (Мѳ. XIII, 29). Пускай растутъ вмѣстѣ. Придетъ жатва, тогда велю жнецамъ отобрать костерь и сожгу, а пшеницу уберу въ сарай. Жатва—это конецъ жизни людской, а жнецы — это сила небесная. И сожгутъ костерь, а пшеница очиститься и соберется. Такъ и при концѣ жизни пропадетъ все, что было обманъ времени, п останется одна настоящая жизнь въ духѣ. Для духа-Отца зла нѣтъ. Духъ блюдетъ то, что, нужно ему; а что не отъ него, того нѣтъ для него. (Мѳ. XIII, 30).
Царство Божіе, какъ неводъ. Неводъ протянутъ по морю — и захватитъ всякой рыбы. (Мѳ. XIII, 47). А потомъ, когда вытащатъ, отберутъ дрянныхъ и кинутъ въ море. Такъ будетъ и при концѣ вѣка: сила небесная отберетъ хорошее, а дурное бросится. (Мѳ. XIII, 48).
И какъ онъ кончилъ говорить, стали у него ученики его спрашивать, какъ понимать эти притчи? (Мѳ. XIII, 10). И сказалъ имъ: притчи эти надо понимать на двое. Вѣдь всѣ притчи эти я говорю къ тому, что есть одни, какъ вы, ученики мои, которые понимаютъ, въ чемъ царство Божіе: понимаютъ, что царство Божіе внутри каждаго человѣка, понимаютъ, какъ войти въ него; а другіе не понимаютъ этого. Другіе глядятъ и не видятъ, слушаютъ и не понимаютъ. (Мѳ. XIII, 11, 13, 14). Потому что ожирѣло сердце ихъ. Вотъ я и говорю этими притчами на двое и тѣмъ, и другимъ. Тѣмъ я говорю о Богѣ, о томъ, что такое для Бога его царство, и они могутъ понимать это. Вамъ же я говорю о томъ, что такое для насъ царство Бога, — то, которое внутри васъ. (Мѳ. XIII, 15).
И вы смотрите, понимайте, какъ слѣдуетъ, притчу о сѣятелѣ. Для васъ притча вотъ что значитъ. (Мѳ. XIII, 18). Всякій, кто понялъ смыслъ царства Бога, но не принялъ его въ сердце свое, къ тому приходитъ зло и похищаетъ посѣянное; это — сѣмя на дорогѣ. (Мѳ. XIII, 19). На камнѣ посѣянное,—это тотъ, который тотчасъ же съ радостью принимаетъ (Мѳ. XIII, 20), но нѣтъ въ немъ корня, а только временемъ принимаетъ; а найдетъ тѣснота, гоненіе, изъ-за смысла царства,—тотчасъ и отказывается. (Мѳ. XIII, 21). Въ полыни посѣяаное,—это тотъ, кто понялъ смыслъ царства, но заботы мірскія и жадность къ богатству душатъ въ немъ смыслъ, и онъ не даетъ плода. (Мѳ. XIII, 22). А на хорошей землѣ, посѣянное,—это тотъ, кто понялъ смыслъ царства и принялъ его въ сердце свое; этотъ родитъ плодъ, который самъ 100, который самъ 60, который самъ 30. (Мѳ. XIII, 23). Потому, кто удержитъ, тому дается многое, а кто не удержитъ, у того послѣднее отнимется. (Мѳ. XIII, 12).
И потому смотрите, какъ понимать притчи. Понимайте такъ, чтобы не поддаваться обманамъ, обидамъ и заботамъ, а чтобы принести плодъ самъ 30, самъ 60 и самъ 100. (Лк. VIII, 18).