Не в силах выносить его тягостное присутствие, пусть даже и молчаливое, Марта резко развернулась на каблуках и вышла, оставив его одного.

Яна она поджидала на пороге, и при виде нее шерсть вставала на загривке.

— Поговорить надо, Лют, — бывшая кружевница повела головой за башню, — Ян, кто он?!!

— Не знаю! — честно ответил Лют.

— КТО ОН?!!

— Откуда я знаю?!! Я его по случаю из озерца выловил, и с тех пор он мне слова не сказал. Успокойся. Может он и дикий, так ведь и мы не ангелы.

— Ангелы не ангелы, не о том речь! Если бы с ним было все просто!

— Если б с ним было так все просто, мы с тобой могли здесь и не стоять уже, — резонно возразил Ян, — Не бойся, сударыня ведьма, сдам его бенедектинцам, и кончено!

Лют припер ее к стене своим телом.

— Тобой займусь. Пойдешь со мной? Ты не думай, если сердце не лежит, — я ни одну бабу силой не брал. Последнее это дело…

— Ох, Лют… сам знаешь! А мне ведь и идти больше некуда…

— Я тебя полюбому на дороге не брошу!

— Что так? — в голосе Марты появился вызов.

— А вот так! — прищурился в ответ Ян, — Иди к телеге, я сейчас.

Он подтолкнул ее в нужную сторону чуть пониже спины, сам направляясь в башню, забирать и их мороку и заботу. И сразу понял, что мальчишка прекрасно слышал их разговор: юноша смотрел на него совсем пустыми глазами. Ожидая, что в них вот-вот снова начнет клубиться знакомое марево, Ян шагнул к нему.

— Стой!

Юноша вглядывался в подскочившего оборотня с растерянным отчаянием, беспомощным жестом вытянув руки перед собой, и в этом взгляде Лют прочел страх, злость и какой-то осадок — вроде обиды…

Ян присел перед ним, что бы их глаза оказались на одном уровне.

— Слушай меня, — раздельно проговорил он, — После вчерашнего, о чем я тебя кстати не просил, будем считать, что мы квиты. Служить тебе я не нанимался. Но бросать дело на пол пути не привык. И кажется обещал, что я тебя не выдам.

Человек, к которому я тебя отвезу, — монах, аббат. Но он единственный, кому я свою жизнь и смерть доверю! Либо ты едешь со мной, либо я сейчас ухожу.

Думал парень не долго, — знать, и правда, положение его было безвыходным! И у Яна опять не вовремя проснулась жалость: долго ли он один протянет, несмотря на всю его колдовскую силу, особенно если потом по полдня трупом валяется? Волколак принял впервые протянутую ему руку, и помог встать, хотя доверия в амиантовых глазах не прибавилось. Видно, деваться парнишке было некуда, а таинственного монаха он боялся меньше, чем снова остаться одному.

Уже устроившаяся на телеге, Марта при виде них только вздохнула.

Марту немного потряхивало: а если ее узнают? Но Ян как специально правил неторопливо, позевывая и по-птичьи нахохлившись. Она прекрасно понимала, что у него ночка выдалась еще беспокойнее, он конечно оборотень, но не железный и в отдыхе нуждается больше них всех, однако не могла сдержать раздражение и нервную дрожь, то и дело прикусывая язык что бы не дергать его. Марта ерзала, старалась натянуть чепец так, что бы крылья как можно больше скрывали лицо, и куталась в плащ.

— Наоборот, — раздался спокойный голос Яна.

— Что? — встрепенулась Марта.

— Наоборот, говорю, — он повернулся и окинул беглую вдову совершенно ясным и острым взглядом, — Плащ распахни и прелести выстави.

— Это зачем?! — Марта больше удивилась, чем оскорбилась.

— За тем, что тот, кто будет на них пялиться, о лице не вспомнит.

Марта почувствовала как-будто ее обдало солнцем, стало тепло и спокойно, — хорошо когда рядом человек, который знает, что делает и всегда начеку. Хотя и странно было полагаться на кого-то другого. Она придвинулась ближе, распахнулась и вольготно улеглась на борт. Ян покосился и хмыкнул.

— Ты тоже лица не вспомнишь? — игриво усмехнулась Марта.

— Скажем, меня интересует не только лицо, — осклабился волколак.

Он свернул к рынку, опять отлучился, вернувшись уже с полной корзинкой снеди, что было как нельзя кстати — желудок едва не в голос требовал внимания. Отдавая должное ее содержимому, Марта пересмеивалась с Яном:

— Да ты не только защитник, добытчик, так еще и кормилец! Выгодный знакомец!

— Я, красавица, на многое способный, — подмигивал оборотень, прикусывая колбаску.

— Да уж вижу, что хорош! Скажи ка мне лучше, куда мы направимся?

— В монастырь Святого Духа.

Ян протянул мальчишке кусок хлеба со второй колбаской. Тот почти лежал, свернувшись, обнимая себя руками и стараясь даже не касаться желтого платья женщины, — было видно, что к ней он почему-то испытывал едва ли не отвращение.

Парнишка принял еду как-будто с опаской, но тут же торопливо вгрызся в предложенное. Ян прищурившись наблюдал за ним: как не жадно парень накинулся на еду, было заметно, что откушивать он привык за господским столом. Хлеб держал изящно, как барышня. Белая кость, голубая кровь… Как же тебя угораздило?

А еще глотал он по-прежнему осторожно. Так что молчание его может объясняться самыми простыми причинами, и злиться за него не стоит…

— С каких это пор монахи с таким как ты дружбу водят? — Марта оторвалась от бутылки, и протянула ее оборотню, отвлекая его от наблюдений.

— А с таких!

— Расскажи-ка, расскажи!

— Точно знать хочешь? — уже серьезно и почему-то тихо спросил Ян.

Веселость у Марты как рукой сняло.

— Хочу, — твердо сказала она.

— Ну, тогда слушай. Расскажу, как сам узнал.

Мать Люта была травницей в деревеньке Зебревицы и этим все сказано. Конечно, без ее помощи никак не обходились, но в том, что она ведьма никто и не сомневался.

Сама Мила никаких чар, кроме обычных, женских творить не умела, зато ее бабку помнили еще: старуха дожила свой век мирно, хотя глаз имела самый, что ни на есть дурной, а норов еще хуже. Миле повезло меньше.

Будь она красавицей, совсем бы житья не было, но — Бог миловал! До поры.

Хозяйство Мила держала справное, с хлеба на воду не перебивалась, несмотря на запойного отца. И даже в женской доле обойдена не была — с того и началась эта история.

Как-то уже на излете лета, самым ранним утром, когда еще скотину на выгон никто не вел, разнеслись над округой волчий рык и вой. Бывало конечно, что в плохую зиму волки подходили к жилью, но что бы так — летом, почти днем, да целой стаей, да еще судя по звукам рвущим друг друга в мелкие клочки? Не то что-то на свете делается!

Крик, — человеческий, — крик боли и отчаяния тоже слышали почти все, но пока подбежали мужики, из тех, что не робкого десятка, с вилами и дрекольем, волков ни одного уже не было, а на меже нашли растерзанного парня. Изорван он был страшно, не жилец, — но Мила взяла его к себе, что бы хоть помер по-людски.

Ко всеобщему удивлению, парень оказался живучим, не только не умер, но раны его заживали быстро, как заговоренные. Мила старалась за совесть, ходила за ним, что за своим малым дитем. Парень ей с первого взгляда по сердцу пришелся, да и нрава был не лихого: как в себя пришел, так все с улыбкой, с ласковым словом к выхаживавшей его женщине. И красив был, чертушка, — буйные вороные кудри, а глаза зеленые, как спелый крыжовник: пропала Милка, как ни старалась держать себя строже.

И вот — летом ложатся поздно, работы всякой хватает, Мила услышала, что ее невольный гость, встает и по стеночке тихонько уходит. Нагнала она его уже за околицей: Лют, как он назвался, еле держался на ногах, но упорно шел прочь из деревни, цепляясь за плетень.

— Это куда ж ты направился?! — окликнула его Мила.

Тот обернулся резко и смотрел на нее почти с ужасом.

— Уйди! Надо мне! — выдавил он.

— Далеко ж ты по нужде собрался! — насмешливо протянула травница.

— Уйди, дура! — простонал Лют, делая еще шаг.

— Рехнулся, что ли? — она попыталась его поддержать.

— Да уйди же Христа ради! — с мукой выкрикнул он, отшатываясь.