— Вход в отель «Мажестик». Десять утра.

— Спасибо, Язон. Арестовывайся спокойно.

Нет, что ни говорите, а друзья — великая вещь. Особенно если их интересы совпадают с твоими.

— Простите, мистер, мы закрываемся.

Я посмотрел на официанта. У него было синее от усталости лицо. Того же цвета, что и бабочка на руке.

— Хорошо, — сказал я. — Вот деньги. Сдачу оставьте себе.

Он даже не поблагодарил меня. Я понимал его. В какой-то момент усталость так давит, что на все становится наплевать.

После бара ночной воздух казался удивительно чистым. Я прошел квартала два, прежде чем нашел такси. Шофер — мужчина средних лет с печально обвисшими усами — дремал, прислонив голову к боковому стеклу. Я осторожно побарабанил. Шофер поднял голову.

— Батареи заряжены полностью? — спросил я.

Он кивнул, потер лицо руками. Я залез на заднее сиденье.

— Куда вам?

— В Джоллу.

Шофер нерешительно посмотрел на меня.

— В это время я не найду там пассажиров… Придется стоять до утра…

— О, вам не придется стоять там… Мне нужно лишь… передать пакет, и мы вернемся обратно.

Шофер все еще не мог решиться. Он с сомнением посмотрел на меня, и я вдруг понял, что он сомневается, не укокошу ли я его на ночной дороге и если нет, то хватит ли у меня денег заплатить за такое путешествие.

— Да вы не беспокойтесь, приятель, — сказал я. — Я работаю в фирме Гереро. Может быть, слышали, игрушки Гереро?

— Нет, — покачал шофер головой, но уже спокойнее.

— Плачу казенными. — Я вытащил из кармана деньги. Я и забыл, что был так богат. — Ехать на такси в Джоллу на свои — эдак быстро разоришься. А на казенные…

— Ну конечно, мистер, фабрика игрушек не могла позвонить в Джоллу, она должна посылать туда ночью человека. Но меня это не касается. Деньги у вас есть, а это главное…

— Это очень тонкая мысль, — сказал я, и шофер засмеялся.

Я откинулся на спинку сиденья. Мы ехали по пустым и темным улицам Шервуда. Монотонно поскрипывали щетки стеклоочистителя, тихо шипел моторчик обогревателя. В свете фар снежинки налетали на нас роями блестящих насекомых.

— Самое милое дело — ночная езда, — задумчиво сказал шофер. — Свободно, спокойно. Людей мало, и мир на мир похож, а не на котел какой-то, в котором все кипит, бурлит, переливается. — Шофер помолчал и добавил: — Не люблю людей… Все зло от них. Вот возьмите дорогу, к примеру. Людей нет — дорога спокойная, безопасная, чистая. А как люди появляются — тут тебе сразу же снование, суета. Шум, гам…

Я не спал, но и не бодрствовал. Я чутко дремал, плавал на границе сна и бодрствования. Иногда голос шофера начинал доноситься до меня уж очень издалека, приглушенным, я понимал, что засыпаю, встряхивался, болтал головой, массировал лицо руками.

В Джоллу я, конечно, ехать не собирался. Не нужно было вообще ехать в этом направлении. Сам не знаю, почему из меня выскочила эта Джолла. Как там поживает капитан Мэннинг? Как он выглядит? Не знаю, как левой, а правой стороной лица он наверняка может пугать детей… Бедная миссис Нильсен… Ее уже, наверное, арестовали.

— Послушайте, приятель, — сказал я шоферу. — Я передумал. Мы, пожалуй, в Джоллу не поедем. Когда будет разворот, поворачивай обратно.

Шофер ничего не сказал, но я заметил, как у него напряглись плечи. Я представил, что он думает обо мне.

Я начал опять скользить по поверхности сна. Миссис Нильсен ловким движением вытаскивала из-под пледа свой маленький пистолет, подбрасывала в воздух И ловила его. Надо было встряхнуться, потому что я уже забредал в страну сновидений — это я понимал. Я не мог видеть миссис Нильсен в такси. И тем более она сейчас не подбрасывает пистолет. И даже не держит его. Полиция уже допросила ее. Молодой человек… Я увидел ее маленькое, упрямое лицо. Хотел бы я, чтобы у меня был такой дух. И даже не в восемьдесят один год, а сейчас.

Да, они ее уже наверняка допросили. Я представил, как она сидит сейчас одна. Неужели они ее все-таки арестовали?

Она сидела в своем кресле, а кресло бесшумно скользило по бесконечному серому коридору. И от бесконечности и пустынности его щемило сердце. Бедная миссис Нильсен… Вдруг кресло начало тормозить. Я открыл глаза. Справа у обочины стояла полицейская машина с вращающимся маячком на крыше, и около нее полицейский с сигаретой в губах.

Я не сразу сообразил, что происходит, но, прежде чем я отдал себе отчет в ситуации, я уже с силой упер ствол пистолета в спину шофера.

— Он стреляет, — тихо сказал я.

Машина начала набирать скорость, и полицейский остался позади. Удивительно все-таки многообразно применение пистолета. Кто бы мог подумать, что он такой хороший акселератор.

— Следующий раз он может выстрелить, — предупредил я шофера. — Рассказать вам, что делает пуля, попадая в тело шофера такси? О, это очень интересно. Вначале она…

— Я ничего не хотел…

— Ну. конечно, — сказал я, — вы ничего не хотели. Вы хотели только спросить у него, в чем смысл жизни. Да? При знайтесь?

— Чего вы от меня хотите? — захныкал шофер плаксивым голосом. — Что за проклятая работа….. Люди, люди, спешка, злость, грязь, крик, суета… Господи, сделай так, чтобы не было людей с их злобой…

— А вы хотели сплавить меня полицейскому из-за избытка душевной щедрости? Или чтобы одним человеком меньше было?

— Оставьте меня, не мучьте! Не мучьте меня за какие-то паршивые полсотни. Я остановлю машину. Вылезайте, не мучьте меня! Хватит, я устал, и больше не могу жить так!

— Я уважаю ваше право на истерику, — сказал я. — Это святое право человека. Но вам придется возить меня до десяти часов утра. И не вопите так! Если вы устали, можете остановиться на площадке отдыха и отдохнуть. Но только там, где нет полицейского.

Мы вскоре нашли площадку, постояли молча, снова двинулись в путь. Снова стояли. Шофер молчал. Что-то в нем сломалось. Мне стало жаль его. И себя. И миссис Нильсен. И Одри.

Я вылез из такси в половине десятого. На счетчике было сто двадцать семь НД. Я положил на сиденье три бумажки по пятьдесят.

— Прощайте, — сказал я.

Шофер ничего не ответил. У него не было даже сил взять деньги, и он только тупо смотрел на них.

Я медленно пошел по Мажестик-стрит. В отличие от шофера такси я был рад толпе. Толпа была защитой. Гарантией от выстрела при попытке к бегству. Я зашел в кафетерий, выпил две чашки кофе и съел бутерброд. Было без пяти минут десять.

Я пошел к отелю. Тим уже ждал меня. С ним было два человека. Один доставал из кожаного саквояжа камеру. Другой открывал заднюю дверцу фургончика с эмблемой телевизионной компании, принадлежащей газете. Он вытащил маленькую телекамеру и присоединил ее к кабелю.

Я подмигнул Тиму. Он мне. Я посмотрел на часы. Ровно десять. Неужели мой друг Розен не появится? Тим вопросительно посмотрел на меня. Я едва заметно пожал плечами. Два мальчугана остановились и стали смотреть на человека с телекамерой. Сомневаюсь, чтобы они когда-нибудь видели живую корову, но марку телекамеры они определяли за полмили. Три минуты одиннадцатого. Я увидел, как Херб Розен переходил улицу. Боже правый, каждый раз, когда я вижу его, я поражаюсь его размерам. При более экономном творце из него бы вполне вышло два нормальных полицейских. Или три адвоката.

— Мистер Розен, — крикнул я, и он повернулся ко мне. Молодец, изумление на его лице было почти неподдельным. — Мистер Розен, это судьба…

Он двинулся ко мне почти бегом. Он должен был арестовать меня.

— Мистер Розен, я как раз хотел отдать себя в руки полиции.

— Язон Рондол, вы арестованы. Обвинение будет предъявлено вам в полицейском управлении.

— Прекрасно. Спасибо большое. Надеюсь, вы отметите, что я сдался добровольно?

Только сейчас Розен заметил, что мы оба стоим под объективом телекамеры. Вокруг собралась уже целая толпа. Он пожал плечами.

— Да, разумеется. И надо сказать, Рондол, вы правильно сделали. Руки, пожалуйста.