— Так а как занятия? Многое я пропустила?

Эта тема вдохновляла Мирту явно гораздо меньше.

— Да ничего ты не пропустила, — отмахнулась она. — Какая тут скука смертная, ты даже не представляешь! Как-будто одни сонные мухи преподают другим сонным мухам. Причем не магию, а занудство. Ничего завтра сама все увидишь.

Оставалось лишь надеяться, что все же Мирта преувеличивает. И засыпая, я с надеждой подумала, что вот-вот все встанет на свои места. Я там, где должна быть.

Увы, как показала наступившая ночь, зря я надеялась на чудо. Оно явно не спешило происходить. И то, что я, наконец-то, оказалась в гильдии, мои чувства никак не изменило. Похоже, эта пытка, которую называли любовью, намеревалась меня мучить и дальше.

Как первое доказательство этого, ночью мне приснился уже ставшим привычным кошмар. Он и так постоянно преследовал меня с момента последней встречи с Дареллом и не покинул даже здесь.

Сон походил на рваное одеяло из лоскутков. Словно кто-то могущественный искромсал мои воспоминания, а потом попытался их соединить, при этом выбросив все самое хорошее и светлое. Обрывки сновидения мелькали один за другим, и в каждом Дарелл меня ненавидел.

Все начиналось с нашей первой встречи дома у моих родителей и заканчивалось последней, когда мир для меня в одно мгновение рухнул. И если наяву такое решение Дарелла было неожиданным, то во сне все получалось закономерным. Он ненавидел меня изначально. За то, что навязали ему в будущие супруги. За то, что я посмела его обмануть. Пусть в его глазах я была все же лучше Уллы, раз он предпочел меня. Но это лишь по принципу «выбрать меньшее из зол». Во сне Дарелл говорил об этом откровенно и безжалостно.

И если все остальные воспоминания сон коверкал, то последнее оставлял неизменным, заставляя меня раз за разом переживать этот жуткий момент. Я поняла, что люблю, я отказалась от заветной мечты ради Дарелла, я вернулась к нему… А в ответ получила лишь ледяное презрение.

Стоит ли говорить, насколько этот кошмар измучивал меня. И если сначала он порождал жалость к самой себе, то неизбежно перерос в ненависть. Нет, я ненавидела не Дарелла. Его я просто не могла возненавидеть, хотя и отчаянно пыталась. Я ненавидела себя. За то проклятое чувство, которое стало для меня таким радостным откровением, а в итоге обернулось сущим проклятием. Да, несмотря ни на что, я любила Дарелла. И за это себя ненавидела.

Вот и в гильдии ничего не изменилось. Даже заветная мечта не смогла перебороть этот ужас последнего времени. Кошмары преследовали меня каждую ночь, словно проверяя, сколько я еще выдержу до того, как все-таки сойду с ума.

Но, к счастью, провидение смилостивилось надо мной, подсказав выход из ситуации.

Это произошло через неделю после того, как я прибыла в гильдию. К тому моменту я уже более-менее вошла в колею учебного процесса и старательно пыталась наверстать упущенное. Даже не ради знаний. А просто для того, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей и снедающей меня тоски.

И вот, состоялась примечательная лекция. Пожилой маг, имя которого я пока не запомнила, пусть и крайне занудно, но поднял до бесценного важную для меня тему.

— Вы знаете, чем маг отличается от обычного человека, кроме владения магией? — говорил он, не спрашивая, а самим своим тоном констатируя, что глупые ученики, естественно, этого не знают. — Маг может управлять самим собой. Этому учились еще наряду с боевой магией. Ведь одним из залогов победы в бою было отсутствие эмоций. Маг может не ведать страха, боли, жалости — да вообще всех чувств и эмоций, которые порою мешают выполнению его цели. И хотя тема нашей сегодняшней лекции исключительно боевая магия, но и кое-какие другие аспекты мы тоже рассмотрим. Итак, — он оглядел внимательным взглядом аудиторию, — кто мне скажет, почему была запрещена боевая магия?

Знали, наверняка, все, но руку поднял лишь долговязый парень с первого ряда. И получив разрешение на ответ, вдохновенно затараторил:

— Боевую магию запретили боги после того, как столкновение враждующих магических кланов во время войны Забвения едва не привело к уничтожению человечества.

— Хорошо, — преподаватель кивнул, — допустим, так. А каким образом этот запрет осуществлялся?

На этот раз желающих отвечать не нашлось. Я тоже ответа не знала. Вообще никогда об этом не задумывалась. Запретили боги и запретили. А все взяли и послушались. Хотя, да, сомнительно, конечно.

Пожилой маг хмьжнул. Мол, так я и знал. Снисходительно пояснил:

— Давайте рассуждать логически. Увы, человеческая сущность такова, что запреты, даже божественные, если и впечатляют, то ненадолго. Само собой, ни один маг не решился бы на ослушание, если бы в тот момент рядом с ним стояли боги и грозно на него взирали. Но любой мог подумать, что какое богам до него дело, они и не заметят ничего. Да и само время сыграло бы свою роль, запрет бы просто забылся, и боевой магией продолжали пользоваться как и раньше. Но боги на то и боги, что гораздо умнее и прозорливее нас. Их запрет облек материальную форму. Теперь любой, кто бы воспользовался боевой магией, подвергался наказанию. С наказанием тоже особо мудрить не стали. Нарушил запрет? Все, умри. Вдобавок еще были уничтожены все трактаты по боевой магии. Так постепенно запрещенное знание исчезло. Не осталось в живых тех, кто когда-то им владел, и новых последователей просто не кому было научить. Теперь единственное, что еще служит нам напоминанием о боевой магии, это посох Севера. Итак, — он снова оглядел будущих магов, — кто знает, что это такое?

На этот раз решила отличиться Мирта. Она подняла руку, и не дожидаясь разрешения на ответ, выпалила:

— Посох Севера принадлежал одному из Адептов и единственный уцелел со времен войны магических кланов.

— Местами верно, только слово «уцелел» все же здесь совсем не подходит, — преподаватель покачал головой. — Адепт, который в летописях упоминается как Север, собственноручно переломил свой посох, запоздало осознав, сколько бед несет боевая магия. Теперь обломок его посоха считается величайшей реликвией и хранится королями Арвидии. Для нас, ныне живущих, это незыблемое напоминание о тех бедах, которые таит запрещенное знание.

Я инстинктивно коснулась невидимого под тканью платья эмельдира. Кулон тут же отозвался умиротворяющим теплом. А ведь по словам травницы Хедды, эмельдиры добывали именно благодаря боевой магии, и ни один из этих хрупких камней просто не сохранился бы до настоящего времени. Но как тогда Дарелл его добыл? Старательно гоня прочь мрачную мысль, что мои размышления на любую тему все равно неуклонно приводят к арвидийскому принцу, я подняла руку. Преподаватель кивнул, давая разрешение, и я тут же спросила:

— А что, если в настоящее время, кто-либо воспользуется боевой магией? Вдруг запрещенное знание все же уцелело, и, допустим, к кому-нибудь в руки попал трактат с его азами. Так что произойдет с таким магом, решись он преступить древний запрет?

— То же, что и раньше, — судя по тону пожилого мага, мой вопрос он счел наиглупейшим. — Хоть тогда, хоть сейчас нарушителя запрета ждет одно — смерть.

— Даже если бы таким нарушителем был представитель королевской семьи? — уточнила я.

— Запрет един для всех. Хоть король, хоть распоследний бедняк — никто не нарушит волю богов. А если и решится на такое, то погибнет, — отрезал преподаватель и уже не так категорично продолжил: — Но все же вы подняли интересную тему. Я как раз хотел об этом рассказать. Запретное знание и вправду существует до сих пор. Но не в виде записей с заклинаниями и тому подобным. Именно обломок посоха Севера еще хранит боевую магию. Дело в том, что переломивший его Адепт сделал это до того, как исчерпал всю мощь артефакта. Но ни один маг, находящийся в своем уме, не рискнет им воспользоваться. Да и просто не сможет. Управлять магическими посохами в свое время могли лишь те, кто обладал исключительной силой. Таких магов попросту не осталось. А даже если и был кто, и умудрился бы к тому же выкрасть реликвию, все равно исход один. Смерть, притом весьма скорая, неизбежна. Боги никогда не забывают своих запретов.