— Потрясающе, — глухо выдохнула я, упершись лбом в стену, — у меня осталась всего неделя нормальной жизни. Слушайте, родители, а вы вообще слышали о таких понятиях как совесть и забота о счастье своего ребенка?

— Элина, прекрати, — сурово пресек мое ехидство отец. — Это вопрос решенный.

От жестоких родителей утешения не ожидалось, так что страдать пришлось в одиночку. В обнимку с подушкой лить горькие слезы обиды на этот жестокий мир. Быть может, получи я отказ из гильдии, все воспринималось хоть и катастрофично, но не до такой степени. А сейчас я чувствовала себя ребенком, у которого перед носом покрутили красивой игрушкой и тут же ее отобрали.

Прошло не меньше двух часов, летний вечер уже погрузил спальню в полумрак, когда у моей мамы все-таки проснулась совесть, и она решила наведаться ко мне.

— Не спишь? — тихо спросила она, заглянув в комнату.

— Сплю, — мрачно ответила я, снова уткнувшись лицом в подушку.

Тяжко вздохнув, мама села на край кровати и, ласково гладя меня по волосам, спросила:

— Милая, что же ты так расстраиваешься?

— Странный вопрос, мам, — у меня вырвался истеричный смешок. — Вы мне всю жизнь испортили — действительно, с чего бы мне расстраиваться? Кто вас вообще просил этот злосчастный договор заключать?

— Но что в этом плохого? — мама упорно меня не понимала. — Мы вообще с твоим отцом познакомились только на нашей свадьбе, но это же не помешало нам счастливо прожить все эти годы. И сейчас ты радоваться должна, а не грустить. Мы ведь часто ездим в столицу, да и с королем у твоего папы дружественные отношения, так что я хорошо знаю Дарелла. Поверь мне, это очень милый и обходительный молодой человек. Притом, довольно симпатичный…

— Как ты сказала, его зовут? — перебила я. Уж что-то мне это имя показалось смутно знакомым.

— Дарелл, — мама довольно улыбнулась, — принц Дарелл.

— Это в каком смысле принц? — я упорно отказывалась верить своим ушам.

— В прямом, Элина, сын короля, — мама не удержалась от смеха.

Я снова уткнулась лицом в подушку. Правда, теперь не с намерением порыдать, а, как вариант, задохнуться и умереть. Принца я не знала и в глаза не видела. На том единственном балу, который мне довелось посетить, он не присутствовал. Да и меня его персона как-то никогда особо не интересовала. Подумаешь, наследный принц, будущий король… Мне политические аспекты смены власти казались чем-то далеким и не суть важным. Наверное, это было неправильным. Зато Мирта не упускала возможности на подобные темы рассуждать. Вообще письма — удобная штука. Пишешь, что хочешь, и никто тебе не возражает. Так что большую часть посланий подруги занимали сплетни о всяких важных персонах, и в частности принц Дарелл фигурировал чаще остальных. Уж не знаю, чем он не угодил Мирте, но иначе, чем «самовлюбленный грубиян» она его не называла. И как-то это уж очень не вязалось с маминым «милый и обходительный». Хотя ничего удивительного. Моя мама крайне добрая и наивная, поэтому в людях совершенно не разбирается.

— А сам-то принц в курсе такого счастья? — я села на кровати.

Воображение мне тут же нарисовало некоего абстрактного юношу, который так же как я ревет в подушку. Вокруг кровати топчется растерянный король, нервно мнет в руках корону и удрученно слушает причитания сына «Ах, за что, отец?! Я не хочу жениться на какой-то там графине из глухомани!».

— Конечно же, в курсе, — прервала мама поток моих мыслей. — И, думаю, уже давно. Причем относится к этому совершенно спокойно.

— Это, может, он на людях спокойно. Или он ненормальный. Потому что нормальный бы человек отреагировал точно так же как и я.

Не знаю чем, но маму мои слова насмешили.

— Элина, вот сама и увидишь, нормальный он или нет. Дарелл уже через два дня будет здесь.

— Зачем? — запаниковала я.

— Как это зачем? — мама всплеснула руками. — За тобой приедет.

— А если я ему не понравлюсь, договор ведь будет расторгнут? — во мне затеплилась робкая надежда. Которую добрая мама тут же убила.

— Нет, милая, ни ты, ни он не вправе отказаться. Считай, это королевский указ. Да и почему ты должна ему не понравиться? Главное, говори поменьше глупостей и не устраивай стихийных бедствий в беседке. Так-то ты у меня умница и красавица, — она ласково взлохматила мне волосы и гордо добавила: — Будущая королева.

— Мама! — взвыла я. запустив и без того многострадальной подушкой в стену. — Не хочу я быть королевой! Я хочу быть магом! Я хочу приносить людям пользу!

— Ох, Элина, — мама устало потерла глаза, — ложись-ка лучше спать. Надеюсь, завтра ты уже не будешь устраивать трагедию на пустом месте.

— Только если вдруг выяснится, что этот ваш принц заблудился по дороге, увяз в каком-нибудь болоте и ближайшие пятьдесят лет за мной не явится.

Мама ничего не ответила, лишь укоризненно покачала головой и вышла из комнаты, оставив меня и дальше предаваться страданиям.

Как ни странно, сон и вправду оказал на меня влияние успокоительное и миролюбивое. С удивлением поняла, что уже даже не желаю принцу героической или не очень смерти. В конце концов, он ведь не виноват, что у нас такие жестокие родители. Вообще, если быть уж совсем честной, девять семей из десяти практиковали именно браки по договоренности. Это считалось вполне нормальным. Да и я не находила в подобном ничего возмутительного, пока такая перспектива не коснулась меня самой. Правда, толку теперь было рассуждать о столь вопиющей несправедливости? Так что, к завтраку я спустилась хоть и мрачная, но вполне спокойная.

— Доброе утро, дорогие мои родители, которые всегда готовы порадовать свое чадо,

— буркнула я, заняв свое место за столом. Злиться на них я уже не злилась, но просто так сдавать свои позиции чисто из вредности не хотелось.

— Доброе утро, Элина, — отца мой выпад вообще не задел. — Как тебе спалось?

Он подал знак, и вокруг стола засуетилась с подносами прислуга, подавая завтрак.

— Замечательно, — я мило улыбнулась, — мне снились мои похороны. Все так плакали, особенно вы с мамой, запоздало поняв, что были ко мне жестоки… — я запнулась, озадачившись, почему стул напротив меня пустует. — А Уллу мы, что, ждать не будем?

— Она сказала, что не голодна, — спокойно ответил отец, снова пропустив мою попытку достучаться до их с мамой совести. Пусть уж изменить уже ничего нельзя, но если бы они сами сожалели о сделанном, мне, может быть, стало бы легче.

Но родители, видимо, жалеть не собирались. Да и у меня уже пропало желание говорить гадости. Так что завтрак прошел в молчании. Правда, мама выглядела немного грустной и уставшей. Причина этого выяснилась ближе к обеду, когда я решила проведать сестру, которая упорно из своей комнаты не выходила.

Вот спрашивается, кто должен был убиваться из-за грядущей свадьбы? Естественно, я. Но по сравнению с реакцией сестры моя вчерашняя истерика больше походила на каменное безразличие.

Улла ревела навзрыд уже несколько часов подряд, если верить маме, которая отговаривала меня к ней идти. Мол, бесполезно. Не знаю, откуда вдруг у моей сестры взялось столько сочувствия к моему горю. Обычно к моей персоне она относилась с завидным равнодушием. И я, конечно же, сочла своим святым долгом ее утешить.

И только в ее комнате, когда в меня полетел довольно увесистый канделябр вперемежку с проклятиями, я поняла, что Улла в моих утешениях не нуждалась.

— Ты чего? — опешила я, едва успев спрятаться за спинкой кресла.

— Ненавижу тебя, ненавижу! — от ее визга даже оконное стекло задрожало. — Это я должна выйти замуж за принца, а не ты! Ты, что, не могла сделать милость и сдохнуть раньше?!

Да, иногда моя сестра отличалась редкостной добротой. Всему виной вспыльчивость. Я вот вообще не сомневалась, что на самом деле Улла так не думала, это все эмоции. Но в таком состоянии, конечно, бесполезно было ей что-то доказывать. Я быстро выскользнула из ее комнаты, так что полетевшее мне вслед настольное зеркало уже врезалось в закрывшуюся дверь.